Между тем моряк за руку подвел девушку к нам.

- Знакомься, Нюрка. Это мои товарищи. Этот вот Андрей. А это Саня. Имей в виду, ребята неплохие.

Нюрка подала нам поочередно руку.

Ее Кратов представил так:

- Девушка, братва, сами видите, ничего себе. Я ее прозвал Белая Головка. - При этом он усмехнулся, довольный изобретенным прозвищем. Мне оно показалось грубым. "Белая головка" - так именовали водку высшего сорта, запечатанную белым сургучом. Почему этим именем надо было окрестить девушку?!

Но сама Нюрка, будто прочитав мои мысли, сообщила:

- Между прочим, меня и папаша так называет. Вы с ним, Паша, как сговорились, - улыбнулась она Кратову.

- Значит, и с папашей твоим найдем общий язык. - Кратов похлопал Нюрку по плечу.

Разговор был прерван командой Сечкина:

- А ну, товарищи женщины, двинулись! По одному... то есть по одной, за направляющим, марш!

Женщины пошли гуськом по кювету за долговязым бойцом. За ними зашагал Сечкин.

- Пойдем и мы, Нюрка, - сказал Кратов, давая понять, что они сами по себе.

- А мы с тобой, Саня, пока горушка прикрывает, пойдем по шоссе, сказал мне Андрей.

Я поднял из кювета чемодан, и мы пошли. За нашей спиной заурчали моторы: с развилки разъезжались машины. Я оглянулся. Лейтенант смотрел нам вслед. Я помахал ему рукой. И он, как мне показалось, обрадованный этим, помахал в ответ.

* * *

Шагая уже по кювету, мы зашли за очередной трамвайный поезд. Андрей остановился и стал смотреть на удалявшуюся от нас группу.

- Ну что творят, что делают! - вырвалось у него.

Женщины недолго шли одна за другой по кювету. Где-то впереди, ближе к Стрельне, часто рвались снаряды и мины. Чаще стали бить с моря корабли. И матери не выдержали, не сдержали своих обещаний. Они не шли, а бежали. Каждая старалась вырваться вперед, обогнать других. Многие бежали правее кювета по траве. Трое или четверо, во главе с женщиной в цветастом платье, то бегом, то шагом спешили по шоссе.

Сечкин и его долговязый товарищ пытались восстановить порядок. Они то забегали вперед, задерживая сильно вырвавшихся, то сгоняли в кювет бегущих по дороге, что-то кричали... Это мало помогало и, пожалуй, создавало еще большую сумятицу.

- Андрей, надо бы помочь этому Сечкину, - предложил я.

- Трудно теперь помочь. Разве что так...

Шведов вскинул винтовку и трижды выстрелил в воздух. Женщины замедлили шаг, многие оглянулись. Шведов погрозил им кулаком и жестами показал, чтобы они спустились в кювет. Сечкин, воспользовавшись моментом, построил их гуськом, и движение пошло в прежнем порядке. Но очень скоро опять началась толчея и женщины снова повыскакивали кто на поле, кто на шоссе. К моменту, когда группа подошла к повороту и стала скрываться с наших глаз, было ясно, что она опять рассыпается в беспорядочную бегущую толпу.

- До добра эти бега не доведут, - сказал Андрей. - Не справиться Сечкину с этой бабьей ротой.

- Так догоним их!

- Этих мамок ничем теперь не удержишь. Не стрелять же в них. Да хоть и стреляй, не остановятся. Неправильно лейтенант сделал. Нельзя было их выпускать.

- Как? - изумился я. - Вы бы их не выпустили?

- Ни под каким видом, - отрезал Андрей.

Вот, оказывается, почему он молчал, когда все другие просили лейтенанта пропустить женщин.

Спорить с Андреем мне сейчас не хотелось, поскольку дело было сделано, женщины шли в Стрельну и уже скрылись за поворотом. Но удивлен я был крайне. Выходит, симпатичный Андрей - сухой, жесткий человек. А Кратов, который мне так не понравился, оказался человеком сердечным. Он жарче всех вступился за несчастных матерей.

Я оглянулся на моряка: как они там с Нюркой?! Но позади нас никого не было видно.

- Наши куда-то подевались, - сказал я безразличным голосом.

- Кто? - Шведов, не оглядываясь, продолжал идти.

- Павел и Нюра.

- Быстро они.

- Что "быстро"?

- Быстро, говорю, они в кусты отправились.

От этих слов на душе стало плохо. Я, конечно, не ребенок. Пашку Кратова я очень даже хорошо понимаю. Но Нюрка! Так сразу, с незнакомым! И притом без всякого стеснения. Знает же, что мы заметим их исчезновение. Нет, все-таки и Кратов хорош! Нашел время!.. Ну, черт с ними! Постараюсь о них не думать, хотя это и нелегко. Буду думать о другом.

- Андрей, побежим, догоним женщин. Поможем Сечкину.

- Бесполезно. Давай лучше покурим.

Мы находились как раз возле трамвайного вагона. Шведов прислонил винтовку к подножке, сел рядом на обочину и протянул мне пачку "Норда".

- Не курю. Бросил.

- Бросил? Ничего, опять закуришь. Может, еще и сегодня.

- Не закурю.

- Ну, тогда погоди, я покурю.

- Все-таки лучше пошли.

- Погоди немного.

Похоже, что Шведов нарочно тянет время. Он явно хочет отстать от группы Сечкина. На меня же нашло упрямство. Я решил во что бы то ни стало нагнать женщин. Мне казалось, что я смогу предохранить их от какой-то опасности. При этом я плохо отдавал себе отчет, что именно я должен делать.

- Ну вот что, Андрей, - сказал я решительно. - Вы тут покурите, раз уж не можете потерпеть, а я пойду. Нельзя оставлять безоружных женщин лицом к лицу с врагом.

- "Лицом к лицу с врагом", - повторил Андрей. - "Безоружных"... Конечно, нехорошо. А у тебя есть оружие? - спросил он вдруг.

- У меня?

- Ну да. Женщины, они безоружные. А чем ты вооружен? Вроде бы только от природы.

Я смущенно молчал.

- Стрелять-то хоть умеешь?

- Из винтовки могу. Обучен.

- Винтовку свою я тебе, положим, не дам. А вот пистолетом могу снабдить на время.

С этими словами Шведов вынул из кобуры и протянул мне черный тяжелый пистолет ТТ.

- Это комиссара нашего полка. Я его в госпиталь сопровождал.

- Спасибо, Андрей, - обрадовался я. - Так в самом деле будет лучше. Пошли!

Я положил пистолет в карман тужурки.

- Погоди! Ты же стрелять из него не умеешь. Надо подучиться. Вон как раз банка подходящая валяется. Беги, посади ее на куст.

Я поднял большую банку из-под консервов и, отбежав метров на пятнадцать, надел ее на высокую ветку.

- Бей, - предложил Андрей, когда я вернулся к трамваю.

Я начал целиться. Под тяжестью пистолета рука качалась, и мушка чертила по небу зигзаги. Наконец я нажал курок, но он не шевельнулся.