Он должен умереть, думал Президент. Потому что сегодня он не оставил мне выбора. Потому что он опасен. И не только для меня, он опасен для государства. Он должен умереть. И он умрет.

Президент повернулся к своему Советнику, молча дожидавшемуся высокого решения за его спиной.

— Передайте полковнику, — помедлив, сказал Президент, — что затягивать больше нельзя; с Поджигателем пора кончать.

Советник понимающе кивнул. Не задерживаясь более, он пошел отправить в Петербург срочную телеграмму. Телеграмма должна была содержать одно только слово: «ДА».

Первое, что я сделал, когда мы вернулись на проспект Энгельса, это забрался под душ. И долго стоял там, меняя нагрев упругой струи от обжигающе горячей до обжигающе холодной и процедурой этой окончательно изгоняя из тела последние воспоминания о перенесенной боли.

Третья сила, размышлял я, стоя под потоком. Третья сила. Первая, значит, мы, вторая — Герострат и теперь вот третья… В мае мне было безразлично, сколько стратегов устроилось за шахматной доской. Я обходил и обошел в результате их всех, но теперь…

Третья сила. Кто они? Что они? Можно ли бороться с ними, если они располагают подобной мощью? Можно ли победить, корчась от боли?..

Я оделся во все свежее и прошел в гостиную. Там было накурено так, что хоть топор вешай. Сифоров, Марина, двое бойцов невидимого фронта тянули в компании одну за другой, нервно гася в переполненной пепельнице огромные окурки и тут же закуривая по новой. О том, что капля никотина убивает и лошадь, здесь, безусловно, позабыли.

Устроившись в свободном кресле, я присоединился к компании.

Сифоров пребывал в унынии. Беспросветном и окончательном.

Видно, появление на арене боевых действий самых настоящих психотронных генераторов во всей их красе и мощи перепутало и его планы. Да, потеря четырех «языков» при подобном раскладе — удар не из легких. Было от чего впасть в уныние. В беспросветное и окончательное.

Третья сила — надо же! Кто мог ее вмешательства ожидать?

— Так, — сказала Марина и эти трое: Сифоров и бойцы — с надеждой на нее посмотрели. — Задача в первую очередь ваша установить, кто помимо Центра занимался разработкой психотронных генераторов большой мощности?

— Над этим уже работают, — с ноткой разочарования в голосе проинформировал нас Сифоров. — Но когда мы получим ответ — неизвестно.

— Во-вторых, — не поведя бровью, продолжила Марина, — шлемы. Насколько известно мне, ваш Центр занимался защитой от психотронных воздействий, но не успешно. Тема была признана несвоевременной; разработки по ней законсервированы на неопределенный срок. А наши сегодняшние — назовем их «визитеры» — благодаря шлемам совершенно свободно чувствовали себя в поле излучения. Следовательно, шлемы — это защита. И защита чрезвычайно эффективная. Так вот, нужно искать вам не только того, кто способен на современном этапе создать генераторы большой мощности, но прежде всего того, кто сумел обойти проблемы, вставшие перед разработчиками из вашего Центра. Того, кто сумел создать действительно эффективную защиту.

Я внимательно слушал ее и тут меня осенило.

— Тогда получается, что это все-таки ТРЕТЬЯ сила, — вставил я. — И Герострат тут не при чем, ведь он использует только разработки Центра.

— Верно, — одобрила мое умозаключение Марина. — Это ТРЕТЬЯ сила, и нам в наших расчетах теперь придется учитывать ее. Тем более, что находится она в более выгодных условиях. В распоряжении силы этой четверка охранников арсенала Своры, неизвестные нам материалы.

— Какова их цель — вот вопрос, — заметил Сифоров.

— Их цель сходна с нашей, — спокойно отвечала Марина. — Герострат. Он нужен им точно так же, как нужен нам.

— Конкурирующая организация?

Я невольно улыбнулся: последняя фраза, как из бессмертной саги о великом комбинаторе.

— Примерно так, — не уловив юмора, согласилась Марина. — И тут возможны варианты: или будучи на свободе может он стать помехой для них, или же они сами претендуют на право называться единственной конторой, которая располагает всеми наработками Центра. И в том, и в другом случае встаем у них на пути мы, и они, будем думать, не пожалеют сил для того, чтобы нас обойти.

