Таково футурологическое трио: средства, мотивы и возможности. Если верно определить их хотя бы наполовину, можно с успехом анализировать идеальное преступление – будущее. Но как описать результат? Что все это значит и что мы от этого будем иметь?
И вновь будущее проявляет себя в трех видах: сверху, снизу и в середине. Мы даже можем обозначить эти направления, введя в повествование трех пророков, представляющих эти подходы. Это Панглос, Кассандра и Страховой Агент.
Философ Панглос – персонаж из вольтеровского «Кандида».[2] Передовой философ-просветитель, он отрицает существование зла. Для Панглоса любое зло весьма относительно, так как мир построен на добре и милосердии. Если сформулировать это по-другому: нет худа без 90 процентов добра.
Становясь нашим проводником в будущее, Панглос предлагает нам очень многое. Страхи и волнения людей по поводу своего будущего, как правило, значительно хуже реальности. Люди с поразительной легкостью игнорируют чужую боль. Именно в этом заключается суть философии Панглоса: какое же это «зло», если это вас не касается? Люди обладают потрясающей способностью забывать даже собственные страдания. Время лечит раны. Иначе ни одна женщина не родила бы второго ребенка, а так с каждым новым поколением появляются на свет и растут новые Панглосы, снисходительно насмехающиеся над горестями своих родителей. Панглос может показаться немного поверхностным, но нельзя недооценивать его непреходящей власти. Он искренне наслаждается своими радужными иллюзиями и никогда не встает с постели с головной болью по поводу грядущего дня.
Очевидная слабость подхода Панглоса состоит в опасности потерять надежду, впасть в отчаяние и цинизм после первой же неудачи. Его недостаточно, чтобы смело смотреть судьбе в лицо, а иногда людям приходится быть смелыми.
Кассандра была любимой пророчицей Гомера, пророчицей скорби и печали, которую постоянно игнорировали невежественные насмешники. Все пути земной славы в конечном итоге ведут к могиле. Ничего нового не рождается под этим небом, и ничего и не утрачивается. Все в действительности гораздо хуже, чем нам кажется. Человеческое общество – просто громадный «корабль дураков». Величайший вклад Кассандры в футурологию заключается в ее умении смотреть в лицо суровой реальности: все, что нам дорого, исчезнет, канув в Лету. Люди платят футурологам за то, чтобы они рисовали радужные перспективы и предсказывали замечательные новшества будущего, а отнюдь не за то, чтобы они скорбели в одиночестве, оплакивая отжившее и умершее. Но отступления, поражения и потери – такая же неотъемлемая часть будущего, как триумфы и инновации. Двадцатый век – это тот же девятнадцатый с автомобилями, но уже без лошадей.
Слабость Кассандры заключается в том, что она слишком мелодраматична и в конце концов надоедает. Она отвергла свой шанс – любовь бога Аполлона, и ее дети умерли молодыми, а сама она была убита ревнивой женой. Кассандра предложит вам смерть на завтрак, обед и ужин – у нее нет любви к риску, вкуса к жизни. Она делает глухими тех, кто не желает ее слышать.
Страховой Агент – не мифический герой и не литературный персонаж. Он из «реальной жизни». Он уверен, что все пойдет своим чередом. Хотя флаги, имена и этикетки часто меняются, революции – это отнюдь не столь знаменательные события, какими обычно представляют их революционеры. Ни одно дерево не вырастет до неба. Маятник по-прежнему качается, а его веревка обрывается крайне редко. Страхового агента не слишком волнует, живы вы или уже умерли, он стремится заполучить лишь вашу подпись в договоре. Благодаря тщательному изучению статистики последних десятилетий он знает, сколько в среднем живут люди (если, конечно, не брать в расчет курение и непристегнутые ремни безопасности).
Страховой Агент – это голос здравого смысла. Его прагматизм разбивает гипнотические чары Панглоса и разгоняет тоску Кассандры. Ради собственной прибыли он готов драться с медведем и съесть быка целиком. Себя он считает «реалистом».
