— Вы устроили отличное представление для дворни, милостивая государыня, им даже в балаган идти не надо, — не скрывая иронии, сказал он.

— Вот что, Иван Федорович, — неожиданно спокойно и ровно ответила она, — поребячились, и будет. Я поставлена в такое положение, что иного выхода, как переезд в ваш дом, не вижу. Надо ли напоминать, что карточный долг — долг чести? А посему вы его и примите. От денег с именьицем, судя по всему, отказываться не собираетесь?

— Но, Александра… Аркадьевна, почему бы вам все же не вернуться к мужу? — вновь выдвинул Тауберг уже поднадоевшее даже ему предложение.

— Это невозможно, — сухо ответила княгиня.

— А ежели в деревню? — оживился вдруг Тауберг. — По-моему, прекрасная мысль! Спустя некоторое время скандал забудется, и вы сможете вернуться в свет.

— Вы сами себе не верите, — устало вздохнула княгиня. — Если я сейчас начну прятаться, то уж точно не смогу жить в свете и потеряю уважение последних друзей. Вы мою репутацию погубили, вам ее и восстанавливать.

— Это каким же образом? — с ехидцей по-» интересовался Тауберг.

— Да что вы — дитя малое? — опять начала раздражаться княгиня.

— Это вы ведете себя как капризная отроковица. Что не предложу, все не по вас. Каких еще предложений вы от меня ждете? Руки и сердца? — и похолодел, увидев, как дрогнуло лицо княгини.

— Возможно. Хотя, после князя, — она манерно вздохнула, — простой армейский майор не слишком блестящая партия. Да-с… И состояние у вас, как я вижу, небольшое…

— Один момент, дорогая, — ощетинился Иван, уязвленный сим неделикатным намеком, — я еще не сделал предложения — это раз. И не собираюсь совершать подобной глупости — это два. Так что, рановато вы оценку моего состояния взялись производить.

— А приметесь артачиться — так все узнают, что вы меня соблазнили. Это три, — с язвительной улыбкой закончила княгиня. — Мне, дорогой, — передразнила она его, — терять нечего.

— Что?! — похолодел Тауберг.

Княгиня Голицына уже без усмешки решительно взглянула в глаза Ивана.

.. — Вы сломали мою жизнь, и я, если понадобится, сломаю вашу.

Чувствуя, что бешенство вот-вот накроет его с головой, Иван резко развернулся и направился к двери, бросив через плечо:

— Чтобы к вечеру — духу вашего здесь не было!

Вслед ему донеслось насмешливое:

— И не подумаю. Да, кстати, впредь стучитесь, когда будете входить в мой будуар!

Иван грохнул дверью так, что задребезжали окна, шарахнулись в разные стороны испуганные девки и почти привычно-обреченно наступил на истошно завизжавшую Матильду.

Стычка с Иваном Федоровичем взбодрила княгиню, как бокал шампанского. Прикосновение его рук и губ как будто растопили ледяную корку, сковывавшую ее душу и тело вот уже долгих три года. Во время разговора с Таубергом она невольно ловила себя на желании взорвать холодную невозмутимость этого человека, прижаться к нему разгоряченным телом, ощутить его силу и мощь. Как глупо! Александра вздохнула, направилась к большому дивану, обитому мягким сафьяном, и уютно устроилась на нем. Что ж, можно поздравить себя с вполне удачным началом ответного демарша, придуманного в ответ на то унижение, что заставил ее пережить Голицын.

Сегодня на рассвете к ней в спальню ввалился изрядно подвыпивший Антуан в каком-то непривычном для него помятом виде и бесцеремонно разбудил ее.

— Мадам, я требую немедленного разговора. Нам надо объясниться, — надменно заявил он, горой возвышаясь у ее постели и покачиваясь с носка на пятку. Огонек свечи в маленьком подсвечнике нервно трепетал в его руках, грозя устроить пожар.

— Не рановато ли, друг любезный? — поинтересовалась Александра, с трудом отходя ото сна. — Убирайтесь из моей спальни и проспитесь.

— Дело не требует отлагательства, дражайшая моя супруга. Вы, надеюсь, еще не забыли, что покуда являетесь таковой?

Она ненавидела этот высокомерный, саркастический тон, впрочем, она плохо переносила и его самого.

