Он обернулся, и на мгновение Деборе показалось, что она лишилась не только дара речи, но и способности мыслить.

Перед нею стоял светский щеголь. Даже в Айлэм доходили слухи о франтоватых, экстравагантных мужчинах, которыми был полон Лондон. Всякий молодой человек в Долине с претензией на модный стиль тщательно копировал их небрежную манеру одеваться. Но джентльмен в гостиной мисс Чалмерс был настоящим.

Его костюм был сшит из тончайшей материи и очень шел ему, подчеркивая достоинства фигуры… как и бриджи из оленьей кожи для верховой езды. Сапоги его были столь тщательно начищены, что в них отражались языки пламени в камине, а кажущийся небрежным узел галстука мог завязать только мужчина, хорошо знающий, что делает.

Самое же невероятное заключалось в том, что шириной плеч под темно-синей тканью сюртука он превосходил кузнеца Кевина. А мускулистые ноги выглядели сильнее, чем у Дэвида, конюшего баронессы Алодии. Это были ноги человека, привычного к верховой езде. Такими они бывают у тех, кто с детства уверенно сидит в седле.

Кроме того, он был намного привлекательнее Кевина и Дэвида, вместе взятых.

Впрочем, его нельзя было назвать красавцем в классическом смысле этого слова. Но не заметить его, особенно женщине, было невозможно. Темные ресницы обрамляли глаза – такие голубые, что они казались почти черными. Густые брови придавали его лицу упрямое выражение, свидетельствуя о недюжинном характере, равно как и выдающаяся вперед нижняя челюсть. Губы его хотя и были тонкими, но отнюдь не выглядели непривлекательными, совсем наоборот.

И тут он улыбнулся. В голове у Деборы зашумела кровь. Сердце испуганно забилось в груди… и она ощутила, как ее потянуло к нему, между ними установилась невидимая связь, какой она не чувствовала еще ни с одним живым существом.

И он испытал то же самое.

Она поняла без слов, что произвела на незнакомца столь же неизгладимое впечатление. Она видела это в его глазах, в которых вспыхнул неподдельный интерес, и в лукавой улыбке.

Мисс Чалмерс что-то говорила, кажется, представляла их друг другу, но голос ее доносился до Деборы откуда-то издалека.

– … Миссис Персиваль, вдова из Айлэма. А это еще один наш гость, мой добрый знакомый, лорд…

Джентльмен перебил ее:

– Алдерси. Тони Алдерси.

Алдерси. Его имя чудесной мелодией отозвалось у нее в ушах.

– Миссис Персиваль, – любезно сказал он, отвешивая сдержанный поклон. Голос его задел какие-то доселе неведомые струны в ее душе. Сердце ее билось с перебоями. Она не могла говорить. Она едва была в состоянии думать…

И вдруг Дебора сообразила, как ужасно выглядит. Она же похожа на ободранную, мокрую кошку! О чем она только думала, показавшись перед ним в таком виде? Поля ее шляпки безнадежно обвисли, с подола платья капала вода, а руки озябли и покраснели от холода.

Волшебные нити, соединявшие их, лопнули.

Господи, какой же дурой она себя выставила, глядя на него с неприкрытым, пусть и немым обожанием! Она попятилась, подыскивая благовидный предлог, чтобы удалиться, и, споткнувшись, толкнула мисс Чалмерс.

– Прошу прощения! – испуганно воскликнула она, подхватывая хрупкую женщину, которая чуть не упала от неожиданности.

– Все в порядке, милочка, – принялась уверять ее мисс Чалмерс, но Дебора была в ужасе.

– Я такая неловкая! Умоляю вас извинить меня…

Эти слова были адресованы мистеру Алдерси. Собрав остатки достоинства, она развернулась и с размаху налетела прямо на маленький столик.

Стоявшая на нем очаровательная фарфоровая пастушка, опирающаяся на посох, покачнулась. Испуганно вскрикнув, Дебора бросилась вперед, чтобы подхватить ее. Так же поступил и мистер Алдерси.

Они поймали статуэтку одновременно. Руки их соприкоснулись. Время замерло и остановилось.

Если бы сию минуту в комнате прогремел гром и сверкнула молния, Дебора вряд ли обратила бы внимание на столь незначительное явление природы.

