За период аннексии Косовского края, не считая военнослужащих, погибло около двух тысяч мирных граждан. Среди них около четырехсот – маленькие детишки. Подавленные системы югославской противоракетной обороны, разрушенные административныездания, руины заводов, фабрик, обгоревшие детские игрушки, окровавленныедети на носилках – таковыми были дни «счастливой Пасхи» 1999 года в Югославии. Ветер разносил по пустынным кварталам серно-солёный запах гари и крови. В стенах полуразрушенных улиц и переулков бились стоныполуживых, истекающих кровью жертвсевероатлантических разбойников.

Помимо военных и административных объектов, под бомбовый удар НАТО попали химические, нефтехимические и нефтеочистительные промышленные комплексы. Чудом удалось избежать экологической катастрофы, которая могла накрыть весь Балканский полуостров.

«Химические предприятия на земле наших предков, на нашей родной земле, не бомбил даже Гитлер! Но силы альянса очень даже спокойно делают это, загрязняют реки, почву, отравляют воздух, холодно и беспощадно уничтожают наших граждан, нашу страну! Я обращаюсь ко всему миру с призывом о помощи. НАТО проводит над нашим народом кровавый эксперимент, используя для этого новейшее химическое оружие». (Л. Миличевич, в 1999 году министр здравоохранения Республики Сербия)

Радея с высоких мировых трибун о высшей ценности демократии и свободы личности, а на деле – реализуя план глобального расширения на Восток, лицемерный альянс творил то, что позже назовут «кровавым экспортом европейских ценностей и общедемократических свобод».

Кассетные бомбы, пожирающие женщин, стариков и детей, тонны сброшенного на Югославию обеднённого плутония и урана, спровоцировавшие всплеск онкологических заболеваний, сожжённыеправославные храмы, погромы, этнические чистки со стороны «возмущённых проевропейских демонстрантов», полмиллиона голодных людей – весь этот ужас, согласно геополитическим постулатам «Теории лицемерия»,назвали военной операцией сил НАТО «Решительная сила». Участие же Вооружённых сил США в операции НАТО назвали «Благородная наковальня».

Но высшим проявлением геополитического лицемерия и цинизма стало объявление югославскогокровавого побоищаоперацией «Милосердный ангел».

Потомкидуховных руин

Для человека с незадурманенным и неискривлённым сознанием городские пейзажи – весьма проблематичная среда обитания. В духовных руинах технократического сообщества, покрытых седеющим тленом примитивных устремлений, комфортно живётся лишь индивидуумам с узкоформатным шаблонным мышлением. Нормальному же человеку, испытывающему брезгливость к нечистым законам Матрицы, в современной системе моральных координат приходится совсем непросто. Он вечно бит, мят и затюкан установленными нормами и чудовищными императивами Системы.

Отторжение стандартов Системы закономерно возбуждает административные и социальные гонения. Поэтому чтобы выжить и самореализоваться, «человеку нормальному» предначертано два пути: либо покинуть Систему и сохранить себя, либо смириться, адаптироваться к урбанизированному образу существования, привести сознание в надлежащий «порядок» и пополнить многомиллионные ряды бесправных мозаинок. Смертельно боясь нарушить утверждённые правила и перешагнуть через извечные itaius – «так принято», «так удобно», «так правильно» и «никак иначе», большинство людей, в ущерб душе и принципам, увы, выбирает судьбу мозаинок. Покорившись технократическим законам бытия и приняв стандарты Системы, человек сразу же попадает в стойло безропотных приспособленцев, согласных подчиняться уставу глобального миропорядка в обмен на минимальные социальные и бытовые преференции – четыре стены в серой многоэтажке, потолок с лампочкой, душевой шланг с водой, дырку сортира, вакансию на рудниках и денежное пособие по старости.

