К концу осени 1916 года глубины Моонзундского канала, который начали углублять в первый год войны, достигли 30 футов (9 метров). Это позволяло вводить через Моонзунд в Рижский залив линкоры «Слава» и «Гражданин», крейсера. «Гражданин» находился в Моонзунде с осени 1916 года, но его орудия главного калибра стреляли не далее чем на 90–96 кабельтовых. Бой с германскими линкорами-дредноутами «Гражданин» вести не мог. Поэтому в штабе флота решили направить в Рижский залив «Славу» — после модернизации ее 12-дюймовые орудия били на 115–120 кабельтовых. О планах штаба флота стало известно и офицерам, и судовому комитету в начале июня. Реакция матросов была однозначной: мы уже находились под огнем в Рижском заливе, команды остальных линкоров пребывали в безопасности в Гельсингфорсе; настал их черед, а с нас хватит. 13 июня собравшаяся на митинг команда вынесла резолюцию: «Весь личный состав… линейного корабля „Слава“ признает назначение нашего славного корабля с нами вместе в Рижский залив несправедливым ввиду того, что „Слава“ и вся команда защищала Рижские воды 16 месяцев…» [57]

Резолюцию отправили Центробалту на «Виолу». Его члены — большевики не могли с нею согласиться. Разве не понятно, что кайзер и его войска и флот вполне могут оказаться союзниками буржуазного Временного правительства в подавлении революции? Немцев нельзя допустить к Петрограду. Тупиков, Зуев и другие матросы-большевики до хрипоты спорили в кубриках «Славы», объясняли, что по осадке не пройти в Моонзунд не то что дредноутам, даже «Андрею Первозванному» и «Республике». Для них канал углубят только к осени. Если же эти линкоры пройдут в залив Ирбеном, то могут оказаться в мешке. Ведь через Моонзунд им в Финский валив, в случае отступления, не выйти — не позволит осадка.

Доводам офицеров, убеждавших, что приказ надо выполнять, матросы не внимали, а разъяснительная работа большевиков принесла плоды. 24 июня собрание команды приняло новую резолюцию. «Мы, вся команда лин. кор. „Слава“, хотя и считаем, — говорилось в ней, — назначение в Рижский залив несправедливым… мы идем исполнять наш святой долг перед Свободной Родиной и повинуемся воле ЦК (т. е. Центробалта. — С. З.) и Командующего флотом Балтийского моря, а также своих товарищей…»[58]

Выход «Славы» из Лапвика, где стоял линкор, готовясь к переходу в Моонзунд, неожиданно ускорило обострение военно-политической обстановки. В середине августа на государственном совещании в Москве — сборище, контрреволюционном по составу участников, верховный главнокомандующий генерал Корнилов потребовал создания «сильной власти». Выступивший после него казачий генерал Каледин был более откровенен: заявил о необходимости смертной казни, запрещении митингов и собраний, а главное — роспуска Советов как на фронте, так и в тылу…

В интересах контрреволюции было обострить обстановку на фронте, создать кризисную ситуацию. И 21 августа, после прорыва германцев у Икскюля, Корнилов санкционировал предательскую сдачу Риги, хотя полки 12-й армии генерала Парского, латышские полки сражались героически. Теперь можно было ожидать удара германцев на Ревель, к Пскову… Еще четыре дня спустя Корнилов потребовал от председателя Временного правительства Керенского объявления Петрограда на военном положении, отставки самого правительства и передачи ему всей полноты власти. Корнилов приказал двинуть на Петроград конный корпус генерала Крымова с Северного фронта и Кавказский кавалерийский корпус из Финляндии. Самому Керенскому претендент в диктаторы обещал лишь пост министра юстиции…

28 августа состоялось совместное заседание Гельсингфорсского Совета депутатов армии, флота и рабочих, Центробалта и областного совета Финляндии. «…Корнилова, лиц и части, примкнувших к нему, считать изменниками революции и страны и стоящими вне закона»[59], — говорилось в принятой резолюции. Кавказский кавкорпус к Петрограду не пошел… На том же заседании приняли решение назначить на корабли и в части комиссаров. На «Славу» назначили А. И. Туликова — к тому времени он был уже на линкоре.