— Но кто они? Кто? — вопрошал Сифоров.

— Вам лучше знать, — Марина пожала плечами. — Это страна ваша, ваши сложности.

— Оставим пока, — предложил Сифоров. — В конце концов, можно до вечера обсуждать новые проблемы, но ни шаг нас это не приблизит к их решению. Давайте лучше отрабатывать то, что у нас с вами есть. Точнее, то, что у нас еще осталось. Если вот еще раз пройтись по третьему ассоциативному уровню, что-нибудь нам это даст?

— Вы имеете в виду нашего подопечного категории Би? Теперь работать будет труднее с ним. Но попробовать стоит.

— Тогда попробуем, — вздохнув тяжело, Сифоров встал.

Сопровождаемый бойцами он на четверть часа покинул квартиру — в это время Марина занималась подготовкой своего устройства к очередной процедуре — и вернулся уже с плененным парнишкой.

Наручники с последнего сняли, и он шел, опустив безвольно руки, подталкиваемый бойцами, как сомнамбула, с пустыми глазами, и слюна тонкой блестящей струйкой вытекала у него из уголка губ. Ничего не осталось в нем от человека разумного, и теперь я мог его только жалеть.

Ненавидеть можно существо мыслящее, но не пустое место, каким его сделали.

И еще я подумал, с сочувствием глядя на него, что такая участь, пожалуй, пострашнее смерти, и врагу не пожелаешь оказаться на месте этого несчастного парня.

Процедура теперь казалась знакомой: наушники, сосредоточенная работа с верньерами, установка рабочих параметров. Наконец Марина кивнула, отступая в сторону, и Сифоров повел допрос.

— Герострат, Герострат, Герострат, — твердил он на разные лады, вызывая из памяти парнишки ассоциативные цепочки, связанные с этим именем.

Парнишка реагировал, отвечал уже известными нам рядами образов, но как-то заторможено, выговаривая слова с трудом. Нащупать новую цепочку у Сифорова никак не получалось. Раздражаясь от этого все больше и больше, он скоро почти кричал на пленного, что удивило меня, так как я впервые наблюдал приступ настоящей злости у нашего неистового капитана, который всегда до того казался образцом выдержки и хладнокровия.

Урезонила Сифорова Марина:

— Успокойтесь, — сказала она ему мягко. — Крик вам ничего не даст. Для него безразлично, произносите вы свои вопросы громко или шепотом: не в том состоянии он, чтобы замечать разницу.

Сифоров шумно задышал ртом, пытаясь успокоиться. Это у него получилось, и через минуту он уже спрашивал Марину ровным нормальным голосом:

— Может быть, попробуем новый уровень? Четвертый или пятый — какие там есть? Что посоветуете?

— Предупреждаю еще раз я, — терпеливо объясняла Марина, — на более высоких уровнях уже можно встретить более развитые программные системы. Как правило, с защитой. Любой неосторожный шаг, и мы потеряем свидетеля.

— Но обращение к этим уровням в случае удачи более продуктивно?

— Без сомнения.

— Велики ли шансы удачи?

— Один против десяти.

— Рискнем, — помолчав, решился Сифоров. — Начинайте, Марина. Под мою ответственность.

Интересно, подумал я, а в мае он рискнул бы совершить поступок под свою ответственность? Хотя уровень ответственности зависит, конечно же, и от количества полномочий: в одной ситуации легко принять на себя ответственность, в другой — сложнее. Уж что-что, а это мне в голову вдолбили на уровне инстинкта — чувствовать пределы полномочий: слишком громко отзывался каждый наш шаг на «горячих» территориях, а быть тем самым стрелочником в разного рода сомнительных делах не очень-то хотелось. Но Сифоров сегодня пошел на риск: значит, имел надежные тылы.

Так я размышлял, наблюдая подготовку Марины к инициации очередного «уровня» подсознания нашего пленного. Внешне на парнишке никак это не отражалось, лишь только в последний момент, перед тем, как Марина объявила состояние готовности, он вдруг качнулся вперед и крепко вцепился побелевшими пальцами в мягкие подлокотники кресла.