– Во избежание недоразумений, – сказал Клампетт, – скажу, что мы ставим на вас как на убеленную сединами знаменитость, обладающую дальновидностью и силой воли, что позволяет возглавить новое крупное подразделение правительства. А затем, года через два-три, вы по личным причинам уйдете в отставку, мы пригласим значительно более молодого, представив его как умеющего смотреть вперед, динамичного и полного свежих идей. На выборах тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года этот новый будет застрахован от критики, поскольку еще не даст подходящего повода. Понимаете? Чтобы упредить возможные атаки, требуется режиссура. Вы играете в карты, мистер Рошек? В Лас-Вегасе, а?

– Как-то раз по случаю играл в покер с приятелями. С небольшими ставками.

– Вы когда-нибудь бывали пьяным?

– Со времени победы над Японией – нет.

– Проституток не навещаете?

– Да Господь с вами...

– Существуют области, в которых наша великая пресса начнет копаться, как только обнародуем ваше имя. Хочу внести ясность еще в одно. У нас нет никакого морального права интересоваться вашими тайными пороками, но только пока они остаются тайными.

Рошек сжал губы, удивленный, что ему задают подобные вопросы. Он даже ощутил внезапное желание сказать этому человеку, этому Клампетту, чтобы он все это дело, а заодно и президента, засунул себе в задницу.

– Как-то раз на втором или третьем курсе колледжа, единожды за всю жизнь, я имел дело со шлюхой, – сказал он после некоторого раздумья. – Это была самая неудачная трата баксов.

– А ваш брак прочен?

– Прочен ли мой брак! Не смешите! Сколько я женат на Стелле? Сто пятьдесят лет, а?

– Тридцать пять.

– Стелла – прекрасная жена для члена кабинета. Она с радостью проведет несколько лет в качестве вашингтонской домохозяйки.

Они не были близки уже года четыре, но Рошек не считал, что это могло бы хоть сколько-нибудь обеспокоить Клампетта.

– Вы когда-либо ударили кого-нибудь в гневе?

– Нет, хотя многие заслуживали этого.

Клампетт закрыл папку и оттолкнул ее в сторону.

– Есть ли еще что-нибудь, о чем нам следовало бы знать? Такое, что может быть использовано против нас... и против вас? Подумайте хорошенько. В нашей стране немало любителей покопаться в грязном белье, и они никогда не дремлют.

– Да так ли это? У меня всегда было такое ощущение, что они слишком уж много дремлют. Давайте-ка подумаем... Нет, полагаю, мы охватили все.

Об Элеоноре так и не было упомянуто. Несомненно, эти любопытные дикари уже что-то пронюхали, но он не собирается добровольно называть ее имя, если сами они этого не сделают. А Клампетт побарабанил пальцами по столу, как бы ожидая признания. Он усилил свой недрогнувший взгляд, и Рошек ответил таким же пристальным взглядом.

– В последние годы, – сказал Клампетт, – вы встречаетесь, ну совсем немного, с мисс Элеонорой Джеймс из Сан-Франциско.

– Это вас не касается.

– Касается, если хотите, чтобы ваше имя осталось в списке кандидатов на один из наиболее важных постов в федеральном правительстве.

– Господи, что такое с вами, Клампетт? Вы что, просто дурака валяете?

Клампетт еще раз слегка улыбнулся.

– Мне нравится ваш настрой. Ваша воинственность. Один из ваших коллег по бизнесу, – Клампетт жестом показал на папку, – описывает вас как «старого упрямого ястреба». Президент считает, что это как раз тот человеческий тип, который нам нужен.

– Это скорее всего отзыв Стива Бечтела. Он и в лицо говорил мне это. Хорошо, расскажу об Элеоноре Джеймс. В последние пять или десять лет у меня, возможно потому, что сам не могу подняться с места, не шмякнувшись лицом об пол, появился некоторый интерес к балету. Я пожертвовал некоторую сумму сан-францисскому балету, знаю их танцовщиков и труппу. По-моему, это одна из лучших трупп такого рода в мире. А Элеонора Джеймс, балерина, хочет открыть собственную студию в округе Марин, но нуждается в спонсоре. Я встретился с ней несколько раз, чтобы обсудить возможность предоставить ей кредит. Вот и вся история.

