Судья Ди медленно кивнул – он тоже обратил на это внимание.
– И я сделал единственно возможный вывод: я сам изменил картину в приступе безумия, о котором даже не помню. Отсюда вытекал и другой, столь же очевидный вывод: больная часть моего мозга надумала убийство Серебряного Лотоса. – Тэн провел рукой по лицу и взглянул на ширму, но тут же отвел глаза. – Эта ширма стала каким-то наваждением, – простонал он. – В последние недели мне несколько раз снилось, что я убиваю жену, – жуткие, удушающие ночные кошмары, от которых я просыпался в холодном поту, но и в минуты пробуждения эта мысль терзала и мучила меня. Ширма начала меня преследовать… Я не мог заставить себя признаться в этом жене. Серебряный Лотос стерпела бы все, но только не то, что я, ее муж, когда-либо смогу поднять на нее руку, – даже в припадке безумия. Да и мне сама мысль об этом разрывала сердце. – Тэн невидящим взглядом уставился в пустоту, но, быстро совладев с волнением, заговорил вполне прозаичным тоном: – Сегодня мы устроили полуденную трапезу на воздухе, в тенистом уголке сада, но жара вокруг показалась мне невыносимо томительной; я ощутил какое-то беспокойство, и вдобавок у меня заболела голова. Я сказал жене, что хочу отдохнуть в кабинете и заодно просмотреть кое-какие документы. Но и там тоже оказалось очень жарко, и я совершенно не мог собраться с мыслями. Тогда я решил присоединиться к жене. – Тэн встал. – Пойдемте, я вам покажу.
Он взял свечу и повел гостя по длинным мудреным переходам на женскую половину, а там, открыв дверь, остановился на пороге и показал Ди первый покой. Справа от входа стоял резной стол для притираний красного дерева с круглым зеркалом из полированного серебра. Слева, напротив еще одной двери, – низкая бамбуковая кровать. Посередине комнаты на полу, выстланном полированной плиткой из красного мрамора, возвышался круглый эбеновый столик с причудливой резьбой.
– На этом столике, – сказал Тэн, —стояла та самая старинная ваза, которую я разбил. Дверь слева ведет во внутренний садик, к пруду с золотыми рыбками. Служанка моей жены всегда спит на этой бамбуковой кровати. А большая, покрытая красным лаком дверь напротив – вход в спальню моей жены. Подождите здесь, прошу вас.
Тэн пересек комнату, достал из-за пазухи замысловатый ключ и открыл красную дверь. Потом, оставив ее приоткрытой, вернулся к гостю.
– Когда я вошел сюда днем, служанка спала на бамбуковой кровати. Последнее, что я помню, – сквозь приоткрытую, как сейчас, дверь видна часть кровати, и Серебряный Лотос, совершенно нагая, крепко спит, лежа на спине, опустив голову на согнутую правую руку, Я любовался ее точеным профилем. Правую ногу она закинула на левую, так что нижняя часть тела была скрыта от моих глаз. Жена распустила длинные косы, которыми так гордилась, и они, словно черное шелковое покрывало, ниспадали с края кровати. Я уже собирался подойти разбудить Серебряный Лотос, но все вокруг внезапно померкло.
Придя в себя, я увидел, что лежу на полу в этой комнате среди черепков разбитой вазы. В глазах стоял туман, голова разрывалась отболи, и мысли путались. Я взглянул на служанку – та продолжала крепко спать. С трудом поднявшись на ноги, я кое-как побрел в спальню. Помню, что сперва я с облегчением подумал, что Серебряный Лотос спит, – она лежала точно так же, как и раньше. Благодарение Небу, мой приступ прошел, не причинив вреда! И только подойдя поближе, я понял, что натворил: в груди жены торчал мой старинный нож, и она была мертва.
Тэн тихо зарыдал, прислонившись к дверному косяку и закрыв лицо руками.
Судья Ди быстро направился в спальню и прежде всего осмотрел широкую кровать, покрытую циновкой, сплетенной из мягкого тростника. Рядом с изголовьем виднелось несколько пятнышек крови. Подняв глаза, судья Ди увидел на стене у окна пустые ножны, подвешенные на шелковом шнуре. Подле них висел великолепный старинный меч в резных бронзовых ножнах и семиструнная лютня. Единственное окно с бамбуковой решеткой, обклеенное плотной белой бумагой, закрывала резная перекладина. Помимо этого в спальне был только чайный столик – прелестная старинная вещица из сандалового дерева с изящной резьбой – и два таких же стула. В углу высились четыре красных кожаных ларя для одежды, сплошь покрытых узором из позолоченных цветов, для каждого времени года – отдельный.
Судья Ди вернулся к Тэну.
– Что вы делали потом? – мягко спросил он.
– Второе ужасное потрясение окончательно лишило меня присутствия духа. Я выбежал из спальни, запер дверь и, сам не помню как, вернулся в кабинет. В тот момент, когда я пытался хоть как-то осмыслить ужасающую действительность, домоправитель доложил о вас…
– Мне очень жаль, что я пришел в такую тягостную для вас минуту! – огорченно пробормотал судья Ди. – Но кто бы мог…
– Я смиренно прошу прощения, что принял вас тогда без должной учтивости. – Правитель уезда Тэн церемонно поклонился. – Может быть, вернемся в кабинет?
Когда они снова сели за чайный столик, Тэн сказал:
– После вашего ухода я кое-как пришел в себя, а потом привычные разбирательства дневного заседания суда чуть-чуть отвлекли меня от случившегося. Речь шла о довольно необычном самоубийстве, и это помогло мне занять голову чем-то другим. В то же время я понимал, какими будут последствия. Правосудие неумолимо. Я должен был безотлагательно ехать в канцелярию округа и сдаться правителю как убийца собственной жены. Но как следовало поступить с телом, что говорить домоправителю и слугам?! И тогда я понял, как мне повезло, что здесь находитесь вы, мой мудрый и доброжелательный собрат. Я приказал начальнику стражи отправиться на постоялый двор и попросить вас прийти. Когда он вернулся с вестью, что вы ушли неизвестно куда, меня охватил ужас. Я очень рассчитывал на ваш приход, а тут… вы ведь могли вернуться наследующий день, а то и вовсе покинуть наш уезд, если возникли какие-то непредвиденные обстоятельства… а мне надо было что-то предпринять немедленно. Слугам надлежало прибрать и проветрить спальню, и домоправитель вот-вот мог попросить ключ… И тогда я решил, что тело надо спрятать. Пока слуги обедали, я побежал в спальню, быстро связал волосы жены, завернул тело в первое попавшееся покрывало и понес через запасный выход на окраину. Вокруг не было ни души. Я незаметно добрался до развалин и положил свою несчастную легкую ношу у болота.