– Ладно, земляк, не буду мешать. – Мужик вновь водрузил на плечо свою страшненькую сумку. – За поддержку, значит, спасибо. Может, когда и поквитаемся – сегодня ты наверху, а завтра уже на дне, в дерьме по уши… И наоборот… Колесо-то крутится.

Мужик удалялся, продолжая что-то бормотать – сгорбленный, истоптанный жизнью; жизнь долго и тщательно вытирала об него ноги, оставляя на нем слои грязи, жизнь использовала его как туалетную бумагу – чтобы потом, подтеревшись, выбросить за ненадобностью… А сколько вот таких же подтирок бродит по серым пространствам отчизны… Сергею вспомнился предновогодний день, последний день прошлого года. Мусорные контейнеры напротив его дома и возле них, на грязном снегу – неподвижно лежащий опухший бомж в драном пальто. Безнадежно мертвый. Так и не доживший до Нового года. А дети-попрошайки с голодными глазами… А нищие, сидящие на тротуарах у магазинов… А гармонисты и скрипачи… А… А он сам, Сергей Соколов, дипломированный, блин, юрист! Безработный… Разве такой мир не нуждается в изменении?

Сергей скользнул взглядом по венкам и лентам, перечитал надпись на табличке.

Лондар не терял времени даром, Лондар упорно шел к своей цели. Вернее, к цели жрецов Тартоса. Их программа сработала раньше – и Лондар получил преимущество. И воспользовался этим преимуществом. Почему Светлые послали к Перепутью только восьмерых, а не в десять раз больше, чтобы получилось наверняка? Не смогли отыскать столько подходящих младенцев? Не успели? Этот участок Аэнно внезапно закрылся?

Впрочем, сейчас это было уже не важно. Важно – найти четвертого, необходимого для проведения Ритуала. Как его найти? Не опередил ли их Лондар?

«Внутреннее зрение» включилось без труда, словно Сергей просто открыл некий третий глаз. Струилось зеленое и синее, густое, насыщенное; мерцало фиолетовое; застыло серое… И больше ничего. Надежно был прикрыт защитным куполом оранжевый луч Лондара, и ничем, абсолютно ничем не проявляли себя еще двое.

И вдруг – колыхнулась серая дымка… Словно распахнулись невидимые врата – и хлынул откуда-то из запределья всепоглощающий небесно-голубой свет. Казалось, это изливается на землю само небо – или, наоборот, земная твердь стремительно возносится сквозь небеса – выше, выше – в нездешние невиданные просторы. Сергей не чувствовал собственного тела, он потерял ощущение времени и, не помня себя, устремлялся в беспредельные дали, где занималось, разрасталось золотистое зарево. Какой-то частью своего существа он все-таки понимал, что это не его влечет туда – он только видит картину, открывающуюся другому («Кому? Разве тот, другой, может хоть что-то видеть… там, в толще промерзшей земли?..»); однако чувство сопричастности было столь сильным, что этому чувству не могли противостоять никакие доводы рассудка. Он, Сергей Соколов, плыл в небеса.

«Девятый день… – металось где-то вдали, в закоулках сознания. – Девятый день… В девятый день душа возносится ангелами для поклонения Богу… Девятый день…»

А потом невидимые врата медленно закрылись, иссякла небесная голубизна – и запредельное сменилось привычной плотной тканью бытия, пронизанной пунктирами непрерывно исчезающих в прошлом мгновений. Сергей обнаружил, что стоит, согнувшись, упираясь руками в колени, и у него кружится голова, и слегка шумит в ушах… Нет, не шумит – шуршит, и шорох нарастает, приближаясь откуда-то из-за спины. Он понятия не имел, сколько времени находился во власти открывшегося чужого видения – минуту или десятилетие…

А шорох все приближался и Сергей, наконец, сообразил, что это чьи-то шаги. Он выпрямился, чуть пошатнулся и развернул свое неуклюжее тело, оказавшись теперь спиной к могиле того, чья душа устремилась созерцать нездешние небеса.

