– Мне неудобно спрашивать при Наташе, но пока ее нет… Ты что-нибудь узнал о Кирилле?

– Лечащий врач мило побеседовал со мной по телефону, внимательно выслушал, но ничего определенного не сказал. Держи, это твои эклеры.

– Спасибо… Как называется место, где лежит Кирилл?

Иволгин смутился.

– Это… В общем, это психбольница на Пряжке, – разом выдохнул он. Джейн задумалась, нервно постукивая пальцами по столешнице. – Ты сама подумай, скоро курс должен закончиться, и я больше чем уверен, что Кирилл вновь будет с нами…

– Ты ужасный… Ужасный оптимист! Но, почему-то, я тебе верю!

Вернувшись домой, будущие молодожены застали родителей Иволгиных в чрезвычайном возбуждении. По-парадному одетый отец торопливо полировал в коридоре обувные пары – свою и женину, а где-то в глубине квартиры, в районе гардеробного шкафа, слышался беспокойный голос матери:

– Это ребята вернулись? Погоди, молчи, я сама расскажу!

– Пап, что стряслось?

Отец смущенно развел в стороны руки со щеткой и ботинком, кивком указав в направлении голоса. В коридоре, на ходу оправляя платье, появилась мать. Она была радостно возбуждена.

– Таташенька, – торопливый «чмок» в щеку будущей невестки, – твои прилетели. Звонили к тебе на квартиру, а там дали наш телефон, – мама-Иволгина, удивленная сдержанной реакцией Натальи, смущенно переглянулась с мужем. – Мы… то есть я предложила, что мы берем такси и забираем их из Пулково… Что-нибудь не так? – Ее возбуждение иссякло.

– Нет, все нормально. Только слишком неожиданно, – Наташа была по-прежнему сдержанна.

– Вот и чудненько! Вы с Вадимом тогда похозяйствуйте тут, организуйте встречу, а мы сейчас быстро обернемся. Или вы хотите поехать сами?

Вадим, сразу уловивший смутную, непонятную им с Натальей интригу момента, взял невесту за руку и разрешил родительские сомнения:

– Конечно, езжайте, мы тут сами…

Хлопнула дверь, звякнула дверная цепочка. Наташа прошла в кухню, с обреченным видом опустилась на табурет.

– Влипла…

– Не влипла, а влипли. – Вадим встал в дверном проеме. – Хотя чего печалиться…

– Ты отца не знаешь! Он же темный, дикий! Водки нажрется, будет орать: «Хват-девка, обортала гулевого, моя школа!»

– Н-да, а других сценариев не предвидится?

Наталья пожала плечами:

– Может, морду набьет, когда узнает, что я в положении. Тоже не подарок.

– Решено, водку из холодильника – долой, на столе – только бутылка вина! – жених решительно двинулся к пузатому ЗИЛу.

– Дим, у него водяры с собой не меньше чемодана.

Иволгин непонимающе посмотрел на суженую.

– Ну не смотри на меня так! – девушка повысила голос. – Любой, кто дальше родной околицы всего пару раз в жизни выезжал, всегда потащит с собой «все свое»!

– Наташ, успокойся.

– Не успокоюсь! – начинались слезы и истерика. – Что ты понимаешь? Боится деревня города, вот и тащит на своем горбу, сколько унести сможет! Думаешь, приятно в здешних магазинах идиотами выглядеть? По себе помню, – она закрыла лицо руками и разрыдалась.

«Совместные хлопоты сближают» – вспомнилась вдруг фраза из научно-популярной брошюрки «В помощь молодоженам», недавно прочитанной Домовым. Он молча положил перед страдающей подругой серьезный кусок сыра «Советский», погремев в пенале посудой, добавил глубокую миску и терку. Ловко управляясь с очисткой чеснока, он, избегая смотреть на Наталью, чувствовал, как спадает ее нервное возбуждение, плач затихает, переходит в тихие редкие всхлипы, и наконец ритмичное клацанье сыротерки по мисочному дну возвестило городу и миру: «Любовь и согласие победили!»

Только надолго ли? Этого не знал никто.

Недели за две до описываемых событий Наташа Забуга оказалась в родном институте. Девочки-однокурсницы плотным кольцом обступили будущую жену и мать, и началось этакое «Что? Где? Когда?». Атомоходом «Ленин» разметав девичий круг и прервав неформальный брифинг, на нее навалилась профгруппорг Соколова.

