– По-моему, нет... А не выпить ли нам? – И, указывая на речку: – Вся эта жидкость вызывает у меня жажду.

Он дважды икнул и начал напевать модную песенку.

– Бросим все это, – сказал я, отстранясь от парапета. – Пошли пропустим по одной в "Бешеной лошади".

– Наконец-то одна здравая мысль, – сказал Ковет.

В "Бешеной лошади", следя восхищенным взглядом за Ритой Кадиллак, раздевающейся под музыку, я вновь принялся думать о Денизе Фалез и рассуждать, стоит ли поделиться своими мыслями с Марком Коветом. После зрелых размышлений решил, что не стоит. Вполне возможно, вообразил я себе невесть что и плохо разглядел это... Плохо разглядел? Гм... Так уж плохо? Они не экономили электричество там, в зале кинотеатра "Франсуа I". И, в конце концов, глаз у меня натренированный. Нет, ошибки не было. Если Дениза Фалез уже не выставляла так щедро напоказ свою вызывающую грудь в недавних фильмах и если на светских приемах она появлялась с асимметричным декольте, которое слишком целомудренно прикрывало ее грудь, значит, на ней было нечто такое, что следовало скрывать. Что-то такое, что попалось на глаза мне, зоркому, удачливому, дипломированному детективу.

... Шрам от давней раны, наверняка нанесенной не детским пугачом.

Выйдя из "Бешеной лошади", Марк Ковет подозвал такси, чтобы вернуться домой. Я пошел пешком на Елисейские поля. Несмотря на поздний час, холл "Космополитена" был ярко освещен. Свежевыбритый, корректный и элегантный администратор за своей конторкой отдавал приказания молодому рассыльному. Из танцевального зала в подвале доносились приглушенные звуки оркестра. Для такого часа это было необычно.

– Что происходит? – спросил я служащего, когда он протягивал мне ключ.

– Это – люди кино, месье, – объяснил он мне. Вышколенный лифтер словно вырос из-под земли и открыл мне дверь лифта. Бесшумная быстрая машина доставила меня на мой этаж. Я вошел в свои апартаменты, пересек гостиную и прошел в спальню. Зажег свет и направился к постели, И тут я увидел ее.

Не все то правда, что люди говорят. К примеру, что у пьяниц бывают ужасные галлюцинации. Что им мерещатся крысы, пауки, слоны, разные там существа, чудовищные и отвратительные. Это не всегда так... а если так, то надо согласиться, что когда я хорошо под мухой, то пользуюсь в этом плане режимом наибольшего благоприятствования.

Существо, которое спало на моей собственной постели, откинув верхнюю простыню, не было ни крысой, ни пауком. Его можно было бы назвать по меньшей мере киской.

Ей было не больше двадцати лет, а может, и меньше. Красивая мордашка под искусным макияжем, обрамленная каштановыми с рыжеватым оттенком волосами. Сильно надушенная. В прозрачных чулках, подчеркивавших безупречную форму ног, с лакированными ногтями и наручными часами.

Я взял стул и сел. Откровенно говоря, все это застигло меня несколько врасплох.

Голая девушка вздохнула, состроила капризную гримаску, ее голова скатилась с подушки, а рука принялась шарить сбоку по постели. Почти одновременно она открыла глаза и тут же опять закрыла от яркого света. Я встал, потушил люстру, зажег менее мощный стенной светильник и опять сел, ничего не говоря. Девушка села, сжала руками голову, взъерошила волосы. Потом зевнула, раскрыла глаза до их нормального размера и поглядела на меня. Она выглядела смущенной и растерянной как раз настолько, как если бы, одетая с головы до пят, вдруг подошла к табачному киоску и попросила продать ей почтовую марку.

– Извините меня, – сказала она, – мне кажется, что... что я заснула...

Ее голос был ласковым, теплым, провоцирующим. Заученным. Чертовски заученным. Ее живот был плоским, груди маленькими, крепкими, хорошей формы, лицо приятным, я заметил это еще раз, но мне приходилось иметь дело с совками для уборки пыли, интеллект которых был повыше, чем у нее.

– Я заснула, – повторила она.

– Да, – сказал я доброжелательно. – И перепутали номера.

