Ольга гордо вскинула голову.
— Вот съездим в Царьград, поглядим на величие твоего Бога, тогда и думать буду, Григорий.
— А я буду уповать, Ольга. — Священник перекрестился. — И хочется мне верить, что, побывав в богохранимом Константинополе, увидав его силу и мощь, ты задумаешься, прозябать ли тебе в язычестве или же подняться как равной среди равных. Пусть не душой, но разумом ты должна принять Христа.
— И твой Бог примет такую расчетливую поклонницу? — повела бровью княгиня.
— Э, госпожа! К Господу прежде всего надо прийти, прийти как угодно, а потом уже все само собой сладится. Вот увидишь.
— Увижу? Ну, сначала я за сына своего царевну царьградскую сосватаю, а там и поглядим.
Григорий поднял указующий перст.
— Учти, госпожа, ты только в том разе сможешь на что-то надеяться, если твой сын не будет язычником!
Ольга усмехнулась: в том разе. Гм. Опять путается в речах византиец. Но, похоже, так оно и есть. Византийцы упрямы в своей вере. И Ольга сказала:
— Мне есть что предложить высокородному Константину за дочку. Вон базилевс Роман некогда принял мои условия за живую и мертвую воду. И Константин против того не устоит.
Григорий покачал головой.
— Ты помянула былое, госпожа. Но ты должна знать, что не принесла радости Роману Лакапину та вода заколдованная. Конечно, от хворей он избавился, но потом все в его жизни прахом пошло. Наши священники говорят, что не будет счастья тому, кто прибегает к чародейству. Вот и на Романа обрушились невзгоды. Собственные сыновья составили заговор против родителя, лишили его власти и сослали замаливать грехи в отдаленный монастырь. Но и они не удержались у кормила правления.
— Знаю, знаю, — ответила Ольга. — Знаю, что после детей Романа власть перешла к нынешнему Константину. Ну да ладно. Все. Иди, Григорий. Утомил.
Последние слова она произнесла уже раздраженно. И священник допек, да и другим огорчена была: с высокого гульбища увидела, как от ворот ее сына ведут под руки двое его кметей. Причем сам молодой князь еле держался на ногах, да еще пьяно выкрикивал, что-де скоро он прославится в ратных походах, все о нем заговорят и тогда эта гордячка зеленоглазая поймет, как ей повезло, что князю люба.
Утром Ольга все же решила переговорить с сыном. Сказала, что он уже взрослый, что жениться ему пора…
— Все вы об одном и том же, матушка, — ворчал Святослав, потирая гудевшую с похмелья голову. — Или сам я не понимаю, что князем признанным меня сочтут, когда на престоле с княгиней своей воссяду. Ну да это уж ваша забота — невесту мне подыскать. У меня же пока иная нужда: рать такую собрать, чтобы никто не смел наши рубежи тревожить.
Ольга внимательно глядела на помятого после пирушки сына. И как бы между делом предложила привести к нему какую из теремных девок. Может, утешится князь с ними, пока до свадьбы не дошло? Сказала то и заволновалась: вот как скажет сейчас, что подавай ему Малушу.
Но Святослав лишь отмахнулся.
— Недосуг мне глупостями заниматься!
— А у девичьей с Малушей-ключницей орешки по вечерам щелкать досуг?
Святослав улыбнулся какой-то отстраненной, мечтательной улыбкой.
— Ну, Малушу я сызмальства знаю. Да и с кем князю орешки грызть, как не с самой пригожей девицей?
Ольга попыталась отвлечь его иными заботами. Сказала, что в ее отсутствие многие удельные князья могут попробовать показать норов. Тот же горделивый Гиля Смоленский, или упрямый князь Тур из Турова, или своевольный Тудор Черниговский, а то и непокорный Володистав Псковский. Конечно, все они уже смирились с правлением Ольги, но когда она отбудет и на престоле останется юный Святослав, то еще неведомо, как эти правители себя поведут.
Святослав выслушал внимательно, но потом заявил, что, пока у него самая сильная дружина, никто не посмеет восставать. А если удумают чего и посмеют — он резко сжал кулаки, — то он разделается с ними не хуже, чем некогда его мать расправилась с древлянами!
Ольга вздрогнула. Ну, не скажешь же сыну, что ей и поныне крики казнимых послов древлянских снятся, что просыпается среди ночи, когда вновь марится, как выбегают из горящего Искоростеня градцы, а ее люди разят их булатом. И совесть ее с тех пор неспокойна… А священник Григорий, которому она призналась в своих волнениях, говорил, что совесть — это голос Бога в душе. И уверял, что раз есть в ней этот глас, значит, княгиня готова принять Бога. Ну да он христианин, он все на Иисуса Христа сводит.
