- Не иди дальше, молодой барин, сейчас я их поймаю.

- Кого?

- Птиц. Ты не видишь? Вот так я стягиваю эти сети. Я могу сразу поймать сто штук, - что я говорю, тысячу! Как ты думаешь, сколько я поймал в прошлом году? Тридцать тысяч. Во всей стране...

Он указал вниз.

- ...едят моих птиц.

Мальчик вспылил:

- Это не твои птицы. Я запрещаю тебе убивать их.

Старик беспокойно задвигался.

- Птиц? А для чего же существуют птицы? Их ловят; наша госпожа, герцогиня, никогда не запрещала этого.

- Она, конечно, ничего не знает об этом. Поэтому я запрещаю тебе это, я!

Он топнул ногой.

Как безобразен был этот старик: лысый, с высокими плечами, с длинными хрящевидными суставами, - и он убивал прекрасных птиц. Нино гордым шагом обошел кипарисы и презрительно наступил ногой на сети. Затем он направился к спуску. Старик побежал за ним.

- Молодой барин, сжалься над бедным стариком, не говори ничего госпоже герцогине.

- Я не могу ничего обещать, - отвечал Нино, поспешно уходя.

"Я, конечно, не скажу ей, - размышлял он, - рыцари не хвастают. Это был настоящий старый колдун. Я не выпущу его из виду: я еще вырву из его рук все прелестные создания, которые он хотел бы убить".

Он засвистал, обратив лицо кверху. Там плыли облака: одно было похоже на женщину в легкой развевающейся одежде; другое, рядом с ним, имело форму кольца, а синева, которую оно окружало, показалась ему глубокой, как колодезь - золотой в глубине, как будто на дне его скрывалась корона.

На повороте перед ним открылся сад. Он взглянул вниз на дубы. Длинные цепи роз обвивали их блестящие своды и реяли на заднем плане, как розовый дым. В глубине несколько белых известковых пятен прорезывали кусты.

- Там находится замок, - громко сказал Нино. Он приложил ко рту сжатую в кулак руку и затрубил, как в рог. Затем он обернулся, как будто позади него ждала свита.

- Не правда ли, дровосеки, это замок, где спит Царевна-Роза? Я знал это. Вы, мои егеря, вы, оруженосцы, оставайтесь здесь. Держите псов на привязи. Пусть никто не следует за мной: изгородь откроется только передо мной. Я прихожу через сто лет.

Он спустился вниз и, не торопясь, упершись рукой в бок, дошел до балюстрады над террасами. Он сбежал по двум лестницам, провел пальцами по толстым заржавевшим струнам лиры Аполлона - они остались немы, - и посмотрел вверх. Лоджия ширилась на солнце, полная роз. Он опять поднялся наверх до ее сводов. По перилам он пробрался прямо в заросль из лавра и роз, из которой она выступала. Он выпрямился во весь рост, измерил глазом расстояние. Лоджия была защищена низкой, резной мраморной стеной. Из-за нее выглядывал выкованный факельщик. Нино удалось схватиться за него, он подтянулся кверху и перебрался через ограду. На его плече осталась зацепившаяся ветка роз.

Он не оглянулся: упершись рукой в бок, вошел он в открытую дверь зала. Внутри в плетеном кресле лежала герцогиня. Она опиралась щекой о правую руку. Левая была небрежно опущена вдоль складок белого платья; медленно скользила вниз выпавшая из нее книга.

- Милая Иолла, - шепнул он и "милая, милая Иолла", - все громче и громче, пока она не услышала.

- Откуда ты вошел?

- Из сада.

- Как это возможно, ведь стена выше тебя.

- Ты ошибаешься, это возможно. К тому же я хотел этого.

- Иди-ка сюда, - воскликнула она, быстро поднимаясь. - Посмотри вниз. Здесь круто, правда, и высоко. Я и не знала, что ты такой хороший гимнаст.

- Этого и нет на самом деле, - краснея, пояснил мальчик. - Но только я играл в "Спящую красавицу". Я был принц.

- Ах! А я...

- О, нет, не ты, - поспешно заявил он, опуская голову. Но тотчас же опять поднял ее, побледнев.

- Да, ты, Иолла.

- Я горжусь этим, - сказала она без улыбки. Она отцепила шипы с его плеча и приколола розы к своей груди.

- Что ты делал еще? - спросила она.

- Я запретил низкому человеку делать зло.

- Надеюсь, он повиновался тебе?

- Конечно.

- Ну, ты не потерпел бы непослушания.

Он совершенно серьезно посмотрел на нее. Она вспомнила слова своего отца: "Самое худшее - это если бы кто-нибудь отнесся к тебе непочтительно. Я жестоко наказал бы его. Если бы это было необходимо, я велел бы отрубить ему голову".

Затем она осведомилась.

- Ты уже знаешь аллею молчания?

- Кажется, нет.

- На теневой стороне у откоса. Сегодня после обеда мы пойдем туда, хочешь?

После обеда она отдыхала, а он скучал и с любопытством думал об аллее молчания. Но он не пошел туда. Он сидел со своим Данте у каменного стола, среди крытой галереи из дубов, в том месте, где ее прорезывали другие аллеи. Здесь на легком сквозняке шелестели листья, и он часто оборачивался, думая, что это ее шаги. Но вдруг в то мгновение, когда он углубился в стихи, ее рука легла на его затылок. Он не шевелился, втайне трепеща - пока она не позвала его с собой.

Они перешли через холм; высокие тун окаймляли откос, беспорядочно переплетаясь ветвями. Между их тяжело благоухавшими стенами наверху разливался поток синевы. По краям тихой дороги стояли запоздалые каменные гости. Мужчины в тогах опирались подбородками на руки; мощные женщины разглядывали свои маленькие ноги; прекрасный быстроногий Гермес с удивлением нес на руке крошечное дитя.

Внизу перед ними открылась обширная круглая площадка, темная от окружавших ее хвойных деревьев и кустов. Вдоль них кругом тянулись старые мраморные скамьи. Середину площадки занимал обширный, загроможденный рифами бассейн. Наяды заманивали нагих всадников; они бросались в воду, размахивая мечами. С самого высокого рифа грозил им поднятым трезубцем Нептун. Наяды с развевающимися волосами убегали, испуская застывший в камне крик. Они бросались в каскад. Тритоны благоприятствовали их бегству, но внизу, положив одну ногу на край бассейна и похотливо улыбаясь, ждали их сатиры и фавны.

Герцогиня перегнулась через решетку я смотрела на эту игру.

- Этот бассейн богат приключениями, - сказала она, - и беден водой.

Нино сказал:

- Я знал, что ты сегодня будешь стоять у этого бассейна.

- Так ты все-таки был уже здесь?

- Нет...

Мальчик заглянул в водоем; небо было чисто, и он был весь наполнен синевою. Потом он посмотрел на свою возлюбленную. Она была в мягком белом платье; оно свободно падало вдоль ее фигуры. Она пошевелилась, что-то сказала, и легкая ткань заколебалась вдоль ее членов, обрисовывая все их очертания. Он вспомнил о реявшем облаке.