— Как бы там ни было, Скраивок, мне очень жаль, но мы не можем здесь оставаться, — сказал Вост.

— Неважно, — холодно отозвался Скраивок. — Совершенно неважно.

— Ну, да, ты прав, неважно, — согласился Вост. — Прощай, Скраивок!

Гололит отключился.

Скраивок приказал занять боевые посты на случай, если его бывшие братья вдруг решат напоследок поживиться ресурсами его корабля, хотя, судя по всему, тридцати одного когтя космодесантников было вполне достаточно, чтобы отпугнуть их. Кландр и Вост в свою очередь не стали открывать огонь, скорее чтобы не привлечь к себе внимание равнодушных властителей Соты, нежели из какого-либо чувства преданности. Сопла «Доминуса» и «Удара» раскалились добела, и корабли устремились прочь от кладбища.

Тринадцатый легион был педантичен во всем. Как по расписанию, спустя полчаса они снова сделали то, что обычно делали на Соте, и ожидаемый всплеск энергии захлестнул мир. Он затопил помехами вокс и ослепил астропатов, как и всякий раз до этого. Худо-бедно починенные системы заискрили, тусклые люмосферы на мостике «Темного Принца» замигали.

Поток обжигающего света обрушился на убежище Повелителей Ночи. Линзы Скраивока потемнели, и иллюминатор из бронестекла потемнел еще сильнее, но этого было недостаточно. Он зажмурил глаза. Свет выжигал остаточные образы на его сетчатке, и он не увидел, как корабли Кландра и Воста ворвались в варп.

По крайней мере, им хватило приличия отойти на безопасное расстояние от его корабля.

— И вот остался лишь один я, — выдохнул он.

Остался лишь «Принц» и мертвые корабли, истекавшие в пустоту последними остатками жизни.

От выброса энергии у него слезились глаза, но ему не хватило сил снять шлем и вытереть их.

— Вызывай всех обратно. Я хочу, чтобы корабль был готов к отбытию, как только запустятся двигатели. Пошли солдат на другие корабли. Укомплектуй экипаж нашего судна полностью. Мы отправляемся в одиночку.

— Господин?

— И приведи ко мне Келлендвара, — приказал Скраивок.

Хрантакс замялся.

— Никто не знает, где он, милорд.

— Почему?

— Не углядели.

Скраивок указал бронированным пальцем в Хрантакса.

— Знаешь, если бы ты не носил высший офицерский титул среди всех оставшихся на этом корабле, я бы тебя убил. Ты ведь знаешь это, да?

— Я абсолютно в этом уверен, милорд.

Будь он проклят, думал Скраивок, и будь проклята его дерзость. Будьте прокляты и он, и Келлендвар вместе с ним.

— Просто разыщи Палача. И немедленно приведи его ко мне.

Келлендвар вдавил палец глубже в изувеченное лицо человека. Червь застонал от боли, а по его щеке потекла кровь вперемешку с глазным белком. Другая рука Келлендвара так крепко сжала плечо человека, что его ключица сломалась.

Келлендвар посмотрел на него. Он был так слаб и хрупок.

— Хорошо, что ты не сопротивляешься. Ты принял свою судьбу. Это разумно.

— Пожалуйста, мой господин…прошу вас, — произнес мужчина болезненным шепотом. — Я верно служил Восьмому легиону всю свою жизнь.

— И я не сомневаюсь, ты думаешь, что это несправедливо, — лицо Келлендвара приблизилось к лицу человека. От него пахло кровью, глазной жидкостью, грязью и страхом. Он лишь слегка шевельнул пальцем, и мужчина издал булькающий звук новой агонии. — Не справедливо. Во вселенной вообще нет справедливости. Или ты не согласен?

Единственным ответом был влажный всхлип.

— И все же, скажи мне, где мой брат, и я дам тебе легкую смерть.

По тону Келлендвара можно было догадаться, какой была бы альтернатива.

— Который из братьев, мой господин? — задыхаясь, произнес человек.

Келлендвар изобразил искреннее удивление.

— Мой брат. У меня он только один.

— Я не видел ни одного легионера с тех пор как… как… Пожалуйста, умоляю вас! Отпустите меня!

— Нет. Я же уже сказал, не один из братьев, а мой брат.

Человек закричал.

