Прошло два дня после описанных событий.

Был вечер.

Человек тридцать бродяг собралось на крутом берегу Гумбольдт-ривер во главе с Королем золотых приисков, нашим старым знакомым Пьером.

По его приказу бродяги, несмотря на усталость, быстро спешились и стали рубить деревья для заграждения, чтоб еще лучше укрепить свои позиции.

С того места, где они находились, все вокруг хорошо просматривалось.

Покончив с делами, развели костер и приготовили ужин.

Всем очень хотелось есть, и людям, и лошадям. Они проскакали двенадцать с лишним часов, ни на минуту не останавливаясь.

Разложив на земле плащи, Пьер, Луи, Жанна и Лизбет с наслаждением отдыхали у костра, разведенного в нескольких шагах от наскоро построенного шалаша, ели маисовые лепешки, испеченные в золе бататы, запивая их холодным кофе.

Мужчины, привыкшие к суровой жизни в пустыне, не так устали, как девушки, которые буквально падали от усталости.

Ели все молча, вдруг Пьер в гневе стукнул кулаком по земле.

— Что с вами? — тихо спросила Жанна.

— Презренный я человек, — ответил Пьер, не решаясь взглянуть на девушку. — Самый скверный из всех, когда-либо вступивших в пустыню!

— Презренный? — улыбнулась девушка. — Да за что же вы себя так честите?

— Верно, за самоотверженность? — подхватил Луи. — Или за преданность?

— О какой самоотверженности ты говоришь? — вскричал Пьер.

— О твоей, разумеется! Кто посмеет мне возразить?

— Я посмею, клянусь Богом!

— Почему же?

— Уже два дня мы в дороге, а я не могу сбить со следа чертей, которые за нами гонятся. Я старый лесной всадник. Знаю пустыню! Хочется бороду вырвать от злости! А ведь кажется, сделать это было совсем нетрудно!

— Значит, трудно, раз вам не удалось, мэтр Пьер, — вмешалась тут Лизбет.

— Ведь с нами еще тридцать человек, как скрыть столько следов? — поддержала ее Жанна.

— Это-то меня и бесит, что с нами тридцать смельчаков, а я ничего сделать не смог…

— Как же ничего? — возразила Жанна. — А то, что мы здесь укрепились, несмотря на преследование врага, и провели мормонов, а победа над краснокожими?

— И все же главное — сбить со следа наших врагов, — не свойственным ему резким тоном ответил Пьер.

Луи, никогда не возражавший другу, не выдержал:

— Черт побери! — вскричал он. — Чем ты недоволен, Пьер? Нечего скромничать! Ведь ты сбил их со следа.

Пьер покачал головой.

— Ей-богу, он меня с ума сведет! Судите сами, правду ли я говорю… — обратился Луи к девушкам.

— Не надо ничего объяснять, — перебила его Лизбет. — Я верю вам на слово!

— Спасибо! Но выслушайте все же меня и тогда скажете, есть ли у Пьера хоть малейший повод для беспокойства.

— Говорите! Мы готовы выслушать вас!

— Ну как, скажите на милость, врагам напасть теперь на наш след!

— Луи, вы просто ребенок! — пробормотал Пьер.

— Я вас призываю в свидетели, — обратился Луи к девушкам, — чего мы должны опасаться? Пока мы скачем в Калифорнию, Джое Смит и еще несколько наших друзей увлекают мормонов совсем в другую сторону.

— Допустим! Что дальше?

— Перико оставил их позади себя почти у границы Техаса. Они совершенно не знают, за кем раньше гнаться.

— А за нами разве гонятся? — замирая от страха, спросила Жанна.

— Видимо, гонятся, раз Пьер утверждает.

— Гонятся, — сказал Пьер. — К тому же с примерным упорством.

— Положим, что так. Кто может за нами гнаться? Мормоны? Но Джое Смит взял их на себя. Краснокожие больше не сунутся. Их проучили. Остаются какие-нибудь бродяги.

— Как бы не так! — насмешливо произнес Пьер.

— И мы их легко одолеем.

— Будем надеяться.

— Уж не станешь ли ты отрицать, что позиция наша основательно укреплена и вполне надежна?

— Нет, не стану… Но осторожность никогда не помешает.

— Мы достаточно осторожны. И повода для опасений я не вижу.

— Благодарю тебя, — сказал Пьер, выслушав друга, — и милых девушек тоже, за то, что они в главном не упрекают меня. Ведь я не отыскал еще господина Дюфальга.

— Увы! — прошептала Жанна. — Наша судьба в руках Божьих. Он один в силах спасти нас!

Она опустила голову.

Неожиданно Пьер вздрогнул и знаком велел всем молчать, в глазах его сверкнул огонек. Он услышал легкий шорох, подобный шелесту ветра в листве, лег на землю и весь обратился в слух.

Все переглядывались с беспокойством.

Шорох повторился. Но, кроме Пьера, никто ничего не слышал.

Пьер просиял и вскочил на ноги.

— Сюда! — крикнул он громко. Бродяги поспешили на зов.

— Можете вы пойти со мной на рекогносцировку? — спросил Пьер. — Или очень устали?

Бродяги пренебрежительно пожали плечами.

— Вы шутите, мэтр Пьер, — ответил за всех Гэри Колт.

— Хорошо! Тогда ты, Гэри, Сэм, Джомда, Герман, Польски, Хозе, Леруа, Ружэ, Сандоваль, берите винтовки и идите за мной! Немедленно!

Бродяги, которых назвал Пьер, пошли за оружием, весело потирая руки, в то время как остальные разошлись, понурив головы.

— Ага! — пробормотал Пьер, затягивая пояс и постукивая занемевшими от сидения ногами о землю. — Кажется, мне скоро не в чем будет упрекнуть себя.

— Что происходит? — спросил Луи.

— Пока ничего не скажу! Передаю тебе командование станом. Если дважды услышишь крик, похожий на лай шакала, знай, что мне нужно подкрепление. Пришлешь человек десять, не больше. У тебя останется еще двенадцать. Этого больше чем достаточно для защиты стана даже от целого войска, если учесть неприступность наших позиций. Понял? Могу я рассчитывать на тебя?

— Еще бы, черт возьми! Но скажи хотя бы, что тебя так обрадовало?

— Не скажу. Чтобы напрасно не будоражить бедных девушек. Ну, я пошел. Вернусь через час, не позднее!

Смельчаки-бродяги уже ждали Пьера, держа ружья у ног.

— Слушайте меня, друзья, — сказал Пьер. — Мы отправимся в индейскую экспедицию. Вы должны мне беспрекословно повиноваться. Речь идет о жизни и смерти. Итак, в путь!

Бродяги молча, с мрачным видом, спустились с крутояра, следуя за своим командиром.

Надо побывать в обширных американских степях, жить, как краснокожие или как охотники, чтобы представить себе, что значит ночью идти по саванне и что такое индейская экспедиция. Французские зуавы и африканские егеря, смелые и ловкие, привыкшие к коварству арабов, не сделали бы и несколько шагов по следам индейцев, как были бы схвачены и уничтожены все до последнего. Храбрость и дисциплина не нужны в войне хитростей.