– О! Месье... не... (она вытаращила глаза) вы – не... о!

Запоздалая стыдливость вернулась к ней, она натянула на себя простыню и глядела на меня почти с испугом:

– Кто... кто же вы такой?

– Мое имя вам ничего не скажет.

– Вы работаете... в кино?

– Не совсем, – усмехнулся я, уже понимая что к чему, – в этом отеле, возможно, я единственный человек, который не занимается кинематографом. Ну что, не повезло? (Я встал.) Придется досыпать в другом месте, малышка.

– Да, правда! Какая же я дура! – воскликнула она, не подозревая, как близка к истине.

– Где ваша одежда?

– Здесь.

Она показала пальцем на стул, где валялись принадлежности ее легкого туалета – блузка с большим вырезом, светлая плиссированная юбка и минимальное количество нательного белья.

– И только не просите меня глядеть в другую сторону, когда будете одеваться, ладно? – предупредил я, протягивая ей в первую очередь туфли на высоком каблуке, которые я подобрал возле шкафа. – Я не послушаюсь.

Она яростно отшвырнула простыню и спрыгнула на коврик перед кроватью, сознавая свою красоту и как бы подтрунивая надо мной. Я подавал ей шмотки одну за другой. После классического стриптиза великолепной Риты Кадиллак этот стриптиз наоборот не был мне неприятен. Но если я рассчитывал ее унизить, то тут я остался с носом.

– Вы, очевидно, хотите работать в кино? – спросил я.

– Да.

– И вы рассчитывали таким вот методом...

– Да.

– Разве не существует других? К примеру, вы никогда не слышали о таланте?

Она выгнулась, чтобы застегнуть свой бюстгальтер, любуясь собой в зеркале и предоставляя мне возможность детальнейшего обзора.

– Когда-то, – продолжал я, – актеришки имели обычай говорить, что все зависит от маски. А теперь... Ну, ладно, не будем спорить. Как вы проникли ко мне?

Она не ответила, будучи занята аранжировкой своего декольте, которое оставляло открытыми ее плечи. Я успел заметить ее имя: Моника, вышитое на блузке на уровне сердца. Не хватало только номера телефона и расписания, когда ее можно было бы зарезервировать на другом конце провода.

– Готовы? Ну ладно, без обиды, Моника. В другой раз вам улыбнется счастье и вы не ошибетесь дверью. Счастье... если можно так выразиться... (Злость овладела мною. Я схватил ее за руку и сильно тряхнул. "Чертов дурак, – подумал я, – кто тебя заставляет читать ей мораль в три часа утра, когда ты сам наполовину пьян?") Вы не можете оставить эти дурацкие идеи и создать для себя хорошую тихую семейку вместо того, чтобы продавать себя не знаю уж скольким свиньям и, может быть, просто за так? Господи, ведь в мире же нет недостатка в отличных мальчишках, которые работают руками: механик или кто другой, не знаю уж там – какой-нибудь симпатичный парень, который сделает счастливыми и себя, и вас.

– Механик? – засмеялась она. – Нужна мне такая какашка! Спасибо за шутку!

Я ее отпустил:

– Мотайте отсюда!

Я проводил ее до коридора и открыл дверь. Она прошла мимо, и я чуть не задохнулся от ее дорогих духов, которые она, очевидно, оплачивала натурой. Мисс Грас Стендфорд душилась такими же. Ступив одной ногой в коридор, она впилась в мои глаза своими – темными и теплыми, – в которых можно было прочесть: "Чудак ты на букву "м"... " Потом сказала:

– До скорого свидания. Увидимся, когда я найду себе механика!

Она удалилась на своих ладных ножках походкой Мэрилин Монро, покачивая бедрами. Ковер скрадывал стук ее каблуков. Я закрыл дверь, не дожидаясь, пока она дойдет до лестницы.

В конце концов, она была права. Механик! Честное слово, я становлюсь пролетарским поэтом. Знавал я механиков. У них были симпатичные жены, но в кинозвезды они не годились.

Я пошел в направлении к ванной, но в этот момент мне послышался неясный шум в коридоре. Она вернулась? Я опять открыл дверь. Коридор был пуст и погружен в обычный полумрак.