— Господин, пожалуйста! Пожалуйста! Он сказал, что заживо сдерет с меня кожу, если я расскажу кому-нибудь!

— Я не думаю, что сейчас это большая проблема, а ты?

— Пожалуйста, не надо! Он в Великом Склепе, мой господин!

— Вот видишь, все оказалось не так уж и трудно. Будь благодарен, я смилуюсь над тобой.

Келлендвар надавил сильнее, и задняя стенка глазницы треснула под металлом его перчатки как яичная скорлупа. Человек задрожал и умер, его мозг был раздавлен большим пальцем Келлендвара.

Он сбросил раба на пол, вытер руку об его одежду из грубой ткани и оттащил его к центру коридора. Сняв с креплений топор, который носил за спиной на энергоранце, он активировал его энергетическое поле. Гулкий удар оставил на палубном настиле дымящуюся прореху. Повелитель Ночи взял отрубленную голову человека и стал внимательно ее разглядывать. Он поискал, куда бы ее выставить, и пристроил на сломанную опору люмосферы, после чего отправился в темноту мертвого корабля.

От старых привычек было непросто избавиться.

«Никтон» был самым большим кораблем среди сброда, собравшегося у Соты. Ворвавшись в реальное пространство, он едва смог сбавить ход. Немногим позже его реактор отключился, и корабль погрузился в хаос. На борту находились воины двух рот — Невозможного Рассвета и Глубокой Тьмы. Их вражда переросла в перестрелки, и около сотни Повелителей Ночи пали их жертвами, прежде чем было восстановлено некое подобие порядка, и то лишь благодаря тому, что в точку сбора прибыло еще несколько кораблей. Спустя некоторое время «Никтон» был покинут, а выживший экипаж оставлен умирать во тьме.

Кораблю нужно много времени, чтобы умереть по-настоящему. Могут отказать органы, мозг может угаснуть, но жизнь будет теплиться в мертвом теле до последней клетки. Оказавшиеся в столь затруднительном положении выжившие осваивали свое обиталище, как бактерии в кишках умершего человека.

Великая искусственная звезда в сердце корабля погасла, но во вспомогательных станциях энергия все еще оставалась, и они будут функционировать еще тысячи лет. Множество мелких машин пережили смерть гиганта, и их было достаточно, чтобы поддерживать человеческую жизнь, пусть и на примитивном уровне. Целые поколения мужчин и женщин могли выживать на борту «Никтона», постепенно забывая о вселенной за пределами его корпуса.

Келлендвар скорее слышал рабов, нежели видел их.

Временами они уносились от него торопливыми шагами, как крысы в стенах. Он не пытался передвигаться тише, но и не предпринимал попыток преследовать их.

— Я мог бы вас поймать, крысёныши! — прокричал он. — Знайте об этом!

Его голос эхом прокатился по пустынным залам и помещениям до самых дальних коридоров, где услышать его могли только мертвецы. Рассмеявшись, он двинулся дальше.

Целые секции корабля оказались заблокированы, и Келлендвару много раз приходилось возвращаться назад. Лишь дважды он решался надеть шлем и проложить путь через пустоту. Необозримый простор космоса всегда вызывал у него чувство, близкое к страху. Он был рожден в узких переулках, и ему никогда не нравились открытые пространства.

Внутри корабля воздух был пропитан химическими запахами гари. Его нейроглоттис переваривал их, оставляя тонкое послевкусие тысяч смертей. Он проходил по коридорам, забитым обгоревшими телами. Вывернутые конечности и застывшие в крике лица спрессовались в костлявую массу и выглядели, как неведомый многоногий монстр, нашедший здесь свою смерть.

На третьем перекрестке в главном коридоре он наткнулся на тела боевых братьев. Их броня была разбита попаданиями своих же масс-реактивных снарядов. Он окинул их незаинтересованным взглядом, выискивая тех, кого он мог знать, но из рот, базировавшихся на борту «Никтона», он ни с кем не сражался вместе. Их знаки отличия и боевые трофеи были ему незнакомы.

В одном из огромных атриумов из лопнувших труб водопадами лились вода, охладитель и отходы. Местами отсутствовала искусственная гравитация, и он был вынужден передвигаться размеренным и неуклюжим шагом, примагнитив подошвы к палубе; в других местах царил холод глубокого космоса, сковывавший слоями льда металл и плоть.