Александр Казанцев

ШАХМАТЫ НА ДНЕ КОЛОДЦА

(Повесть написана совместно с Мариавом Сияниным.)

"Любовь это и есть одно из самих

удивительных чудес Света!"

Глава первая

РАСКОПКИ

Археолог Детрие стоял на берегу Нила и кого-то ждал, любуясь панорамой раскопок. Кожа его от загара так потемнела, что не будь на нем светлого клетчатого костюма и.пробкового шлема, его не признали бы европейцем. Впрочем, черные холеные усы делали его похожим на Ги де Мопассана. Непринужденность гасконца и знание местных диалектов позволяли ему быстро сходиться здесь с людьми. Особенно помогало знание арабского языка и наречия, на котором говорили феллахи.

Трудно ладить было лишь с турками. Кичливый паша в неизменной феске, от которого зависело разрешение на раскопки в Гелиополисе, неимоверно тянул, потчуя Детрие черным кофе, сносно болтая по-французски и выпытывая у него о парижских нравах на плас Пигаль. Он не преминул похвастаться, что знает наизусть весь Коран, хотя и не понимает ни одного арабского слова, что, впрочем, не мешает ему править арабами. В душе он, конечно, презирал неверных гяуров за их постыдный интерес к развалившимся капищам старой ложной веры, но и обещал европейцу, обещал, обещал... Однако разрешение на раскопки было получено лишь после того, как немалая часть банковской ссуды, выхлопотанной парижским другом археолога графом де Лейе, перешла от Детрие к толстому паше. Таковы уж были нравы сановников Оттоманской империи, по владениях которой скрещивались интересы надменных англичан и алчных немецких коммерсантов, требовавших под пирамидами пива и привилегий, обещанных в Константинополе султаном.

Детрпе мало интересовался этим соперничеством. Как чистый ученый, он больше разбирался в борьбе фараонов и жрецов бога Ра, древнейший храм которого ему удалось раскопать.

В 1912 году отмечалось это выдающееся достижение археологии. Храм был огромен. Казалось, кто-то намеренно насыпал здесь холм, чтобы сохранить четырехугольные колонны и сложенные из камней стены с бесценными надписями на них. Но сохранили их не разум, а забвение и ветры пустыни.

Археолога Детрие заинтересовали некоторые надписи, оказавшиеся математическими загадками. Жрецы Pa - и математика!

Это открывало много.

Об одной пз таких надписей, выбитой иероглифами на гранитной плите в большом зале, и написал Детрие в Париж своему другу, математику, пообещавшему в ответ самому приехать на место раскопок.

Его и ждал сейчас Детрие. Но меньше всего думал он увидеть всадника в белом бурнусе, подскакавшего на арабском скакуне в сопровождении туземного проводника в таком же одеяпии.

Впрочем, но его ли друга можно было встретить в Булонском лесу во время верховых прогулок в весьма экстравагантном виде?

То он был в цилиндре, то в турецкой феске, то в индийском тюрбане. Ведь он прослыл тем самым чудаковатым графом, который сменил блеск парижских салонов на мир математических формул.

Кстати, в этом он был не так уж одинок, достаточно вспомнить юного герцога де Бройля, впоследствии ставшего виднейшим физиком (волны де Бройля!).

Детрпе и граф де Лейе подружились в Сорбонне. Разные специальности. выбранные ими, разъединяли, но не отдаляли их друг от друга. Они всегда вместе гуляли по бульвару Сен-Мишель и встречались на студенческих пирушках, пили вино, пели песни и веселились с девушками.

Но главное, что связывало их, была "масонская ложа шахматистов", как в шутку говорили они. Оба были страстными шахматистами. Играли они примерно в равную силу, по граф де Лейе увлекался шахматными этюдами и не без успеха составлял их сам, получал призы на международных конкурсах. И если они не играли очередную партию, то, собравшись вместе, рассматривали этюды Лейе плп классиков шахматной композиции. Эта общая привязанность к мудрой игре сделала само собой разумеющейся взаимную выручку. Вот почему граф де Лейе помог археологу добыть необходимые средства для раскопок и теперь сам по просьбе собрата по "шахматной ложе" примчался сюда.

Граф осадил коня и ловко соскочил на землю, восхитив тем проводника, подхватившего поводья.

Друзья обнялись и направились к раскопкам.

- Тебе придется все объяснить мне. как в лицее, - говорил граф, шагая рядом с Детрие в своем развевающемся на ветру бурнусе. Его тонкое бледное лицо, так не вязавшееся с восточным одеянием, было возбуждено.

- Раскопки ведутся на месте одного пз древнейших городов Египта, методично начал археолог. - Гелиополис - город Солнца. В древности его называли Ону плп Ей-н-Ра. Здесь был религиозный центр бога Ра, победителя богов, который "пожирал их внутренности вместе с их чарами". Так возвещают древние надписи: "Он варит кушанье в котлах своих вечерних... Их великие идут на его утренний стол, их средние идут на его вечерний стол, их малые идут на его ночной стол..." - декламировал цитаты археолог.

- Прожорливый был бог! - рассмеялся граф.

- Эти религиозные сказания отражают не только то, что Солнце всходит над горизонтом, "пожирает." звезды, но и отражают, пожалуй, реальные события древности.

- Битву богов с титанами?

- Нет. Воевали между собой не столько сами боги, сколько жрецы, им поклонявшиеся. Так, с жрецами бога Ра всегда соперничали жрецы бога Тота-Носатого (его изображали с головой птицы ибиса), сыном которого считался фараон Тутмос I. Любопытно, граф, что наследование престола у египтян, как пережиток матриархата, шло по женской липпи.

- Постой, великий древнечет. Я в невежественной своей темноте слышал лишь о двух египетских царицах Нефертити и Клеопатре. Обе украсили бы собой бульвар Сен-Мишель.

- Жила и другая, как раз дочь Тутмоса I, и, быть может, даже более прекрасная, чем эти прославленные красавицы. Однако Клеопатра, как известно, была гречанкой (по линии Птолемея, соратника Александра Македонского). А Нефертити не правила страной. Она была лишь женой фараона Эхнатона. Ее изображали даже сидящей на коленях у мужа...

- Какая непростительная добродетель!

- А вот жившая много раньше Хатшепсут (или Хатазу), та была единовластной правительницей, женщиной-фараоном, едва ли но единственной за всю историю Египта.