— Наталья, — сказал он. — Я хочу поцеловать тебя. Пусть он встанет на колени, — и Лукаш погладил коня.

Девушка усмехнулась:

— Хорошо, встану на колени, — и конь вновь грациозно припал на передние ноги. Наталья сама протянула руки, и Лукаш вошел в них, как в реку, как в серебристые волны прозрачного зеленого океана.

Они целовались так долго, что едва не задохнулись; не сознавая, что делает, Лукаш, напрягая все силы, попытался стащить ее с седла, но ничего у него не вышло.

В ее руках и губах Лукашу почудилось что-то удивительное, страшное.

Она легко высвободилась и взяла в ладони его лицо.

— Это невозможно, мой поручик, — сказала она, глядя Лукашу в глаза.

— Что… невозможно? — спросил он ошеломленно, чувствуя, как у него слабеют ноги.

— Невозможно… снять меня с коня.

От удивления он отступил на две ступеньки вверх. Конь поднялся с колен — невыразимо великолепная и прекрасная статуя над ночным городом.

— Но это… это неправда, — еле выговорил Лукаш Это правда, тут же сказал он себе: отсюда и грациозность коня, и столь прекрасная выездка, — все это не конь, это она сама, нежность и грация… ужас во плоти.

Наталья вынула из рукава хлыстик, играла им.

— У тебя… у тебя нет ног? — спросил он. Шагнул к ней, но его рука застыла в воздухе — не смог пересилить себя и дотронуться до коня или девушки.

— Нет. А впрочем, как посмотреть. Есть целых четыре, — сказала Наталья, и конь тут же переступил правой передней, потом левой. — Не бойся. Ничего тут нет загадочного. И никакой я не монстр. Всего-навсего неудачный эксперимент профессора Эванса.

Лукаш опустился на холодную ступеньку:

— Как же это?

— Вот так… — пожала плечами Наталья. — Мне пора.

Он встал. Осторожно прикоснулся к ее плечу:

— Нет, Наталья, ты шутишь…

— Ничуть. Все так и есть.

— А если тебе как-то помочь? Неужели нельзя…

— Нельзя, — она повернула коня — нет, грациозно повернулась сама и стала спускаться по лестнице. Остановилась, обернулась к нему:

— Приходите на представление. И не нужно грустить.

— Наталья, — сказал он.

Она остановилась, ослепительная, очаровательная в своем пышном платье, соединявшем ее с конем, и все это было сумасшествием, все происходящее.

— Всего хорошего, поручик! — сказала она и унеслась галопом

Лукаш стоял как громом пораженный, а потом кое-что припомнил, вновь встали перед глазами эти необычайно умные, чересчур уж умные собаки.