– Значит, ваш «отдых на Рейне» скрывал совсем иную цель? Кладоискательство? Никогда не могла бы предположить, что столь солидные и образованные господа решатся на авантюру в жюльверновском духе!

– Да, мадам. Весьма многие люди живут мечтами. Свою мы осуществили... И теперь мечта навязчиво преследует нас.

– То, что вы рассказали, настолько... Настолько необычно!

– Вы хотели сказать – фантастично и нереально? Остается лишь сожалеть, что в эпоху просвещения и науки человечество позабыло о своем прошлом. А события минувшего, особенно дурные, имеют свойство повторяться.

– Я раньше слышала много занимательных историй и далеко не каждая оказывалась ложью или была чересчур приукрашена фантазией рассказчиков. Я верю вам, Джералд. Итак, клад, обладающий невероятной ценностью, как в золоте, так и в контексте историческом, у вас в руках и вы сумели вывезти ценности в Республику. Не терзайтесь угрызениями совести – сокровища принадлежат как Германии, так и Франции, при Меровингах и Шарлемане[19] мы были единым государством, говорить о воровстве нелепо.

– Таким образом можно оправдать и мэтра Шлимана... Троянское золото две тысячи с лишком лет назад принадлежало грекам, а не туркам, на чьей территории оно было найдено.

– Это, милорд, малозначащие частности. Я говорю о другом. Рассуждения о сверхъестественном тоже пока оставим... А вот объяснять ваши несчастья в окрестностях Страсбурга происками сил инфернальных, я бы не решилась. Это были люди. Живые люди, с револьверами и четким приказом, который по случайности не был исполнен. Зачем вы обратились к социалистам? Ведь знаете, какова эта публика!

– Мне обещали, что переход через границу будет быстрым, тайным и беспрепятственным! И я заплатил деньги, наконец!

– Забудьте о деньгах, Джералд. Вы их потеряли, но вполне сумеете компенсировать столь невероятные затраты. Любая монетка эпохи Меровингов стоит в двадцать раз дороже номинального веса в золоте. Ваш, отчасти шокирующий, рассказ о «Сионском Приорате», древних рукописях, указавших на клад, возможная связь этого странного аббата с политиками-радикалами? Тут найдется о чем подумать, право... Вывод я могу сделать простой и досадный: вы наступили на ногу не мифическому «Приорату», именем которого вас так напугал аббат Теодор, а запрещенным политическим организациям, имеющим сокрытые от общества в глубокой тени власть и силу. Сумасшедшим, наподобие Робеспьера, способным вновь поставить на Гревскую площадь гильотину ради эфемерного «всеобщего счастья». Демагогам, кучке авантюристов, заботящихся только о собственных амбициях и смущающих ради призрака власти умы простаков. Я читала сочинения мсье Карла Маркса и представляю, каковы будут последствия очередной революции... У господ радикалов нет национальности, вероисповедания, своей страны, для них не существуют границы или моральные барьеры. Два года назад меня пытались шантажировать господа из этого круга, и только мои приятельские отношения с министром Клемансо и городским префектом полиции избавили банк от разорения. Жаль, что государство сумело защитить семью де Монброн лишь частично.

– Частично? Простите, я не совсем понимаю...

– Я обратилась в частные сыскные агентства и к людям, чей образ жизни и действий не одобряется уголовным правом, – поверьте, эти рыцари в лохмотьях куда надежнее любого жандарма. За сравнительно малые деньги я надолго обрела спокойствие. До сегодняшнего дня, милорд. Вы теперь собираетесь уехать в Североамериканские штаты?

– Очень надеюсь...

– Я устрою билеты на пароход как можно быстрее. Робер останется в Париже, мальчик не сумеет за несколько дней оправиться от раны.

– Благодарю, мадам.

– Не за что благодарить, Джералд. С сегодняшнего дня дом будут охранять гораздо бдительнее – полагаю, парижское дно еще не оскудело талантами.