Пробираясь параллельными курсами вдоль оградок и памятников, к нему приближались двое крепких парней, одетых если и не в соответствии с последними европейскими или заокеанскими стандартами, то все же гораздо приличнее, чем давешний «дядя Слава». Лица парней сразу не понравились Сергею – такие лица доводилось ему видеть, когда их студенческую группу водили «на практику» на заседания облсуда, – а целеустремленность, с которой парни двигались в его сторону, просто не могла не настораживать.

Сергей окончательно пришел в себя и быстро огляделся – вокруг не было ни души. Только он – и эти двое широкоплечих, с длинными руками, надвигающиеся с неотвратимостью бульдозеров. Или танков. Два низколобых танка, прущие к цели – и негде взять связку гранат…

Подручные Лондара? Наемники? А кто сказал, что Лондар работает в одиночку? Лондар не мог засечь его, Сергея, «накрытого» защитным колпаком, но все-таки напал на след. Знал, что он, Сергей, обязательно доберется до этого кладбища. И не ошибся.

Или все-таки это просто местные любители легкой наживы?

В общем-то, это сейчас не имело для Сергея никакого значения. Он был один против двоих, отрезавших ему путь к автомобилю. Кричать, скорее всего, было бесполезно – живые не услышат, а мертвые если и услышат, то не помогут, потому что не их время… и не их дело, – и убежать тоже вряд ли удастся, не очень-то здесь разбегаешься.

Один из парней пер прямо на Сергея, и в руке у него что-то тускло поблескивало, другой заходил сбоку, на ходу засовывая руку за отворот куртки, во внутренний карман. И не то что связки гранат, не наблюдалось вокруг вообще ничего, чем можно было бы дать отпор – не отмахиваться же могильными венками… Да и разве отмахнешься от таких мордоворотов?..

Ноги Сергея словно приросли к утоптанному снегу, он оцепенело стоял и не знал, что делать. От мысли о том, что сейчас ему, возможно, будут ломать кости – или просто прирежут, – его бросило в жар.

«Должен же быть какой-то выход! Ты же атлант! Ты не такой, как все, у тебя необыкновенные способности!.. Ну же!..»

Он виден зловещие ухмылочки на совсем близких лицах двух наемников Лондара.

«Окружи себя зеркальным коконом, с ног до головы. – Это, кажется, была вовсе не его мысль. – Представь, что перед тобой прозрачная стена. Пройди сквозь нее. Ты сам станешь прозрачным, тебя невозможно будет увидеть».

Сергей не стал анализировать, откуда, от кого могла прийти эта неожиданная подсказка. Зажмурившись, он окутал свое тело толстым зеркальным слоем, представив, как отразились в нем удивленные рожи костоломов. Потом соорудил перед собой стеклянную стену – это была пустая витрина центрального универмага – и, открыв глаза, сделал шаг вперед, почувствовав, как подалось, пропуская его, мягкое стекло. Потом, затаив дыхание, сделал еще два осторожных шага – и остановился.

Парни сошлись метрах в трех перед ним и тупо уставились сквозь него на то место, где он только что стоял. Судя по выражению их лиц, они его не видели.

– Ни хера себе… – озадаченно сказал один из них.

Сергей не дал ему развить тему. Быстро шагнув вперед, он изо всех сил врезал парню ногой в пах. И пока тот сгибался пополам, скрючивался, ловя воздух перекошенным ртом, нанес еще один удар – теперь уже между ног второму.

Парни, подвывая, корчились на снегу, а Сергей быстро шел, почти бежал, к воротам, моля Бога о том, чтобы его «жигуль» оказался цел и невредим – с этих гадов сталось бы!

…И только отъехав от Большой Старицы километров на пять по все так же пустынному шоссе, он вспомнил то, на что не обратил внимания, впопыхах покидая кладбище. В стороне от извивающихся на снегу парней, за могилами, маячил отставной шофер дядя Слава.

Не он ли навел добрых молодцев, соблазнив их рассказом о толстом бумажнике «лоха» – посетителя кладбища и выговорив себе долю за удачную наводку? «Время-то какое страшное – каждый о себе только и печется…» Вот и решил тоже попечься о себе… Или ни при чем здесь бомжара с сумкой, а дело все же в Лондаре?

Но так или иначе – а времена, как ни крути, стояли действительно невеселые…