и политических оснований; еще менее возможно их объяснять и выводить из так назы­ваемого общего развития человеческого духа. Корень их заключается в одних только материальных, жизненных отношениях, совокупность которых Гегель, по примеру анг­лийских и французских писателей 18 века, называет «гражданским обществом». Ана­томию же гражданского общества следует искать в политической экономии. Результа­ты, к которым привело меня изучение последней, могут быть кратко формулированы следующим образом. При материальном производстве людям приходится стать в из­вестные отношения друг к другу, в производственные отношения. Последние всегда соответствуют той ступени развития производительности, которою в данное время об­ладают их экономические силы. Совокупность этих производственных отношений об­разует экономическую структуру общества, реальное основание, над которым возвы­шается политическая и юридическая надстройка и которому соответствуют определен­ные формы общественного сознания. Таким образом, производственный порядок обу­словливает социальные, политические и чисто духовные процессы жизни. Их сущест­вование не только не зависит от сознания человека, но, напротив, последнее само от них зависит. Но на известной ступени развития своей производительности силы прихо­дят в столкновение с производственными отношениями людей друг к другу. Вследст­вие этого они начинают противоречить и тому, что служит юридическим выражением производственных отношений, т. е. имущественным порядкам. Тогда производствен­ные отношения перестают соответствовать производительности и начинают ее стес­нять. Отсюда — возникает эпоха общественного переворота. С изменением экономиче­ского основания более или менее медленно или скоро изменяется вся громадная над­стройка, над ним возвышающаяся. При рассмотрении этих переворотов всегда необхо­димо строго различать материальную перемену в условиях производства, которая должна быть естественно-научно констатирована, и перемену в юридических, полити­ческих, религиозных, художественных и

136 В. И. ЛЕНИН

философских, словом — идеологических формах, в которых мысль о столкновении проникает в человеческое сознание и в которых скрытым образом из-за него происхо­дит борьба. Об отдельном человеке мы не судим по тому, что он сам о себе думает; но нельзя также судить и об эпохе переворотов по ее собственному самосознанию. Напро­тив, это самосознание должно быть объяснено из противоречий материальной жизни, из столкновения между условиями производства и условиями производительности... Рассматриваемые в общих чертах азиатские, античные, феодальные и новейшие, бур­жуазные, производственные порядки могут быть рассматриваемы как прогрессивные эпохи в истории экономических формаций общества» .

Уже сама по себе эта идея материализма в социологии была гениальная идея. Разу­меется, пока это была еще только гипотеза, но такая гипотеза, которая впервые созда­вала возможность строго научного отношения к историческим и общественным вопро­сам. До сих пор, не умея спуститься до простейших и таких первоначальных отноше­ний, как производственные, социологи брались прямо за исследование и изучение по­литико-юридических форм, натыкались на факт возникновения этих форм из тех или иных идей человечества в данное время — и останавливались на этом; выходило так, что будто общественные отношения строятся людьми сознательно. Но этот вывод, на­шедший себе полное выражение в идее о Contrat Social³³ (следы которой очень заметны во всех системах утопического социализма), совершенно противоречил всем историче­ским наблюдениям. Никогда этого не было, да и теперь этого нет, чтобы члены обще­ства представляли себе совокупность тех общественных отношений, при которых они живут, как нечто определенное, целостное, проникнутое таким-то началом; напротив, масса прилаживается бессознательно к этим отношениям и до такой степени не имеет представления о них, как об особых исторических общественных отношениях, что, на­пример, объяснение отношений обмена, при которых люди жили многие столетия, бы­ло дано лишь в самое послед-

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 137

нее время. Материализм устранил это противоречие, продолжив анализ глубже, на про­исхождение самих этих общественных идей человека; и его вывод о зависимости хода идей от хода вещей единственно совместим с научной психологией. Далее, еще и с дру­гой стороны, эта гипотеза впервые возвела социологию на степень науки. До сих пор социологи затруднялись отличить в сложной сети общественных явлений важные и не­важные явления (это — корень субъективизма в социологии) и не умели найти объек­тивного критерия для такого разграничения. Материализм дал вполне объективный критерий, выделив производственные отношения, как структуру общества, и дав воз­можность применить к этим отношениям тот общенаучный критерий повторяемости, применимость которого к социологии отрицали субъективисты. Пока они ограничива­лись идеологическими общественными отношениями (т. е. такими, которые, прежде чем им сложиться, проходят через сознание людей), они не могли заметить повторяе­мости и правильности в общественных явлениях разных стран, и их наука в лучшем случае была лишь описанием этих явлений, подбором сырого материала. Анализ мате­риальных общественных отношений (т. е. таких, которые складываются, не проходя через сознание людей: обмениваясь продуктами, люди вступают в производственные отношения, даже и не сознавая, что тут имеется общественное производственное отно­шение) — анализ материальных общественных отношений сразу дал возможность под­метить повторяемость и правильность и обобщить порядки разных стран в одно основ­ное понятие общественной формации. Только такое обобщение и дало возможность перейти от описания (и оценки с точки зрения идеала) общественных явлений к строго научному анализу их, выделяющему, скажем для примера, то, что отличает одну капи­талистическую страну от другой, и исследующему то, что обще всем им.

То есть, разумеется, речь все время идет о сознании общественных отношений и никаких иных.

138 В. И. ЛЕНИН

Наконец, в-третьих, потому еще эта гипотеза впервые создала возможность научной социологии, что только сведение общественных отношений к производственным и этих последних к высоте производительных сил дало твердое основание для представления развития общественных формаций естественно-историческим процессом. А понятно само собой, что без такого воззрения не может быть и общественной науки. (Субъекти­висты, например, признавая законосообразность исторических явлений, не в состоянии, однако, были взглянуть на их эволюцию как на естественно-исторический процесс, — и именно потому, что останавливались на общественных идеях и целях человека, не умея свести этих идей и целей к материальным общественным отношениям.)

Но вот Маркс, высказавший эту гипотезу в 40-х годах, берется за фактическое (это nota bene ) изучение материала. Он берет одну из общественно-экономических форма­ций — систему товарного хозяйства — и на основании гигантской массы данных (ко­торые он изучал не менее 25 лет) дает подробнейший анализ законов функционирова­ния этой формации и развития ее. Этот анализ ограничен одними производственными отношениями между членами общества: не прибегая ни разу для объяснения дела к ка­ким-нибудь моментам, стоящим вне этих производственных отношений, Маркс дает возможность видеть, как развивается товарная организация общественного хозяйства, как превращается она в капиталистическую, создавая антагонистические (в пределах уже производственных отношений) классы буржуазии и пролетариата, как развивает она производительность общественного труда и тем самым вносит такой элемент, ко­торый становится в непримиримое противоречие с основами самой этой капиталисти­ческой организации.

Таков скелет «Капитала». Все дело, однако, в том, что Маркс этим скелетом не удовлетворился, что он одной «экономической теорией» в обычном смысле не ограни­чился, что — объясняя строение и развитие