– Мадам, неужели вы действительно прибегаете к услугам человеческого отребья?

– Такова жизнь, сударь. Моя цель – сохранить жизнь себе и сыну, сохранить предприятие и в свое время передать его наследнику. Затраты меня не волнуют, тем более что они оправданы. Между прочим, слышите удар на часах? Ваш золотой поезд прибыл ровно сорок минут назад.

– Посылку примут сотрудники британского посольства, останется лишь забрать ящик и переправить на пароход. На вокзал де ль’Эс отправился мсье О’Донован, проследить.

– Что ж... Идите, Джералд. У меня еще запланировано несколько встреч по делам банка и я буду занята...

Милорд, привычно коснувшись губами тонкой ладони Жюстин де Монброн, молча вышел и побрел к свои комнаты.

«...Ужасающая катастрофа на Восточном вокзале, не виданная доселе в нашей столице, вызвала немыслимую панику среди пассажиров, готовившихся к отъезду в города Германии и Швейцарии. Жандармерия и полиция, как это обычно и случается, не сумели предотвратить давку на выходе из вокзала и лестницах, отчего пострадали несколько дам и малолетних детей, сбитых с ног и затоптанных устрашенной внезапным бедствием публикой. Известно, что в госпиталь „Сен-Антуан“ доставлено множество раненых.

В момент отправления поезда Париж-Базель на железнодорожные пути вокзала под полными парами ворвался курьерский состав, направлявшийся в Париж из Страсбурга и мчавшийся с умопомрачительною быстротой не менее чем в шестьдесят километров в час. Машинист, вероятно, будучи бессознательным (а, возможно, и пьяным), не уменьшил скорости и разогретый паровоз ударился о платформу перрона, после чего раздался невероятной силы взрыв котла локомотива, разрушивший часть ажурной крыши вокзала и поразивший осколками десятки людей.

В клочья был разорван вагон базельского экспресса, стоявшего на соседнем пути, в котором уже находилось большинство купивших билеты пассажиров, рассчитывавших на приятный отдых в курортах альпийской Гельвеции. Счет погибших идет на десятки, среди пострадавших имеются дамы и дети семейств, направлявшихся в Швейцарию.

Подробности необычайного крушения и фотографические картины места трагедии представляются нашим мужественным репортером Клодом Флери и фотографом Валери Руассаком, остававшихся на загроможденном обломками перроне Восточного вокзала вплоть до прибытия двух отрядов конной жандармерии и префекта д’Абевиля...»

(Выдержка из статьи утреннего издания «Journal le Matin», Париж, от 4 апреля 1912 года).

В высшем обществе Будапешта Евангелина Чорваш давно и прочно считалась барышней экстравагантной. Некоторые говорили напрямую – суфражистка, зачитывающаяся сомнительными книгами Эмелин Пенхерст[20] , нарушительница всех возможных правил приличия, «женщина в штанах» и едва ли не социалистка.

Завсегдатаи лучших салонов Буды вздыхали – эта взбалмошная девица производит шума больше, чем полк императорской конной гвардии, проходящий по проспекту Андраши на празднование тезоименитства государя Франца-Иосифа. Такое поведение недопустимо для молодой незамужней девушки!

К двадцати трем годам непоседливая Евангелина успела поучаствовать в экспедиции Амундсена к Южному полюсу (правда, с корабля «Фрам» ее не отпустили и Еве пришлось оставаться на борту вплоть до возвращения отважных путешественников из рискованной экспедиции), годом раньше она стала первой женщиной-воздухоплавателем Империи – отец уступил просьбам возлюбленного чада и приобрел в САСШ биплан изобретения Вилбура Райта. Ева стала звездой первой величины, совершив перелет Вена-Белград и обратно, с посадкой в Будапеште. Газеты верещали от восторга, а почтенные матроны лишь поджимали губы – когда-нибудь эта сумасшедшая свернет себе шею! Куда только смотрит господин Чорваш?