Пробы, взятые в забоях пятого и четвертого горизонта выработок главной шахты Удалого рудника, показали в большинстве низкое содержание золота; можно было думать, что эта главная жила месторождения в зоне первичных руд слишком бедна, тогда как в первые годы разработки, когда выработки еще находились в зоне цементации (т. е. обогащенной, как объяснено выше), добыча золота была большая. Остальные жилы также не внушали больших надежд — они были нарушены сбросами, имели небольшое протяжение и непостоянную мощность, вглубь были разведаны недостаточно. Заключение экспертизы было неблагоприятное, и рудник не был приобретен Российским золотопромышленным обществом. Официальная статистика также показывала, что за последние 2'/ 2 года содержание золота (среднее за год) было в два раза меньше, чем в 1907 г., и в четыре раза меньше, чем в 1906 г., когда, очевидно, главная добыча кварца велась в зоне цементации. У владельца Мусина эксперты видели сохраненный, образчик руды этого периода, показывавший былое богатство. Это был кусок белого кварца, объемом в 2—3 дм 3, весь проросший прожилками золота в разных направлениях; на взгляд казалось, что золота в нем почти столько же, сколько кварца. Наблюдения в многочисленных забоях по разным жилам этого месторождения дали, конечно, много интересного. Описание их заняло 67 страниц тетради, а собранная коллекция боковых пород и кварца жил достигла около 250 образчиков. Мои сотрудники составили топографическую и геологическую карту окрестностей. Спускаться со свечой в руке по простым лестницам-стремянкам на глубину свыше 100 м в главной шахте до нижних этажей, а тем более подниматься вверх — представляло нелегкий труд.
5 августа все мы уехали с Удалого, направляясь в последний район исследований в восточной части Калбинского хребта в бассейне р. Кулуджун. Дорога туда шла по бассейну р. Букони, пересекая долины левых притоков этой реки, по живописной местности с частыми подъемами и спусками. Я ехал вместе с другими экспертами, приходилось торопиться, так что даже беглых наблюдений на этом переезде я выполнить не мог. Мы остановились на стану группы рудников Мусина и Усова по р. Теректы. Комнат для всех экспертов не хватало, и я разбил свои палатки. Здесь пришлось осматривать рудники Давноожидаемый, Вознесенский и несколько соседних отводов с небольшими подземными и открытыми работами, потом отводы Иностранный и Грозный. Наблюдений получилось много ввиду большого количества забоев в многочисленных мелких выработках. Впечатление было мало благоприятное: непостоянство жил, обилие нарушений, слабая разведанность вглубь. Видно было, что владельцы, вместо того чтобы одну или две-три жилы разведать глубже, разбрасывались широко посредством мелких выработок в поисках особенно богатой жилы, которой и не нашли, почему и задумали продавать рудники. Соблазнительного в них было мало по характеру жил, отдаленности района и более трудной доступности его.
В половине августа я закончил экспертизу в этой группе и решил посвятить остававшиеся две недели дополнительным маршрутам по Калбинскому хребту. Моя партия сократилась: Орлов уже с Удалого уехал домой, Павлов — с Кулуджуна. С приисков на р. Теректы я поехал с сыном на одной телеге по прямой дороге в г. Кокпекты. Дорога сначала спускается с гор прямо на юг по водоразделу между реками Кулуджун и Буконь, а затем по предгориям хребта поворачивает на запад. В этих южных предгориях я неожиданно встретился с мощным развитием типичного неслоистого лёсса, толща которого скрывала выходы коренных пород. В самом хребте лёсс встречался, но небольшой мощности, в 1—2 м, и не обращал на себя внимания, тогда как здесь он напомнил мне местность по склонам хребта Барлык в Джунгарии; попадались обрывы в 5—7 м, в которых был вскрыт неслоистый лёсс. Естественно встал вопрос — почему здесь такие скопления эоловой пыли? И карта как будто дала ответ на него: к юго-западу отсюда, на левом берегу р. Иртыша расположена большая площадь песков Коттон-Карагай, занятая сосновым бором, а еще дальше на юго-запад за Иртышом до предгорий Алтая пустыня с обширными выходами третичных глин, рыхлых песчаников, конгломератов, с оголенными, рассеченными оврагами — скверные земли «керчь» киргизов — и тут же временные русла усыхающих речек, берега усыхающих озер, словом, большая площадь развевания, дающая ветрам много материала. Снова видно было закономерное расположение площадей развевания, уноса мелкого материала в виде песка и пыли, и рядом — площади сыпучих песков и, еще дальше на северо-запад, мощного лёсса. Очевидно здесь, по широкому коридору вдоль южного подножия Алтая, ограниченному с юга хребтом Саур и уходящему на восток в пустыни Джунгарии, часто дуют (или дули прежде) ветры с ВЮВ, поднимали пыль с «керчи» между оз. Зайсан и хребтом Нарымским Алтая, отлагали песок вдоль р. Иртыша (увлажнявшего воздух), а пыль дальше на южном подножии Калбинского хребта, высоты которого задерживали свободное движение воздуха дальше.
Отдохнув два дня в Кокпектах на земской квартире, мы поехали прямо на север, сначала к речкам Чигилек и Малая Букочь. Близ первой в предгориях хребта обращает на себя внимание уединенная гора Калмык-тологой, похожая на огромный стог сена. Она сложена из туфов и брекчий эффузивной породы и, невидимому, является остатком древнего вулкана. Обособленность и форма этой горы обратили на нее внимание кочевников, которые сложили о ней нижеследующее своеобразное сказание.
В предгориях Тарбагатая кочевали два великана, отец и сын. Они задумали запрудить Иртыш у Усть-Каменогорска и для этого подняли гору Калмык-тологой, находившуюся некогда между Тарбагатаем и оз. Зайсан, и понесли ее к Иртышу. Дойдя до места, где эта гора находится теперь, они остановились на ночлег. Поблизости кочевало племя, у которого была высватана невеста для сына, но калым еще не весь был уплачен. По обычаю, невеста не должна стать женой до полной уплаты калыма. Сын попросил у отца позволения навестить свою невесту, которую давно не видел. Отец отпустил его на ночь, но предупредил, что калым еще не уплачен и что за нарушение обычая предков грозит страшное наказание. На утро сын вернулся, оба подняли гору, но она упала и задавила обоих. Очевидно, сын нарушил обычай предков со своей невестой. Его мать, узнав о несчастье, захотела посмотреть на место их гибели; с горы Кызыл-чеку она увидела Калмык-тологой и заплакала кровавыми слезами, откуда и название горы «красные слезы» — ее слезы превратились в красные камни. Когда она дошла до места Ак-тас, ее слезы были уже белые (ак-тас — белый камень).