— К моему несчастию, забыть это не в моих силах, — пробормотала она, вставая с постели и накидывая на плечи большую турецкую шаль. — Говорите поскорее и избавьте меня от вашего присутствия.

Забрав из его неверных рук свечу, Александра подошла к туалетному столику, поставила на него подсвечник и опустилась в кресло.

Князь Голицын несколько нервно начал расхаживать по спальне.

— Мадам, наша жизнь супружеская как-то не сложилась… Нет, начнем иначе. — Он чуть помедлил, взглянул на жену, глаза его приобрели оттенок горячего шоколада. — Как вы все же прекрасны, mon amour, особенно сейчас, с этими растрепанными кудрями и припухшими губами, которые так и напрашиваются на поцелуй.

Он шагнул к Александре и склонился над ней.

— Прошу не забываться, Антон Николаевич, — холодным, как сибирский мороз, голосом ответила княгиня, — иначе ваши карточные долги и расходы на содержанок будете выплачивать сами. Напомнить вам о нашем договоре?

Князь резко выпрямился.

— Вот-вот, ma cher, об этом и речь. — Он опять чуть замялся.

— Да говорите же, в конце концов, — раздраженно воскликнула княгиня. — Очередной проигрыш? Сколько?

Позвольте все по порядку. — Он вновь начал свое кружение по комнате. — Нынче вечером играл я с неким майором Таубергом.

Человек он грубый, мало обремененный политесом…

Что же вы с ним сели за игорный стол?

Да бес попутал, хотелось ему трепку хорошую задать.

— Так что?

— Проиграл я этому саврасу крупные деньги, да к тому же имение мое родовое в Тульской губернии… и вас.

— Что проиграли? — не поняла Александра. — Деньги? Какая безделица! Именьице родовое похуже будет, только я название такое в первый раз слышу. Что за такой Ивас странный? И прекратите метаться по комнате, у меня от вас голова кружится.

Антуан обреченно вздохнул и рухнул на стул.

— Как бестолковы порой бывают даже умные женщины. Не имение Ивас, а проиграл я вас, — медленно и раздельно произнес он, — простите за сей каламбур. И должен уступить вас Таубергу. Этого требует моя честь.

Александре показалось, что у ног ее разверзлась бездонная пропасть, и стремительный ледяной вихрь неудержимо влечет ее к краю бездны. Она побледнела, как полотно, сжала похолодевшие руки и неотрывно смотрела и смотрела на этого красивого мужчину, которого Рок сделал орудием ее мук и страданий.

— Вы проиграли… меня! Меня!!! — тихим голосом, в котором уже начал подниматься гнев, произнесла княгиня. — Мерзавец! Monstre! — сорвалась она на крик.

— Мадам, не устраивайте истерик, — хладнокровно заявил Антуан, — мне, право, жаль, но дело сделано. Теперь ваша судьба в руках у простого майоришки. — Он вдруг нервно хихикнул. — Забавно… Как-то он ею распорядится?..

— Вон! — Княгиня вскочила с кресла и бросилась к Антуану, пытаясь вцепиться коготками в его самодовольное красивое лицо.

— Остыньте, Александрии. — Князь схватил ее за запястья и крепко прижал к своему телу. — Полагаю, что даже такой чурбан, как Тауберг, понимает деликатность ситуации и сведет все, пожалуй, к шутке. Мы с вами посетим его после полудня вместе. Ах, какая будет сцена! И перестаньте трепыхаться, — сквозь зубы проговорил он, — иначе вам все же придется сегодня оказаться со мной в постели. Напоследок.

Александра застыла и, резко толкнув его в грудь, в один миг оказалась на другом конце комнаты.

— Убирайтесь! Оставьте меня! — с болью в голосе выкрикнула она.

Антуан пожал плечами.

— Как пожелаете, ma cher.

Он непринужденно и, как всегда, изящно поклонился и вышел из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. Вслед ему неслись приглушенные рыдания.

Надежда, что перед ним вообще когда-нибудь откроется дверь двадцать восьмого нумера, таяла, как снег в апреле. Ну что, спит он еще, что ли? Тауберг, собираясь уже уходить, бухнул по двери кулаком, и вдруг она отворилась. В дверном проеме показалась фигура князя Волховского в распахнутом шлафроке, и довольный голос произнес: