— Если ваша голова плохо варит, воспользуйтесь моей. Он подошел к моей машине еще до того, как они вошли сюда. У меня не было повода для их ареста, да я и не собирался этого делать. Он попросил прикурить, а я не видел причины отказать ему. У него было легкое подозрение, но этого было достаточно. Он не стал наклоняться, и мне пришлось высунуться со спичкой из окна.

И он обескураженно поскреб затылок.

— Должно быть, в этот самый момент его сестра и подкралась ко мне сзади.

— Как это — ваша работа закончена? — спросил я. — Они похитили девушку-американку. Это что, не входит в компетенцию службы безопасности?

— Вильгельм Руст мертв. Штрейхеры ускользнули. Я уже передал предварительное сообщение, но сейчас Штрейхеры, скорее всего, уже выехали из Бонна и едут очень быстро. Моей задачей было проследить за вами, когда вы следили за Рустом.

— Штрейхеры хотели опять вывезти его в Восточную Германию. После того, что с ним произошло, они решили захватить девушку. Разве вы не видите, что она может сослужить ту же службу, что и он? Дочь американского майора, убитого при неясных обстоятельствах в Гармише, приезжает в Германию, чтобы отомстить. И она видит — или ее заставят увидеть это коммунисты, после того, как промоют ей мозги, — что ее отец вместе с американцами просто заигрывал с нацистами в Гармише. Вы хотите, чтобы это произошло? Он пожал плечами:

— У вас богатое воображение, Herr Драм. Но не я здесь решаю. Моя задача…

— Ну и помалкивайте, — сказал я. — В конце концов, стоит беспокоиться только о жизни ни в чем не повинной американской девушки.

— Нет, Herr Драм, девушку сюда привели вы, а не я. И до тех пор, пока вы мне не сказали, я и не знал, что Штрейхеры кого-то похитили. Я просто позвонил, чтобы их взяли и допросили, как это обычно делается в связи с убийством.

— Руста? Это сделал его сын. Он, конечно, скажет, что целился во фроляйн Штрейхер.

Я начал подниматься по лестнице. Моя голова болела так, будто я ступал ей, а не ногами.

— Может быть, вам лучше подождать, пока приедет городская полиция? — спросил меня человек Ферге.

— Поеду-ка я лучше к вашему шефу. Он на месте?

Человек Ферге улыбнулся.

— Дневная смена почему-то уверена, что Herr Ферге по ночам спит. Но мы-то знаем, как это обстоит на самом деле. Наверное, все-таки он спит днем, если спит вообще. Передайте ему, что Мюллер остался, пока приедет полиция.

Я кивнул. С лестницы я видел лицо Отто Руста. Он, сидя около тела отца, раздельно и отчетливо заклинал по-немецки:

— Я разыщу их. Отец, я их разыщу. Однако обмякшее и, казалось, лишенное костей тело оставалось бесчувственным. За долгие годы в тюрьме Шпандау Вильгельм Руст утратил свой дух, но он упрямо цеплялся за одну вещь, которая еще оставалась у него — его жизнь. Маленькое движение указательного пальца руки сына лишило его и этого…

На улице шел дождь, дома и улица мокро блестели. Я побрел, надеясь поймать такси. Собственно, никаких претензий к агенту Мюллеру у меня не было. Где бы ни была сейчас Пэтти, это была моя вина.

До здания службы безопасности я шел по мокрым улицам довольно долго Такси мне так и не попалось. Когда я добрался до места, моя голова болела пуще прежнего.

— Давайте-ка все сначала, Herr Драм, — сказал мне Йоахим Ферге. — Но, скорее всего, еще до наступления утра они уже будут на границе, а так как каждый дюйм границы протяженностью в несколько сот миль перекрыть невозможно, то они наверняка переберутся на ту сторону.

— А я-то думал…

— Если вас беспокоит ваше собственное положение, то мы не возлагаем на вас ответственность за происшедшее вчера ночью на Рейне. Вы пытались нам помочь, mein herr, и делали это из добрых побуждений.

Я поморщился. В конце концов, в моей работе, как и в работе Ферге, в счет шел лишь конечный результат.

— А куда они ее повезут? — спросил я.

Ферге, не глядя на меня, только пожал плечами. Он стоял и смотрел на дождь за окном своего кабинета. Мелкие капли призывно барабанили по стеклам. Постояв немного у окна, он вернулся на место.