Его слабость заключается в том, что он совершенно не учитывает экстраординарных событий. Он рассчитывает на бесперебойную работу механизма, но никак не на аварию. Во время стихийных бедствий страховые компании лопаются. Завтра погода, скорее всего, будет такой же, как и вчера, но так происходит не всегда. Современные страховые компании по-прежнему разоряются во время катастрофических наводнений, пожаров и ураганов.
Трудно определить условия успеха футурологии. Кто-то может вообразить, что для этого нужно предсказать какое-то выдающееся событие, какого прежде никто и представить не мог. Тогда он станет Тем Классным Парнем, Который Это Предсказал. Но драматические события, выбивающиеся из общей колеи, редко бывают по-настоящему важными. Они символичны, но не являются определяющими.
Как сказал китайский полководец Сунь-Цзы свыше двух тысячелетий назад, высшее мастерство военного искусства заключается не в том, чтобы в ста сражениях добиться ста побед. Оно состоит в том, чтобы полностью уничтожить врага, действуя скрытно и не начиная войны. Противник Сунь-Цзы, возможно, даже не знал, что тот является его врагом. Скорее всего, он считал его безобидным путаником и недотепой, к которым относятся со снисходительной усмешкой.
Точно так же успешно справляющийся со своей работой футуролог – вовсе не пророк. Он должен не одерживать блестящие победы над будущим, а предсказывать настоящее. Футурологу не нужно предрекать удивительных чудес, он скорее должен признавать и описывать очевидные небольшие странности, которым в будущем суждено стать типичными. Киберпанк в середине 1980-х нес в себе наивно-лирическое утверждение невероятного: мир однажды станет таким, каким он стал в конце 1990-х. Когда же это время пришло, киберпанка никто не назвал пророческим, к нему относились как к клише. Он стал банальным и архаичным, так как его авторы возводили на пьедестал то, на что сейчас не обращают никакого внимания. Представители киберпанка сделали ценными вещи, которые пятнадцать лет спустя вызывают в лучшем случае пожатие плечами ввиду своей банальности. Порожденной ими сенсации была суждена весьма недолгая жизнь.
Ничто не устаревает такими темпами, как «будущее». Ничто так быстро не выходит в тираж, как последние достижения высоких технологий. Ни одна технология не вливается плавно в реку будущего. Они дергаются и хромают на своих костылях и ходулях, как и их античный покровитель, бог Гефест.
Эта книга о теории и дизайне в эпоху машин. Это амбициозная, неуклюжая попытка влиться в пульсирующую вену футурологии, войти в почетную компанию ученых мужей, чьими произведениями я восхищался много лет: Герберта Уэллса, Артура Кларка и Алвина Тоффлера, Льюиса Мамфорда, Рейнера Бенхема, Питера Дракера и Майкла Дертузоса. Выдающиеся личности, мыслившие необыкновенно широко, предрекавшие масштабнейшие перемены и совершенно не боявшиеся ошибиться.
Эта книга задает будущему два вопроса: Что это значит? и Как мы это воспримем? Именно это и интересует меня больше всего. Предмет моего творческого поиска – не железяки и не статистика будущего, а его восприятие, отношение к нему, глубинные убеждения. Как оно будет восприниматься и как ощущаться.
Когда я был моложе, весь мир лежал передо мной, подобно чистой, неисписанной странице. Сейчас, когда я, и сам не желая того, достиг почтенного среднего возраста, все изменилось. Я неожиданно понял, что живу в будущем, в самом разгаре завтрашнего дня. Многие вещи, о которых на заре своей юности я мог только мечтать, сейчас более или менее воплотились в жизнь. Не составит труда узнать универсальный потребительский рай из «Островов в Сети» (1988) в современных гипермаркетах или в содержимом журнала Fortune. Мне удалось дожить до того времени, когда мои книги «Хакерский взлом» (1992) и «Машина различий» (1990) стали изучать в университетах. Но не в курсе футурологии, представьте себе, а в курсе истории литературы.
2
Философская повесть Вольтера «Кандид, или Оптимизм» (1759).