– Понимаю. Эти встречи происходили в таких ресторанах Сан-Франциско, как «Голубая лиса», «Сан-Тропез» и «Ля Бурбон». За ними следовали дальнейшие, несомненно технического характера, обсуждения в ее квартире, и они порой затягивались до рассвета.

– Ваш французский не мешало бы улучшить. Послушайте, эта девушка – самое удивительное, что когда-либо случилось со мной. И я от нее не откажусь.

– Мы и не предполагаем полного воздержания, нужна всего лишь осторожность. Вам шестьдесят два года, ей тридцать два. Общедоступные рестораны вряд ли можно считать подобающим местом деловых встреч женатого мужчины, кандидата на высокую правительственную должность, с привлекательной незамужней женщиной, которая на тридцать лет моложе. Вы не согласны? Ну хорошо, этого достаточно. – Клампетт встал и протянул Рошеку руку. – Я могу сообщить президенту, что вы примете назначение, если оно будет предложено, да? Отлично. Вы вскоре получите от нас сообщение.

Изогнутая, длиной километров тридцать долина, которую река Сьерра-Кэньен пробила через предгорья к северо-востоку от Сакраменто, почти на всем протяжении слишком узка, чтобы стать чем-то большим, чем местной дорогой с неплотной вереницей домиков и коттеджей.

В двадцати километрах от устья ущелья долина расширяется настолько, что смогла вместить обсаженные деревьями улицы Саттертона. Этот городок, названный в честь Джона Саттера, владельца лесопилки, до постройки плотины был довольно старой деревенькой с менее чем тысячью жителей. В тысяча восемьсот сорок восьмом году она была средоточием «золотой лихорадки». Процветанию и развитию Саттертона способствовал прилив удачливых золотоискателей, шахтеров, лесорубов, строителей железных дорог и искателей наживы. Однако к тридцатым годам текущего столетия городок деградировал настолько, что стал не больше чем отправным пунктом рыболовов и охотников.

В архитектурном отношении городок мало чем интересен. Водосточная труба католической церкви украшена эффектным рыльцем в виде фантастической фигуры, здание ратуши завершает фантастическая башенка, курьезный образец плотницкой готики, а повешенный в ней треснувший колокол был доставлен морем, обогнув мыс Горн, из какой-то бельгийской литейни, но теперь он бездействует. Три здания, построенные до тысяча восемьсот семидесятого года. Историческое общество штата Калифорния признало ценными историческими памятниками, а это означает, что владельцев, попытавшихся их надстроить, могут буквально изничтожить. То, что теперь именуется баром «Каменный фургончик», начиналось как бордель, где, согласно широко распространенной местной легенде, почти наверняка фальшивой, Марк Твен и Брет Гарт как-то раз выбили друг другу зубы.

В шестидесятых годах на городок нахлынула новая волна оккупантов – геологов, топографов, почвоведов, гидрографов и гражданских инженеров, подыскивающих наилучшее место для строительства плотины рекордных размеров. А вслед за ними, как только вступило в действие соответствующее законодательство и были отбиты иски в судах, явились и представители различных министерств и государственных служб, от инженерных до спортивных, а также тридцати семи местных, окружных, региональных, федеральных и прочих агентств, которые претендовали на заинтересованность в каких-либо частях проекта или требовали их юридического обоснования.

Разработку технических условий и проектирование, а также надзор за строительством владельцы проекта, объединение округов водопользования, поручили своему техническому консультанту, фирме «Рошек, Болен и Бенедитц». За год до того, как проект плотины был завершен и воплощение его окончательно разрешено, фирма «Рошек, Болен и Бенедитц» заключила два предварительных контракта, которые следовало бы реализовать раньше, если бы проекты завершили вовремя: пробивка отводного туннеля, чтобы отвести реку от строительной площадки, а также рытье подземной пещеры, где предстояло разместить электростанцию.