— Я полагал, что вы хотели лишь найти Сиверинга, — сказал он.

Я закурил сигарету и стал смотреть на него сквозь дым.

— Я не знаю, куда они увезут девушку, мистер Драм. Конечно, и там у нас есть источники. Когда Штрейхеры объявятся, я об этом узнаю.

— Я бы тоже хотел об этом узнать, — сказал я. — И не позднее, чем вы.

Он начал было говорить, но я поднял руку и продолжил:

— Минуту, Ферге. Я знаю, что это мое упущение, и не напоминайте мне об этом. Пэтти Киог сейчас у них в руках…

— Не надо винить в этом себя. Вы же знаете, что брат и сестра Штрейхеры — профессионалы.

Он перебил меня, и я вспылил:

— Черт возьми! Девушка попала в передрягу, и в этом моя вина!

— Ну вот, видите? Я же сказал, что они профессионалы! А что можете противопоставить им вы с вашими эмоциями?

— Что вы намерены делать, чтобы найти Пэтти Киог?

Он нахмурился одними бровями.

— Если вы не удовлетворены нашей работой, — тихо произнес он с ядом в голосе, — то почему бы вам не обратиться с этим вопросом в американское посольство?

Я стоял перед ним, и кровь прилила к моей голове.

— Наверное, я зря трачу свое время, — произнес я.

Он внимательно смотрел на меня. Он был абсолютно спокоен.

— Да, — ответил он.

Я шагнул по направлению к двери.

— Herr Драм, — позвал он.

— Да, — обернулся я.

— Мюллер будет продолжать выполнять свои прежние задачи.

— Ну и что это должно означать, черт возьми?

— Пользуясь вашими словами, это было ваше упущение. В конце концов, вы нашли для нас Вильгельма Руста.

— Боже мой, Мюллеру достаточно было только осведомиться у его сына!

— У сына, да. Но не в Burschenschaft, здесь у нас не было ничего. Давайте, Herr Драм, продолжайте поиски Фреда Сиверинга.

— А как быть с нашей договоренностью?

— Здесь все кончено, но я не исключаю возможности к ней вернуться, если вам удастся что-то сделать.

— К примеру, найти Штрейхеров и заставить их предстать перед судом по обвинению в похищении человека? — предположил я.

— Может быть, и так.

— Я найду для вас Штрейхеров, — пообещал я.

Ферге зашелестел бумагами на своем столе.

— Итак? — произнес я.

Не глядя на меня, он ответил:

— До свидания и желаю удачи, Herr Драм.

В ту ночь я спал плохо и проснулся с тупой болью в затылке. Но уже рано утром я был в редакции боннской газеты «Таймс». Она располагалась неподалеку от улицы Кобленц. Из окна позади стола Бронфенбреннера открывался прекрасный вид на особняки, сады и Рейн. Бронфенбреннер был плотным темноволосым малым лет тридцати с небольшим и с усиками а-ля Гитлер. «Интересно, — подумал я, — сколько таких усиков еще осталось в Германии».

После того, как было выяснено, что мы оба знакомы с Пэтти Киог, я спросил:

— Это вы освещали дело Burschenschaft?

Его английский был столь же плох, как и мой немецкий. Сквозь шум пишущих машинок и звонки телефонов он переспросил:

— Что это биль за дело?

— Штрейхеры, — сказал я.

Он поднял голову, и в его глазах, поначалу выражавших лишь вежливость, засветился интерес.

— Штрейхеры? Ну и что?

Я вытаращился на него:

— Что, фараоны держат карты близко к орденам?

— Ви имейт что-то мне сообщить?

Я немного поразмыслил. Мой счет с Йоахимом Ферге, по крайней мере, на теперешний момент был закрыт. И это было сделано Ферге, а не мной. Кроме этого, я не брал перед Ферге каких-либо обязательств относительно сохранения тайны, хотя он, по-видимому, и хотел бы, чтобы я это сделал. Я сказал:

— Штрейхеры сейчас мчатся на восток. Вы знаете, где они могут быть?

Он зажег очень толстую, ядовито-зеленую сигару и предложил мне такую же. Я ответил, что не курю по утрам, и он заметил:

— Мой друзья в Берлин обично не отказываться. А что?