– Забуга, это не по-товарищески и не по-комсомольски!

– Ты о чем?

– Все гадают, какой тебе подарок на свадьбу дарить, а ты с приглашением не торопишься. Нехорошо!

– Ленка, но…

– Что? «В тесном семейном кругу», а товарищей – побоку?

Спорить с потомственной общественницей Соколовой – все равно, что бежать впереди электрички. Наташа прикинула в уме размеры банкетного зала в Доме свадебных торжеств и виновато посмотрела на Ленку.

– Мы пока еще не занимались приглашениями, даже открытки еще не куплены…

– Во-во, формалистка-единоличница! – продолжала наседать активистка. – А про коллектив ты забыла? Про комсомольскую взаимовыручку и надежное плечо товарища?

Наталья мгновенно вспыхнула:

– Слушай, Ленка, ты когда-нибудь словосочетание «личная жизнь» слышала? Или ты по жизни пройдешь с комсомольским коллективом и в брачную ночь, и на пенсию?

Соколова захлопала коровьими ресницами, щеки ее покрылись красными пятнами. Поджав губки, профбогиня заявила:

– Представь себе, пройду! Без абортов и свадебок втихаря! – Соколова гордо вскинула голову и покинула девичий кружок.

Возникла неловкая пауза. Фомина и Перова, самые близкие ей в группе, стыдливо отвели глаза. Кто-то невыразительный и серый, вроде соколов-ской наперсницы Деевой, растворился в институт-ском коридоре. И Наталья громко произнесла:

– Коллектив?.. Стая! – в голосе не было презрения, как не было и горечи от оглашения ее тайны, досады и сожаления от осознания, что вот эти самые люди, к которым она привыкла относиться хорошо, с интересом обсуждают и оценивают ее беременность и скорое замужество…

Наташа дошла до деканата. Евгения Ароновна, секретарша декана, приветливо встретила ее, усадила в кресло, сообщив, что Олег Сергеевич будет с минуты на минуту.

– Евгения Ароновна, я просто хотела узнать, что необходимо сделать, чтобы оформить академический отпуск, – Наталья была собранна и деловита, как в дни больших соревнований.

– Все-таки в академку…

По интонации девушка поняла: в институте нет ни одного человека, пребывающего в неведении относительно ее обстоятельств.

Она встала, тихо попрощалась и в дверях столкнулась с деканом.

– А! Забуга. Здравствуйте! Евгения Ароновна, меня пока ни с кем не соединяйте! Вас же, товарищ студентка, попрошу к себе.

Кабинет декана был небольшим, темноватым и уютным.

– Наташа, – Олег Сергеевич задумчиво пожевал губами, – студенчество – народ взрослый, самостоятельно принимающий решения. Это я прекрасно понимаю. Однако все мы, без исключения, живем жизнью страны и не можем пренебрегать интересами государства и коллектива.

– Олег Сергеевич…

– Не перебивайте. Я не ханжа и бесконечно далек от рассуждений на тему «беременная студентка – позор вузу», хотя среди институтских общественников данная тема популярна. Но вот этот небольшой аппаратик, – декан щелкнул по черному корпусу телефона, – доставил мне немало неприятных минут… Повторяться и напоминать вам о спортивной чести страны, товарищах по команде и тренерских ожиданиях я не собираюсь. Все, что я могу вам сказать, заключается в следующем: если вы все-таки решитесь на эту операцию, прошу сразу ко мне. Дело серьезное и отдавать его на волю случая – глупо и неразумно.

Наташа с вызовом подняла глаза:

– Все! Понимаете, Олег Сергеевич, все сроки вышли! Никакой такой операции не будет!

Декан, смутившись, покраснел:

– Что ж… Надеюсь, что это к лучшему. Не смею вас задерживать.

Институтские лестницы, коридоры и переходы слились в один бесконечный тоннель. Мелькали белыми пятнами лица. Любой звук отдавался гулким эхом и улетал назад.

Только на Декабристов противный визг автомобильных тормозов остановил бешено мчащиеся картинки.

– Что? Жить надоело? – рыжий водитель выбирался из «Москвича». Между бампером автомобиля и Наташей оставалось совсем немного – всего тридцать роковых сантиметров.