21 августа командир «Славы» доносил начальнику 2-й бригады линкоров: «На трех буксирах прошел каналом к Шильдау (остров в северной части Моонзунда. — С. З.) и стал на якорь…Проход каналом „Андрея Первозванного“ и „Республики“ считаю невозможным»[60]. Подписывая шифровку, Антонов внимательно взглянул на Галлера: «Лев Михайлович, надеяться нам не на кого. Скорее всего именно „Славе“ придется вести бой с германскими линкорами в Ирбене. Вместе с Церельской батареей…» — «Что ж, Владимир Георгиевич, остается нам одно — выполнить свой долг. Одно меня беспокоит — новобранцев много. Как-то поведут себя под огнем?» Антонов нахмурился. Он вообще не был уверен в своей команде. Раздраженно сказал: «Командой займитесь вы, как старший офицер. Учения, тренировки, боевые расписания — святое ваше дело. Тем более что вы ладите с комитетчиками…»

Проверить, умеет ли «ладить», пришлось через несколько дней. С приходом в Куйваст (Куйвасту) на «Славе» разместился Комитет морских сил Рижского залива, созданный по предложению судовых комитетов и большевистских коллективов. Комитет уполномочил Туликова получить от всех офицеров линкора подпись под резолюцией Центробалта с требованием о переходе власти к Советам и выражением недоверия Временному правительству — союзу «корниловцев и мнимых представителей демократии»[61]. Галлер собрал офицеров в кают-компании, первым поставил свою подпись. Объяснил: подписать необходимо, это выражение лояльности к реальной власти на флоте — Центробалту. Если не подписать — офицерам не будет доверия. Так в бой идти нельзя.

Подписать отказался один офицер — старший инженер-механик капитан 2 ранга Джелепов[62]. Его арестовал судовой комитет и отправил на миноносце в Гельсингфорс. Лев Михайлович был доволен, что обошлось мирно: офицеров удалось убедить солидаризироваться с командой, а комиссара и председателя судового комитета унтер-офицера гальванера Н. Н. Зуева уговорить отправить механика от греха в Гельсингфорс…

«Так в бой идти нельзя…» А пойдет ли в бой команда? Мысли об этом не давали Галлеру покоя. Наконец он не выдержал, спросил у Зуева: кому, как не ему, разрешить сомнения. Ответ получил четкий: это российская контрреволюция не прочь пустить в столицу немцев, чтобы в крови потопить революцию. Матросы будут драться с неприятелем насмерть. Разве гражданин кавторанг не знает историю Парижской коммуны? Рабочие проливали кровь, защищая Париж от тех же германцев и своих корниловцев-версальцев. Понятно? Ленин дал наказ балтийцам: перед немцем не отступать. На «Славе» полтораста членов партии большевиков и еще сколько сочувствующих… Матросы будут сражаться, но ручается ли староф (так сокращенно именовали старших офицеров кораблей. — С. З.) за своих офицеров?

Галлер после этого памятного разговора был уверен в команде, зная — в бой матросы пойдут. Эту уверенность он старался передать всем офицерам. Легче всего, пожалуй, было говорить ему с младшим артиллеристом лейтенантом Ивановым. Вадим Иванович Иванов со своими артиллеристами был близок, в отношениях добрых, дело у него спорилось. С остальными — сложнее, но Галлер не сомневался: офицерский долг выполнит каждый…

Очень нужно было верить в команду, в офицеров. Обстановка, как понимал Галлер, осложнялась с каждым днем. На транспорте «Либава», в штабе начальника морских сил Рижского залива вице-адмирала М. К. Бахирева, он читал разведсводки. Выходило, что противник переводит корабли, в том числе дредноуты и крейсера, из Северного моря в Киль, стягивает транспорта в балтийские порты, в особенности в Либаву и Виндаву. Готовит десантную операцию? Вновь, как и в пятнадцатом году, прорыв через Ирбен в Рижский залив? Высадку на Эзель? Разведка такие варианты предполагала…