Длинные мужские пальцы накрыли ее руку. Ногти у него были коротко подстриженные и ухоженные, а кожа показалась ей восхитительно теплой на ощупь. Дебора медленно подняла голову и обнаружила, что он так низко склонился над ней, что она ощутила его теплое дыхание.

Глаза их встретились. Она не могла оторвать от него взгляда. Ее обуревали самые разнообразные чувства – эротичные, темные, жадные. Такого рода, о которых респектабельная вдова и помыслить не могла. И не должна была.

В его глазах цвета полуночного неба она увидела отражение собственных чувств. Он думал о том же!

Но самое удивительное заключалось в том, что он был практически ее ровесником.

Рука Тони накрыла ладошку миссис Персиваль, и он вдруг ощутил отчетливое и неодолимое желание больше не отпускать ее. Никогда.

Он дремал перед камином, когда до него донесся ее негромкий, музыкальный голос с восхитительным сельским акцентом. И сейчас, глядя в ее теплые, золотисто-коричневые глаза с искорками извечного женского лукавства, он впервые возблагодарил дождь за то, что тот заставил его задержаться.

Перед ним стояла не рафинированная, утонченная английская мисс. Нет, в разрезе ее глаз ощущалось нечто экзотическое, как и в капризно выпяченной нижней губке. Густые нахмуренные брови свидетельствовали о сильной воле, а в высоких скулах безошибочно угадывалась порода. Ему вдруг захотелось, чтобы она сняла промокшую шляпку и позволила полюбоваться своими волосами. Тони казалось, что они должны быть густыми, похожими на иссиня-черный блестящий шелк.

Он испытал мгновенное непреодолимое влечение, какого никогда не чувствовал раньше.

Ему захотелось отправиться с ней в постель. Сейчас же, немедленно, сию минуту. Овладеть ею прямо здесь, на ковре, если потребуется…

Марми, как он называл мисс Чалмерс, свою няню, откашлялась, возвращая его в реальность. Они с миссис Персиваль смотрели друг на друга не отводя глаз, как неразумные щенята.

Ему очень не хотелось отпускать ее, но он нашел в себе силы и убрал руку.

Она растерянно опустила глаза на фарфоровую статуэтку, словно не понимая, как она очутилась у нее в руках.

Он понимал, что она чувствует.

– Очень приятно познакомиться с вами, миссис Персиваль, – любезным тоном сказал он.

На щеках у нее появился легкий румянец, который очень ей шел. Она опустила глаза.

– Мне тоже, сэр. – Она неловко повернулась к Марми. – Простите мою неловкость.

– Вы здесь ни при чем, – поспешила уверить ее Марми, забирая фарфоровую фигурку. – Я уже давно собиралась переставить этот столик. На него не раз натыкались мои постояльцы. Пойдемте, я отведу вас в комнату, где вы сможете снять промокшую одежду и отдохнуть.

Тони с радостью предложил бы свою помощь в деле избавления ее от мокрых вещей. Словно почувствовав, в каком направлении текут его мысли, миссис Персиваль метнула в его сторону испуганный взгляд широко открытых глаз.

Еще никогда и ни к одной женщине он не испытывал такого влечения. На мгновение у него даже перехватило дыхание. А снаружи бушевала непогода, и дождевые капли с грохотом барабанили по крыше и оконным стеклам.

Но здесь, в комнате, Марми разрушила очарование. Она взяла миссис Персиваль за руку и повлекла к двери, где в ожидании дальнейших указаний переминался с ноги на ногу Роальд. Тони смотрел вслед миссис Персиваль, отметив, что она слегка, но очень женственно покачивает бедрами при ходьбе. Он знал, какую комнату выделила ей Марми. На самом верху… рядом с его собственной.

Он всегда заезжал в Дерби, когда направлялся на север, а иногда и на обратном пути. Марми была для него не только няней. Она была гувернанткой, наставницей, а позже стала и его совестью. Родители, которых он лишился в детстве, давно превратились для него в туманные воспоминания. Они приходили и уходили, когда вздумается, а Марми всегда была рядом. Она одна понимала его, как никто другой. И по праву заслужила любовь и привязанность.