Призрак внезапно повернулся и подошел к окну. Алексис отступила, с трудом подавляя крик, который рвался из горла, и закусила ладонь.

Он положил руку на медную ручку окна и сильно потряс. Вдруг что-то в этой мускулистой фигуре показалось девушке знакомым. Она разжала зубы, и дикое бешенство тут же охватило ее.

Алексис отперла французское окно.

— Какого дьявола, — крикнула она Майклу Слейну дрожащим от ярости и перенесенного страха голосом, — ты тут шляешься?

Он откинул голову и расхохотался. Смех был приятный — низкий, веселый и с ноткой бесшабашности.

— Я двинул за тобой по пожарному ходу, — сказал он.

— Двинул?… — От безразличия не осталось и следа. В неистовстве она едва ворочала языком.

— Там так скучно, — пожаловался он, будто это объясняло все. — Отодвинься, пожалуйста.

Жесткие руки — она еще слишком хорошо помнила их прикосновения — убрали ее с дороги, и Майкл вошел в темную комнату.

— Свет включить? — спросил он.

Она стиснула кулаки, подбирая слова, чтобы высказать все, что думает. А он тем временем нашарил выключатель. Гостиная Фреда залилась мягким абрикосовым светом.

Майкл Слейн одарил ее наглой ухмылкой.

— Милости прошу к нашему шалашу… — проворковал он. — То есть к вашему.

Алексис не шевельнулась.

— Это что же, очередной твой фокус?

— Фокус? — невинно переспросил он.

— Да, фокус. Вроде тех, что попадают в газеты. Он покачал головой.

— Я думал, вы не принадлежите к числу моих фанов, мисс Брук.

— Не нужно быть фаном, чтобы слышать о драках в ночных клубах, — отрезала она.

— Ну пошалил пару раз, — холодно сказал он. — Я, между прочим, за все сломанное плачу.

Она вспомнила о фотографе на вечере у Шейлы.

— И за разбитые фотоаппараты тоже платишь? Он сжал зубы.

— Никогда.

Она повысила голос:

— Ты намеренно разбил камеру. Я видела. Это ты тоже назовешь невинной шалостью?

— Нет, — сказал он ровным голосом. — Это одна из превратностей войны.

— Ты совершенно невыносим, — сказала она с отвращением.

— Вероятно, ты права, — согласился он. — Но почему бы тебе не закрыть окно? Нам обоим станет гораздо уютнее.

Алексис взвыла от злости. Но возразить было нечего. Она уже начинала замерзать в своей жоржетовой блузке. Потирая предплечья, она отошла от окна. Он не отводил от нее глаз. Она ответила таким же прямым взглядом, но ничего утешительного не увидела.

Сильное, почти уродливое лицо с высокими скулами и глубокими складками у рта, придающими ему вид человека, прожившего нелегкую жизнь и слишком много повидавшего. На левой скуле маленький шрам. На вид старый. Рот чувственный и несколько жестокий. Глаза…

Запоминались именно глаза. Именно там гнездилась его магнетическая власть. Холодные и блестящие, они излучали всю надменность мира.

Жестокий рот раздвинулся. Слейн присел на угол драгоценного итальянского столика и ухмыльнулся.

— Рыжих у меня еще не было, — с оскорбительной прямотой сообщил он.

Алексис, задохнувшись, смотрела на него.

— Не обманывайся, — быстро парировала она. — Если думаешь, что я буду первой, то имей в виду: пара таких замечаний — и ты выберешься отсюда так же, как забрался.

Он поднял руку, прося пощады.

— Нет, не выбрасывай меня к волкам, Золушка. Я буду вести себя хорошо.

Алексис любезно улыбнулась.

— Будешь, — согласилась она. — А теперь скажи, что ты здесь делаешь. И, — добавила, не дав ему раскрыть рот, — если еще раз назовешь меня Золушкой, я начну швыряться тяжелыми предметами. Мы познакомились не на балу, и ты не тянешь на Прекрасного Принца. Теперь говори.

Как ни странно, он рассмеялся. И это был совсем другой смех. Такой, будто ему в самом деле стало весело.

— С этим не поспоришь. — Он заговорщически понизил голос: — Я в бегах.

Алексис уставилась на него.

— Очень остроумно, — сказала она саркастически. — От кого? От полиции или от наемных убийц?

