В своих поздних произведения Верн тоже это почувствовал. В романе "В погоне за метеором" он выдвинул, например, чисто уэллсову "невозможную" идею антитяготения. Она и по сей день спорна, но зато была высказана за десятки лет до того, как природа тяготения привлекла внимание ученых. Атомное оружие, описанное Уэллсом в романе "Освобожденный мир" накануне первой мировой войны, имеет мало общего с современной атомной бомбой, но зато мысль об использовании внутриатомных сил высказана была задолго до ее осуществления, и главное даже не то, что раньше, а что было высказано принципиально новое соображение об овладении силами природы.

2

Отношения художественной фантазии с наукой не укладываются в простую "доводку" научной гипотезы: научно-фантастическая идея является и художественной условностью. Фантаст добивается правдоподобия не только тем, что обставляет свою гипотезу реальными бытовыми деталями; это только один и, на наш взгляд, не главный путь. Другой и более важный, - когда "невозможный" вымысел опирается на внешне правдоподобный, хотя последний бывает порой не менее фантастичным. То, что Верн отправил своих героев на Луну в пушечном ядре, приводят как классический пример исторической ограниченности фантазии писателя. Но есть другая сторона дела. В книге "Герберт Уэллс" (1963) Ю.Кагарлицкий предположил, что Верн, возможно, догадывался о нереальности пушки для космического путешествия, но все же выбрал этот вариант в расчете на иллюзии читателя. Трудно согласиться, что бы Верн, проверявший свои фантазии математическими выкладками и в романе "Вверх дном" высмеявший ошибки "поэтов артиллерии", пытавшихся повернуть земную ось с помощью гигантской пушки, не учел той простой вещи, что развиваемые пушечным ядром скорости недостаточны для преодоления земного притяжения.

Зато Верн несомненно хорошо знал своего читателя. XIX век жил в мире расширяющихся масштабов, и верилось, что именно пушка, а не что-то другое (Верн предусмотрел ведь и небольшие ракеты для коррекции орбиты своего космического снаряда), способна забросить ядро куда угодно - дело только в размерах. Верн и использовал этот предрассудок, чтобы правдоподобно - для читателя - мотивировать сюжет.

Условно-фантастическая посылка позволила ему развернуть картины космоса, изложить астрономические сведения и т.д. - словом, осуществить ту популяризаторскую задачу, которая с легкой руки Верна надолго сделалась для научной фантастики традиционной. Внешне правдоподобная, но физически ошибочная идея выполнила роль ракеты-носителя последней, "рабочей" ступени замысла, а она может быть и научной и вненаучной, фантастической и реалистической, возможной и "невозможной".

Научная фантастика - сложный и зачастую противоречивый сплав. Научная правда занимает в нем по меньшей мере не главное место. Фантаст неизбежно отступает от научной правды и тогда, когда добросовестно пытается угадать будущие открытия, и тогда, когда, как художник, обставляет их заведомо условным вымыслом.

Интересно, что и условные допущения, призванные выполнить, казалось бы, только художественно-психологическую задачу, со временем тоже нередко оправдываются - переходят на уровень научно- фантастических и даже реальных проектов. И это понятно: ведь условность в научной фантастике не должна быть ниже уровня научного мышления. Теперь вновь обсуждается пушечный вариант преодоления земного тяготения. Правда, не совсем по Верну. Если снаряд несет в себе в себе вложенные друг в друга, наподобие матрешек, пушечные стволы, то скорости "матрешек", выстреливаемых одна из другой, сложатся и может быть развита космическая скорость. К пушке был применен принцип сложения скоростей, найденный К.Циолковским для составной ракеты. Ошибочная или условно научная (в данном случае это неважно), фантастическая идея на новом уровне техники обернулась реальной инженерной задачей. Сработал сформулированный Верном закон фантастики: все, что человек способен представить в своем воображении, другие сумеют претворить в жизнь.

А жабры беляевского Ихтиандра? До пересадки акульих жабр человеку еще далеко, да и вряд ли до этого дойдет дело. Но уже осуществлена пересадка сердца. Прогноз пересадки органов как общая задача (напомним: фантастическая идея метафорична) сделан был очень прозорливо. А с другой стороны, уже испытаны механические "жабры", отфильтровывающие растворенный в воде воздух. Идея осуществилась иным путем.

На "жюль-верновском" этапе предвиденье включалось в познавательное содержание. Иногда даже научно- фантастическую литературу сводили к своеобразной науке предвиденья в художественном изложении. Затем фантастический элемент понят был более широко - в русле поэтизации науки и техники, как школа романтики. Одновременно научно-фантастические идеи использовались для мотивировки социально фантастических сюжетов. В наше время прогностическая функция осуществляяется в более универсальном качестве: прогноз затрагивает и художественную форму, вплоть до структуры образа и стилистики. Наряду с содержанием поэтика тоже включается в научно-логическую систему научной фантастики.

3

В своих предвосхищениях научная фантастика не владела каким-то философским камнем. Просто она шла несколько иным путем, чем наука. Последовательно-логическое движение научной мысли со ступени на ступень научная фантастика дополнила свободной художественной ассоциацией (которая, впрочем, присуща и научному мышлению, хотя и не совсем "законно"). Художественная же логика не затруднялась ставить задачи, которые невозможно было решить научными методами (поэтому-то они и оказывались забытыми в "запасниках" науки), и сама их постановка помогала искать принципиально новые пути.

Научно-фантастическая литература не изобрела предвиденья - она лишь обособила и развила его элементы, присущие почти любой науке, дополнив и объединив их художественной фантазией. С другой стороны, тем самым была придана большая строгость художественной фантазии. Специфика научной фантастики прежде всего в этой интеграции методов, а не в том, что она включила в себя научный материал и направила предвиденья на науку и технику.

Научная фантастика по сей день сохраняет промежуточную или, точнее сказать, двойную природу, ибо наряду с научным мышлением включает отличное от него художественное (хотя уже есть тенденция к их сближению). И как раз прогностическая функция, которая выводит ее как из художественного познания, так и из научного, в то же время связывает с тем и другим.

Ни один род человеческой деятельности - наука, практика или искусство - не ставил своей прямой задачей приподнять завесу грядущего. А ведь в этом - сущность познания. Только предвидя будущее, можно переделать настоящее. Предвиденье на девять десятых объясняет популярность фантастики во все времена. А с того момента, как она стала поэтическим спутником науки, фантастика приобрела качество, которого не имела и не может иметь родственная ей волшебная сказка - коэффициент достоверности.

Марксизм впервые достоверно предсказал общие тенденции развития общества. Но во времена К.Маркса, Ф.Энгельса и В.И.Ленина наука не могла еще достаточно точно прогнозировать конкретные явления. (Не случайно классики марксизма отвергали детальную регламентацию будущего). Конкретное прогнозирование, в том числе социальных явлений, как отрасль науки сложилось сравнительно недавно. Научно- фантастическая литература поэтизирует возможность управлять будущим и в то же время является массовой формой практического прогнозирования - как бы всенародной Академией пределов знания, которую придумал И.Ефремов в романе "Туманность Андромеды".

За сто с лишним лет (считая с первых романов Жюля Верна) научная фантастика выработала довольно совершенный инструмент предвиденья. Он представляет особый интерес для моделирования внутреннего мира человека и человеческих отношений, и не только в научной фантастике, так как прогнозирование вместе с другими элементами научного мышления проникает в методологию искусства в целом.