– Я знаю, что сделаешь, но я не хочу, чтобы ты делал это, ведь все лето я вела себя как трусиха, а как ты совершенно справедливо сказал, всем нам приходится уяснить для себя, что для нас важно, что нужно сделать и после этого сделать это. И сейчас для меня важно предстать перед ними, чтобы я смогла наконец покончить с этой мистификацией касательно «славной девочки» – и стать наконец самой собой, – она провела пальцем по его губам. – Ведь хватит бегать, правда?

Он кивнул, после чего подошел к двери и открыл ее.

– Э-э-э, вот она! – закричал репортер. В офис ввалилась целая толпа, ощетинившаяся камерами и микрофонами. Еще толкаясь, чтобы занять место поудобнее вокруг Эвена и Холли, репортеры начали все разом выкрикивать вопросы.

– Ты уверена, что не хочешь все это прекратить? – спросил Эвен, указывая на буйство журналистов.

– Нет уж, это ей не удастся!

Холли обернулась, чтобы посмотреть, кто это произнес.

– Мистер Уилуогби, а вы-то что здесь делаете?

Мистер Уилуогби наклонился к одному из микрофонов и, глядя на репортеров, ответил ей:

– Леди и джентльмены, я пришел сюда, чтобы объявить, что за выдающиеся усилия и достижения по преодолению последствий урагана Сэлиза Холли Хамелтон единогласно избрана в Совет Лемонэйд, кроме того, на внеочередном заседании Совета, состоявшемся сегодня утром, она была назначена официальным общественным представителем этой славной благотворительной организации. – Он с искренним восхищением повернулся к ней. – Холли, никто не заслужил этой чести больше, чем вы. Примите мои поздравления.

Он вручил ей микрофон и ласково сказал:

– Ну, а теперь, поскольку вы общественный представитель, то, может быть, скажете несколько слов?

– Спасибо, мистер Уилуогби, – она взглянула на репортеров. – Мне хотелось бы сказать несколько слов.

Она дождалась, пока все успокоятся.

– Мне в жизни не доводилось пережить ничего подобного тому, что я пережила на острове Сент-Джулиан, и едва ли когда еще доведется. Конечно же, это не последнее стихийное бедствие, в котором живое участие примет Лемонэйд, но именно оно предоставило мне, предоставило всем нам уникальную возможность, – она посмотрела на мистера Уилуогби, потом перевела взгляд на Эвена.

– Все те из нас, кто помогал в осуществлении этого проекта были проникнуты им до самой глубины своей души и отдавались всем сердцем, и в итоге все мы стали намного лучше. Мы обогатились безмерно тем, что оказали помощь нуждающимся и тем, что довелось нам совместно пережить.

Последовавшая тишина была нарушена звонком прибывшего лифта.

Распахнув двери, в кабинет ворвался Деннис Кратчи, а вслед за ним его оператор.

– А, Холли Хамелтон и Эвен Джеймсон снова вместе или, может быть, лучше сказать по-прежнему вместе, – Деннис попробовал протолкаться сквозь других журналистов, но никто не посторонился. – Не хотели бы вы сказать чего-нибудь для зрителей «Развлечения для вас»?

Эвен пошептал ей что-то на ухо, пока та не стала давиться от смеха.

– Я скажу, – он жестом показал, чтобы репортеры раздвинулись и, взяв Холли за руку, прошел сквозь расступившуюся толпу и обошел Денниса Кратчи.

– Не могли бы вы немного отодвинуться, – сказал Эвен, указывая свободной рукой. Журналисты немного попятились, после чего он нажал кнопку лифта позади себя. Сквозь неясный ропот журналистов отчетливо послышался звонок лифта, двери раскрылись.

– Еще на шаг отойдите, пожалуйста.

Когда репортеры и операторы оказались прижаты к стене, противоположной от лифта, Эвен кивнул:

– Вот так, хорошо.

Он повернулся к Холли:

– Готова?

– Готова!

Держась за руки, они метнулись в пустую кабинку. Холли, смеясь, нажала на кнопку, и Эвен тут же заключил ее в объятия. Деннис Кратчи замахал руками, все ринулись к закрывающимся дверям лифта:

– Подождите, подождите, что вы хотели сказать?

– Умри от зависти, Америка, «славная девочка» – моя! – ответил Эвен, прежде чем поцеловать ее. Двери закрылись, секундой позже лифт пошел вниз. Он тут же нажал на кнопку аварийной остановки, и лифт завис между этажами.

– Я думала эти люди никогда не уйдут, – улыбнулся он, а Холли положила свою руку на живот, на лице ее появилась сумасшедшая улыбка.

– Эвен, а у меня есть чего тебе сказать…

– Придется тебе с этим подождать, сначала я должен тебя кое о чем попросить. – Он сунул руку в карман, вытащил маленькую бархатную коробочку и открыл ее. Немного помолчав, он заговорил, и голос его был нежнее, чем она когда-либо слышала.

– Когда я его увидел, я сразу подумал о тебе, ведь ты неповторима, «славная девочка».

Холли посмотрела на золотое кольцо, лежащее на белой атласной подушечке, обрамленное с обеих сторон бриллиантами. Граненый оранжевый цитрин, казалось, пульсировал внутренним пламенем. Он достал кольцо из коробочки и поднес, чтобы она поближе его рассмотрела. Это было самое прелестное кольцо, какое ей когда-либо доводилось видеть.

– Ты хочешь сделать мне предложение прямо здесь, в лифте?

Он кивнул:

– Именно, дорогая. Потом, когда наши дети будут спрашивать нас, где это произошло, мы скажем им правду – между небом и землей. Холли, ты выйдешь за меня замуж?

– Да, – сказала она, смахивая слезу, прежде чем он надел кольцо ей на палец, и на какой-то миг весь остальной мир исчез, остались только взгляд, прикосновение и совершенство поцелуя.

– Мне осталось узнать только одно.

Он взял густую рыжевато-золотистую прядь ее волос и откинул за плечо. Губы ее удивленно приоткрылись:

– Но, Эвен, я ведь тебе все рассказала… – она провела по животу рукой, на которой было надето кольцо. Последний, самый драгоценный секрет она поведает ему сегодня, попозже. Он начал расстегивать на ней блузку.

– Нет, не все, славная ты моя девочка…

Подпустив большой палец под шелковый воротничок, он медленно обнажил одно плечо.

– Любит, – сказал он, и поцеловал ее в нежный изгиб плеча, после этого он снял шелк с другого плеча и поцеловал ее в верхнюю часть груди. – Не любит, – шепнул он. Холли освободилась от блузки, и та упала на ковер.

– Я так долго любила тебя, Эвен, что больше не боюсь сказать это вслух. Я люблю тебя, – и, глядя в его влюбленный взор, она вернулась в кольцо его рук.

– Прошлое наконец позади, истинно так, – сказал он и опустил ее на пол. – Но для меня ты навсегда останешься моей «славной девочкой».