Старик наклонил голову.

— Мы уже дошли до наших охотничьих земель, — продолжал вождь. — Мой брат, Седая Голова, устал от долгой жизни. Ему трудно охотиться за лосями и бизонами. Его место у костра совета.

— Твои слова справедливы, вождь, — отвечал испанец. — Было время, когда я, как и все, живущие в прериях, целые дни охотился, не сходя с полудикого мустанга. Но теперь я уже стар, члены мои потеряли прежнюю гибкость, зрение ослабло, и я не гожусь ни для охоты, ни для битв.

— Хорошо, — сказал Орлиная Голова, выпустив клуб дыма. — Чего же хочет мой брат? Пусть он скажет мне, и желание его будет исполнено.

— Благодарю тебя, вождь, и воспользуюсь твоим предложением. Я был бы очень счастлив, если бы ты дал мне возможность отправиться в какое-нибудь селение людей моего цвета кожи. Я хотел бы провести с ними спокойно те немногие годы, которые мне еще осталось прожить.

— Если брат мой не хочет жить со своими краснокожими друзьями, я исполню его желание. Это можно будет устроить, когда мы придем в поселения моего племени.

Наступило молчание. Старик, думая, что разговор окончен, собирался уйти, но вождь остановил его.

Прошло еще несколько минут. Индеец вытряс пепел из своей трубки, засунул ее за пояс и пристально взглянул на испанца.

— Мой брат очень счастлив, — сказал он. — Хотя ему и пришлось пережить много зим, он совершает свой жизненный путь не один.

— Что ты хочешь сказать? — спросил испанец. — Я не понимаю тебя, вождь.

— У моего отца есть семья.

— Нет, вождь, ты ошибаешься. Я совершенно одинок.

— Как? Разве жена его не с ним?

Грустная улыбка показалась на бледных губах старика.

— У меня нет жены, — отвечал он.

— А эта женщина? — спросил с притворным изумлением Орлиная Голова, показывая на испанку, которая молча стояла рядом со стариком.

— Она — моя госпожа.

— О-о-а! Разве мой брат невольник? — спросил, лукаво Улыбнувшись, индеец.

— Нет, — гордо отвечал старик. — Я не невольник, а верный слуга этой женщины.

Вождь покачал головой и задумался.

Он не понял слов испанца, не мог уяснить себе разницы между положением слуги и раба и, видя, что такая задача ему не по силам, снова поднял голову.

— Хорошо, — сказал он, насмешливо взглянув на старика. — Эта женщина пойдет с моим братом.

— Я был уверен, что вождь согласится на это, — отвечал испанец.

Женщина, до сих пор не произносившая ни слова, сочла, должно быть, нужным вмешаться в разговор.

— От всей души благодарю вождя, — сказала она. — Он очень добр. Не позволит ли он мне попросить его еще об одной милости?

— Мать моя может говорить. Уши мои открыты.

— У меня есть сын, — начала испанка. — Он великий белый охотник и в настоящую минуту находится в прериях. Не согласится ли мой брат оставить нас у себя на несколько дней. Мы, может быть, встретимся с моим сыном. Под его охраной нам нечего будет бояться.

Старик с ужасом взглянул на нее.

— Сеньора, — сказал он по-испански. — Берегитесь, чтобы…

— Замолчи! — гневно перебил его Орлиная Голова. — Зачем брат мой говорит при мне на незнакомом языке? Для того, чтобы я не понял его слов?

— Нет, нет, вождь, — сказал старик, отрицательно покачав головой.

— Так пусть же брат мой не вмешивается и позволит говорить бледнолицей женщине. Она обращается к вождю.

Старик замолчал, но сердце его замерло от страха.

Орлиная Голова знал, кто его пленники, и играл с ними, как кошка с мышью. Обернувшись к женщине, он любезно поклонился ей.

— Так сын моей матери великий охотник? — ласково сказал он, улыбаясь ей. — Тем лучше.

— Да, — горячо отвечала она. — Он один из самых смелых трапперов западных прерий.

— О-о-а! — сказал еще любезнее вождь. — Имя такого славного воина, наверное, произносится с уважением во всех прериях?

Старик чувствовал себя как на угольях, но не знал, что делать. Вождь зорко следил за ним, и он не решался предупредить испанку, чтобы она не произносила имени своего сына.

— Да, он пользуется большой известностью, — отвечала она.

— Таковы все матери! — воскликнул старик. — Им всегда кажется, что их сыновья герои. Он, конечно, прекрасный молодой человек, но ничем не отличается от других. Мой брат, наверное, даже никогда не слышал его имени.

— А почему же знает это мой отец? — спросил, насмешливо улыбнувшись, Орлиная Голова.

— По крайней мере, мне так кажется. А если при моем брате как-нибудь случайно и упоминали его имя, он, конечно, уже забыл его. Если вождь позволит, мы удалимся. Путь был тяжел, ночь уже наступила, и пора отдохнуть.

— Пусть брат мой подождет еще минуту, — спокойно возразил индеец. — Как же зовут славного воина бледнолицых? — спросил он, обращаясь к женщине.

Но та, заметив, что ее верный, преданный слуга боится, чтобы она не назвала имени своего сына, не отвечала. Она чувствовала, что поступила неблагоразумно, и не знала, как исправить свою ошибку.

— Разве мать моя не слышит меня? — снова спросил вождь.

— Зачем моему брату его имя? — отвечала она. — Он, наверное, даже никогда не слышал его. Может быть, вождь позволит мне уйти?

— Сначала мать моя скажет мне имя своего сына! — воскликнул Орлиная Голова, нахмурив брови и топнув ногой.

Приходилось покориться, и старик понял это.

— Мой брат — великий вождь, — сказал он. — Волосы его черны, но он мудр. Я его друг. Он не захочет употребить во зло свою власть и воспользоваться случаем, предавшим в его руки мать врага. Сын этой женщины — Чистое Сердце.

— Я знал это, — отвечал Орлиная Голова. — Почему у бледнолицых два языка и два сердца? Почему стараются они всегда обмануть краснокожих?

— Мы не хотели обмануть тебя, вождь!

— А я спас жизнь моего брата и моей матери. С ними обращались как с друзьями.

— Это правда.

— Так я докажу вам, — сказал, насмешливо улыбнувшись, Орлиная Голова, — что индейцы ничего не забывают и платят добром за зло. Кто нанес мне эту рану? Чистое Сердце! Мы враги. Мать его в моей власти, и я мог бы сейчас же убить ее. Это мое право.

Старик и женщина молча наклонили головы.

— Око за око, зуб за зуб — вот закон прерий, Старый Дуб, — продолжал вождь. — Но я помню нашу прежнюю дружбу и дам моему брату отсрочку. Завтра утром он поедет искать Чистое Сердце и приведет его сюда. Я буду ждать четыре дня. Если же в течение этого срока враг мой не отдастся в мои руки, мать его умрет. Мои молодые воины сожгут ее живьем, и братья мои наделают свистков из ее костей. Можете идти, — я кончил.