Посетив Гельсингфорс, Балтийский порт и Ревель (Таллинн), учебный отряд судов Морского корпуса возвращается в Петербург. Выдержав экзамены, Галлер получает отпускной билет. Первый отпуск — целых 28 дней! Он надевает форму, только что выданную и подогнанную в корпусной швальне, застегивает мундир. Красиво! На рукавах и воротнике бушлата золотые галуны, фуражка-бескозырка с черной лентой, на которой золотыми же буквами — «Морской корпус». Теперь на вокзал, чтобы купить билет до Тифлиса. Он соскучился по родителям, сестрам и брату…

Занятия начались 1 сентября. Галлер с увлечением занимался специальными предметами — навигацией и лоцией, мореходной астрономией, корабельной архитектурой. Преподаватели довольны его успехами и в других науках: высшей математике и сферической тригонометрии, теоретической механике и английском. Кадет Лев Галлер обращает на себя внимание усердием в занятиях, стремлением к глубоким знаниям. Ему же, в свою очередь, нравятся те из преподавателей, кто старается читать курс с привлечением дополнительных материалов. В. И. Сухомель знакомит кадет с началами теории вероятности и ее приложением к артиллерийской стрельбе, корабельный инженер А. П. Шершов (за легкое заикание кадеты дали ему прозвище Чиф-чиф), в прошлом строитель броненосного крейсера «Громобой», делится мыслями о проекте броненосца водоизмещением чуть ли не в два десятка тысяч тонн, признается, что мечтает строить такой броненосец. Он в скором времени действительно станет строителем броненосцев «Андрей Первозванный» и «Император Павел I», которых после спуска на воду отнесут к линкорам.

По субботам и воскресеньям кадет Галлер получает отпуск (нынче бы сказали — увольнение) в город. В сохранившемся в архиве кадетском деле значится, что отпускной билет выписывается ему к дяде, капитану и геодезисту Федору Рихардовичу Паукеру, брату матери. В скромной квартире дяди в Дмитровском переулке, соединяющем Колокольную улицу со Стремянной, его окружает домашнее тепло и внимание. Дядя и тетушка завзятые театралы, и быстро приохочивают племянника к опере и балету. Не беда, что кадетам в Мариинке положено занимать места только на галерке. Там, среди веселых студентов, Льву даже интереснее. Он покорен «Лебединым озером» и с упоением, не один раз, смотрит все четыре картины удивительного балета. Любуется чудесными хороводами белых и черных лебедей, восхищается тридцатью пятью турами Одиллии — Кшесинской и грациозными прыжками Принца — Николая Легата. И всякий раз с восторгом слушает знакомые звуки веселой и вместе с тем чуть щемящей сердце музыки.

Кончается бесконечная петербургская зима, и кадеты вновь отправляются в плавание. Все девяносто два дня летней практики 1903 года на Балтийском море Лев Галлер проводит на «Верном». Скоро он убеждается, что все похоже на прошлогоднее плавание: кадеты ходят по Транзундскому рейду на шлюпках — на веслах и под парусом, участвуют в парусных учениях, когда судно в считанные минуты одевается белопенным полотном. Полезными нужны занятия мореходной астрономией и навигацией, но «Верный», конечно, не боевой корабль. А командир капитан 1 ранга Воеводский «выплавывает» необходимый ценз, чтобы получить очередное звание, ему лень заниматься кадетами. Даже на мостик он поднимается с французским романом в желтой обложке. Хорошо бы пойти в плавание на современных кораблях-броненосцах, крейсерах или миноносцах! Но командир роты полковник по адмиралтейству Анцев успокаивает будущих гардемарин — куда спешить? Все придет в свое время. Издавна принято, что кадеты плавают в кампанию на судах учебного отряда Морского корпуса, и только на них…

Второй учебный год в Морском корпусе Галлер начинает уже в младшем гардемаринском классе. На синей фланелевой рубахе у него теперь погончики с якорем и двумя белыми поперечными нашивками младшего унтер-офицера.