— Вот что, сыне, я и слышать не желаю, что ты с булатом будешь давить на наших князей. Учти — войти в сечу любой может, но только мудрый знает, как ее избежать. И править ты должен не как каратель, а как благодетель края. А иначе… Если люди не одолеют вражду, то вражда одолеет их. Потому ты проследи, чтобы все были под твоей рукой, но никого силой покорять не должен.
— А если сами напросятся? — усмехнулся Святослав, и в лице его появилось нечто жесткое, что так не шло его юному облику.
Ольга вздохнула. Надо же, какой ее сын! Но он с тринадцати лет в походах, иначе власть пока не понимает. Таким и отец его был, Игорь. Но много ли добился? Сгинул ведь… А Русь разрослась и в силу вошла, только когда Ольга войны и свары на земле прекратила.
Но похваляться перед юным князем княгиня не стала. Другое молвила:
— Я уже позаботилась, сыне, чтобы в мое отсутствие удельные князья смирно сидели в своих вотчинах. Ведь с великим посольством еду, всякому, кто со мной к ромеям отправится, честь в том великая. Вот я и решила взять с собой в Царьград жен и дочерей тех правителей, какие могли бы восстать. Вроде как спутницы мне, а на самом деле заложницы.
Святослав, до этого лениво поигрывавший кинжалом, отложил оружие и посмотрел на мать с уважением.
— Неужто никто из них о хитрости твоей не догадается? А как не дадут тебе своих родичек в свиту?
Ольга спокойно оправила гроздья ожерелья на груди.
— Уже дали. Я еще ранее нужных людей заслала к княгинюшкам этим. И те порассказали, какой Царьград великий и славный, как там все дивно и богато, сколько товаров там и удивительных зрелищ. А какой бабе не любо на такое поглядеть да собой покрасоваться? Это не в теремах скучать да с тиунами препираться о закупках. Так что теперь у наших красавиц только и мыслей, что о поездке. И как бы мужья и отцы на них ни давили, каждая ссылается на мой наказ, многие уже и в Киев собираются. Вон Долхлеба Черниговская сразу же дала добро на поездку в далекую Византию и Милослада, княжна смоленская, уже в пути, ждем со дня на день. Из Турова княгиня Божедарка едет и тетка твоя, Игоря князя сестра, та, что в женах за Володиславом Псковским, прислала весть, что уже через волоки корабли ее тащат. А варяжка Тура, жена молодого Рогволода Полоцкого, даже более скорой оказалась, приехала уже со своими варягами и ныне у Сфандры, жены Глеба, в Киеве обитает.
— А братца моего Глеба тоже с собой возьмешь? — Святослав глянул на мать исподлобья. — Вот уж он порадуется. Ему только бы христианским мощам в Царьграде поклониться.
Ольга вздохнула. Глеб был ее сыном, но она давно не питала надежд относительно него.
— Нет, Глеба я оставлю. Даже попрошу тебя, сыне, чтобы ты его приблизил к себе. Неплохо Глебу будет среди дружинников пожить и проникнуться ратным духом.
— Этот Глеб хилый да проникнется? — Князь скривился, будто раскусил кислую клюкву.
Увы, Святослав ни во что не ставил брата-христианина, более того — откровенно недолюбливал. А ведь должен был даже радоваться, что старший Глеб ему на пути к власти не соперник. Но Ольга не стала развивать эту тему. Горько было.
В это утро Малуша, как всегда, была занята хлопотами по двору, и ее низкий строгий голос то и дело звучал в разных уголках княжеского подворья, в кухнях, кладовых и амбарах, по горницам и подклетям. Она отдавала наказы, следила за челядинцами — кто что делает, кто за что отвечает и как справляется. У княгини было большое хозяйство, всюду запасы, много постояльцев, а с прибытием дружинников Святослава их еще больше прибавилось. Вот Малуше и надо распорядиться, чтобы всех накормили, обшили, расположили на постой. А еще нужно проследить, чтобы не сломали чего, не попортили, всему счет провести, перечисляя по описям, сверяясь по цере, да потом следует отчитаться перед старой ключницей, сколько еще в тереме осталось запасов четвертей пшеницы, полбы, сколько гороха, ячменя и овса. Оставалось уже не так много, но скоро снимать новый урожай, однако и того, что есть, пока хватает, чтобы накормить и гостей княгини, и дружинников молодого князя.