– Это спиртоносы. Они увидели вашу форменную фуражку и светлые пуговицы, подумали, что едет горный исправник с конвоем и спрятались.
– А чего им бояться его? — спросил я.
– Ну, как же! Он бы отобрал у них спирт. Вольная продажа на приисках не дозволена.
Спиртоносы составляли отличительную черту приисковой жизни того времени. На приисках не было кабаков, никакой торговли вином во избежание спаиванья рабочих. Золотопромышленники могли иметь запас спирта пропорционально числу занятых ими рабочих, но не продавали его, а отпускали своим рабочим по крючку (жестяная мерка размером в небольшой стаканчик) ежедневно после работы. На крупных, приисках был даже особый служащий, целовальник, отпускавший крючки рабочим по списку через окошечко в складе. На мелких приисках спирт отпускал сам хозяин (вспомним бутыли с красным перцем на речке Бульбухте). Золотничникам отпускали спирт в счет платы за золото. Дополнительными крючками поощряли работы в очень мокрых забоях. Но купить спирт или водку было негде. Поэтому и возник промысел спиртоносов.
Предприимчивые люди из крестьян или мещан, или из бывших рабочих, имея некоторые средства, закупали в городах спирт и компаниями, редко в одиночку, переносили его в плоских жестянках на спине и груди по таёжным тропам к приискам, где в хорошем укрытии устраивали свой стан и обменивали у рабочих, знавших тропы к стану, спирт на похищенное золото. Казаки горного надзора преследовали их и отнимали спирт и купленное золото.
Крестовка на правом берегу р. Лены представляла небольшое село с несколькими складами для хранения припасов, доставленных на паузках при весеннем сплаве для приисков на р. Кевакте. Я отдохнул один день в «посетительской», которая содержалась и здесь в виде комнаты в крестьянской избе, а затем по той же дороге вернулся на Кевакту, но дальше с р. Пуричи свернул на р. Тоноду ввиду того, что на более удобной твердой тропе через Патомское нагорье уже выпал снег. По всей долине р. Тоноды не было ни приисков, ни какого-либо жилья, и лес на ее склонах еще мало пострадал от порубок.
На Тихонозадонском прииске я провел еще несколько дней в Ленском товариществе, где горный инженер Грауман уже начал проводить новые порядки, а затем, захватив препаратора Кириллова, который оставался во время моих разъездов на этом прииске для сбора коллекций, я выехал на резиденцию Бодайбо. Еще оставалась неделя летнего времени, и мне захотелось проплыть вниз по р. Витиму на лодке, чтобы осмотреть выходы коренных пород и связать этим маршрутом наблюдения в приисковом районе с наблюдениями на берегах р. Лены, выполненными в начале лета. На резиденции я в этот раз познакомился с горным исправником Витимского округа, человеком непомерной толщины и кутилой. Он служил раньше в гвардии или в кавалергардах; прокутился, задолжал и вынужден был занять должность полицейского начальника на Ленских приисках, чтобы поправить свои дела. По приискам он ездил всегда в тарантасе, так как ни одна верховая лошадь не выдерживала его тяжести. Рассказывали, что спиртоносы использовали это обстоятельство. Они положили бочку спирта в тарантас, закрыли ее офицерским пальто, один из них нарядился ямщиком и повез бочку на Успенский прииск. Когда горная стража остановила тарантас на перевале, ямщик объявил, что везет горного исправника, который спит и не велел себя будить до Успенского прииска. Казаки заглянули в тарантас, увидели офицерское пальто на огромном пузе и пропустили спирт.
Для объяснения причин принятия гвардейским офицером полицейской должности на далеких приисках нужно сказать, что в это время окружной горный инженер и горный исправник на золотых приисках не могли бы существовать на государственное жалованье ввиду дороговизны жизни на местах, где все было привозное. Поэтому они получали регулярно крупную сумму от золотопромышленников, которая раскладывалась по приискам данного округа в зависимости от числа занятых рабочих и, кроме того, получали бесплатно квартиру и отопление. Естественно, что горный надзор смотрел сквозь пальцы на некоторые нарушения правил безопасности на горных работах, на снабжение и жилищные условия рабочих, на соблюдение такс на товары и припасы в приисковых лавках, на качество товаров, на продолжительность рабочего дня. Мелкие золотопромышленники больше считались с правилами горного надзора, чем крупные; они платили немного в счет субсидии и к ним относились строже.
Получив в конторе пароходства по Витиму лодку и гребца, которых я должен был сдать на пристани Виска этого пароходства у с. Витим, я поплыл вместе с Кирилловым вниз по реке, останавливаясь у береговых скал для их осмотра. Плавание продолжалось четыре дня. Ночевали в моей палатке на берегу, согреваясь вечером у костра, так как ночи на реке уже были холодные. Тишину безлюдных берегов очень редко нарушал шум колес встречного или обгонявшего нас парохода. На обоих берегах поднимались крутые склоны гор, покрытые сплошной тайгой. К сожалению, осмотр не удалось довести до устья р. Витима. На пристани Воронцовка мы узнали, что в ночь на следующий день из с. Витим должен отплыть пароход вверх по р. Лене; ждать следующего пришлось бы больше недели. Чтобы попасть к ночи в Витим, нужно было очень торопиться и поэтому осмотреть удалось только первые обнажения ниже Воронцовки, а затем плыть безостановочно до устья Витима, так что проследить переход от более древних конгломератов и кварцитов, выступавших ниже Воронцовки к приленским известнякам, уже нельзя было. Но эта поездка подтвердила наблюдение, сделанное на маршруте с р. Кевакты до Крестовки на р. Лене, что горные породы района приисков значительно древнее известняков р. Лены (считавшихся тогда силуром, но в действительности представлявших кембрий) и залегают под ними несогласно, как показали конгломераты ниже Воронцовки, содержавшие гальку этой древней свиты. Кристаллические сланцы, встреченные на берегах р. Витима ниже устья р. Бодайбо, а также на Патомском нагорье, приходилось считать еще более древней свитой.