Будущее видится Льву Галлеру предопределенным, ведь все течет по привычному руслу. Ему кажется, что нарушить это течение могут разве что катаклизмы стихии, вроде сильного наводнения в декабре, затопившего на несколько часов улицы Петербурга. Смотреть на ушедшие по самую ось в воду пролетки извозчиков и телеги с набившимися до отказа седоками было даже забавно. Вода тогда вскоре ушла в Неву и каналы, оставив деревянные баржи на Английской набережной…

Ошибался, однако, младший гардемарин, что, впрочем, ему простительно. Но ошибались, как оказалось, и правящие классы России, и сам самодержец, уверенные в незыблемости российских порядков. Империя стремительно приближалась к рубежу грозных социальных бурь. Детонатором стала ненужная и непонятная стране война с далекой Японией.

В конце января Галлер и его товарищи по роте прочитали в газетах о внезапном нападении японских миноносцев на корабли Тихоокеанской эскадры в Порт-Артуре. Занятия отошли на второй план. Обступив корпусных офицеров, гардемарины выспрашивали о подробностях. Но те и сами мало что знали, да и судить о случившемся по первым известиям воздерживались. Лишь лейтенант А. Н. Щеглов, читавший военно-морскую историю, с гневом обронил: «Ведь предупреждал же Степан Осипович Макаров, что опасно держать суда на внешнем рейде Порт-Артура! И еще, зачем, спрашивается, наместнику Алексееву в донесении в Петербург приводить названия поврежденных японскими минами судов, сообщать о характере повреждений? Зачем это донесение печатать в газетах? Японцам-то, их разведке как раз это и нужно знать…»

На следующий день все шесть рот Морского корпуса выстроили вдоль стен столового зала. Гардемарины и кадеты стояли молча, посматривая на модель парусного корабля — подарок Морскому корпусу адмирала П. С. Нахимова. Ждали царя…

Николай II появился в сопровождении генерал-адмирала Алексея Александровича, управляющего Морским министерством адмирала Ф. К. Авелана и свиты. «Дерзкий враг напал на нас…» — так начал царь[4]. Он говорил, что Япония будет наказана, что храбрые русские воины сокрушат неприятеля. Затем старших гардемарин произвели в мичманы. Одним предстояло немедленно отправляться в далекие Порт-Артур и Владивосток, другим — пополнить экипажи спешно достраивающихся броненосцев. Война началась за год до завершения судостроительной программы, в момент, выгодный Японии: ее флот был готов к сражениям и имел численное преимущество перед Тихоокеанской эскадрой русского флота, стоявшей в Порт-Артуре.

Обо всем этом, конечно, не знал младший гардемарин Галлер. Как он завидовал старшим гардемаринам 1-й роты! На полгода раньше стали офицерами! Они-то успеют вступить в бой с японцами. А ему еще почти два года учиться в корпусе. Нет, их роте не успеть выйти на флот, прежде чем разгромят японцев…

Вскоре, однако, стало ясно, что события на Дальнем Востоке развиваются далеко не так, как все ожидали. Никаких побед, напротив, в первые недели войны погибли заградитель «Енисей», крейсера «Боярин» и «Варяг», канонерские лодки «Кореец» и «Сивуч»; близ Владивостока потерпел аварию, выскочив на камни, крейсер «Богатырь»… Дядюшка Оскар пофыркивал: «Плохо, кое-как воюют твои моряки!» Война не перекинулась на Японские острова, как надеялись в петербургском обществе, наоборот, японские армии, высадившись на материк, заняв Корею, все дальше продвигались в Маньчжурии, осадили Порт-Артур. Затонул, подорвавшись на минах, броненосец «Петропавловск», погиб адмирал С. О. Макаров — надежда флота. После битв при Ляояне и Мукдене русские войска отходили «на заранее укрепленные позиции». Бывая в гостях у дядюшек, Галлер внимательно вслушивался в разговоры взрослых. Недовольство чиновного Петербурга находило выход в злословии по адресу царствующего дома, в легком дворянском фрондерстве. Особенно доставалось генерал-адмиралу Алексею Александровичу, прозванному «куском августейшего мяса». Говорили, что он выкинул немалые деньги, и, кажется, казенные, на свою любовницу-итальянку. Флотом «августейший шеф» практически не занимался. «Загубили „Варяг“ — прекрасный крейсер! — возмущался кто-то из гостей. — Неужели вовремя не могли уйти из Чемульпо?! И затопили-то, говорят, на мелком месте. Теперь японцы его поднимут и отремонтируют…» «Как хорошо сказал давным-давно Державин: „О! Жалкий полубог, кто тщетно носит сан: Пред троном он ничто, на троне истукан!“» — говорил другой гость.