— Хуже, — ответил он, покачав головой. — От прессы. Она не дала сорваться первой пришедшей на ум колкости. Ее опыт общения с прессой ограничивался парой вежливых иностранных корреспондентов — друзей Фреда и несколькими музыкальными критиками, которые не были ничьими друзьями. Но потом она сообразила, что дело может обстоять иначе, если ты — чреватая сенсациями кинозвезда.

— Почему? — просто спросила она.

Майкл Слейн метнул в нее острый взгляд. Помолчав, он, видимо, решил, что ее простодушие искренне. Он пожал плечами.

— Вообще или в данном случае?

— Как хочешь, — ответила озадаченная Алексиc. — Или и то, и другое.

— Вообще — я кормлю первые полосы. Уличный мальчишка, сделавший состояние, но не совсем избавившийся от прежних замашек. Это вызывает у людей подлинный интерес, — сказал он с уничтожающей иронией. — В частности, когда я выпускаю новый фильм.

— А фильм уже вышел? Он покачал головой.

— Ни здесь, ни в Штатах. Нет, в данном случае | мы присутствуем — если чутье меня не обманывает — при битве агентов.

Алексис недоумевающе уставилась на него.

— Я не понимаю ни слова, — сказала она наконец. — Но ради Бога, не сиди на этой штуковине. Она стоит тысячи, и Фред убежден, что горничная крошит ее, когда вытирает пыль. Я сделаю кофе, а ты все объяснишь как следует.

Но когда он поведал свою историю, Алексис пришла в еще большее замешательство.

— Ты что же, действительно не был знаком с этой девушкой?

— Даже в кино не видел, — мрачно подтвердил Майкл Слейн.

— И она вошла, когда ты мылся под душем? — недоверчиво спросила Алексис. — Зная, что ты там?… Даже вообразить трудно. Недоразумение, наверно.

— Она захватила с собой фотографа.

— Но…

— Поверь мне, Золушка, я знаю, о чем говорю, — перебил он. — Они были намерены сделать славный материальчик, доказывающий, что в душе я все тот же шпаненок: оказавшись вне влияния своего любящего агента, я тут же берусь за старое и начинаю забавляться под душем с невинными девочками. Милая моя, я могу сказать, какими были бы заголовки.

— Не называй меня Золушкой, — вспыхнула Алексис. — И милой тоже. По-моему, ты наговорил мне кучу ерунды. В этом нет смысла.

Он покачал головой.

— Смысл-то как раз есть. Студии делают агентов. Агенты делают звезд. Если агент, от которого я собираюсь отказаться, убедит студию, что, избавившись от его отеческой опеки, я подвергну их серьезному риску… — Он пожал плечами. — Они сумеют заставить меня остаться с ним. А если я откажусь, у них может не найтись работы для меня. И если на других студиях узнают, что я неуправляем, там тоже не кинутся предлагать мне работу.

Алексис выпрямилась на стуле.

— Но это… чудовищно.

— Это реальность, Золушка, какой бы чудовищной она ни была.

— Не…

— О'кей, о'кей. Извини. Ты просто чересчур нервная. Потому что рыжая, наверно.

— Я не слишком нервная, — с нажимом произнесла Алексис. — Напротив, я очень хорошо справляюсь с трудными подростками.

Он поднял брови.

— В самом деле?

Далеко не в первый раз Алексис захотелось стукнуть его.

Она холодно поинтересовалась:

— Раз, как ты уверяешь, эти двое журналистов продолжают преследовать тебя, значит, ты их побил в первом раунде?

— Все, что я мог сделать, — с бесконечным цинизмом ответил Майкл Слейн, — это сбежать. Правда торжествует только в кино. В реальной жизни в случае опасности умный уходит влево.

— А ты умный?

— Дурно проведенная юность дает свои преимущества, — сказал он.

Алексис невольно рассмеялась.

— Значит, ты так и сделал? Ушел влево? Он оскалил зубы в хищной улыбке.

— В конечном счете — да. Только сначала мне надо было отыграть пару очков.

Пожалуй, исчадьем ада его называют заслуженно, усмехнулась про себя Алексис.

— Каким образом? Он хмыкнул.

— Засунул обоих под душ и остался при фотоаппарате, — с удовлетворением ответил он.

Алексис подавила новый непрошеный смешок.