Оставаться в Системе, но в то же время и отрицать её ценности – вариант химерный. Неприятие технократических стандартов бытия в лучшем случае приведёт к депортации белой вороны в категорию изгоев Матрицы. Иногда это может закончиться психическим расстройством «социально неадаптированного» индивидуума. В худшем случае оно способно повлечь духовную, и даже физиологическую смерть человека. Грабитель вынимает острый нож и рычит жертве: «Жизнь или кошелёк!» Можно отбиться от грабителя, можно от него откупиться, можно убежать, можно погибнуть. Система говорит жертве: «Принимай мои стандарты или изыди вон». Тут выбор невелик.

***

В каждой из ячеек мировой Системы свои непреложные каноны. Вряд ли кровожадный фиджийский каннибал уютно будет чувствовать себя в знаменитом чайном церемониале английского five-o'clock[битая ссылка] tea. Согласитесь, прилично одетые джентльмены, богемная атмосфера и полуголый свирепый людоед как-то не сочетаются. И наоборот. Что будет ощущать английский чванливый лорд в гуще праздника жертвоприношения, устроенного туземцами-даяками?

Представьте картину. Оживлённый Лондон. Близится вечер. Пожилые англичане торопятся домой. Офисные начальники, чествуя стародавний ритуал, спешно приостанавливают рабочий процесс (и пусть только попробуют к пяти вечера не выделить подчинённым хотя бы пятнадцать «чайных» минут, до суда дойдёт!) Молодёжь устремляется в шумные чайные, кафетерии и кофейни. Чайные столики устилаются пёстрыми скатертями. Расставляются чайные приборы, салфетницы с благоухающими бумажными салфетками, этажерки с пирожными и кексами. Изящные чашечки наполняются ароматным английским чаем с молоком. К горячему напитку, помимо традиционных сладостей, предлагаются хлебные тосты и сливочное масло. Проголодавшемуся жителю туманного Альбиона могут быть поданы сэндвичи, мороженое, свежие овощи, фрукты и пироги.

Национальное пятивечернее чаепитие начинается! Расслабившись, кто в своём доме, у ласково потрескивающего камина, кто в скромном хостеле (комната в общаге, общий санузел, пять фунтов стерлингов в сутки), кто в офисе с коллегами, кто с другом или подружкой – в одном из заведений общепита, англичане неспешно потягивают чаёк. Льётся неторопливая беседа. Обсуждаются жизненные планы, городские сплетни, слухи, новости спорта, казусы политики, светские курьёзы. Повышенный тон и бесцеремонные возгласы при этом совершенно недопустимы. Беседа должна быть душевной и непременно позитивной. И тут, друзья, представьте себе, среди чайной идиллии – бац! И появляется вдруг обнажённый, жаждущий крови злобный туземец! С копьём наперевес. И обглоданной косточкой в шнобеле. В силу привитых взглядов, каннибал вряд ли оценит степенность и торжественность старинного чайного ритуала. Для церемонии он чужой и неуместный. Да и сама церемония для каннибала – всего лишь охотничий надел, где легко можно добыть живой еды. Сообразно личным критериям мировосприятия, туземец начнёт действовать по-своему. И five-o’clocktea превратится в театр боевых действий. Следом подтянется полиция, каннибала нейтрализуют или ликвидируют.

У английского аристократа с туземцами возникнут аналогичные проблемы. Внезапно оказавшись на острове Борнео, в дорогом костюме, галстуке и кожаных туфлях, растерянный англичанин представится каннибалам всего лишь чудесно преподнесенным куском красиво упакованной ветчины. Не более. Ну а то, что у аристократа при себе может оказаться мощный смартфон, чайная чашка из сервиза стоимостью в полтысячи английских фунтов стерлингов или толстая пачка наличных, так этого и вовсе никто не оценит. Что такое фунты стерлингов для туземца? Маленькие прямоугольные пестрые листики, сорванные с диковинного дерева. Да ещё и с изображением какой-то странной лупоглазой тётки в причудливой шапке. Сознание туземца попытается оценить статус пришельца сообразно своим ценностям. Глаза дикаря будут искать у пришельца не дорогие наручные часы, и не смартфон, и даже не упаковку банкнот, а висящую на поясе отрезанную человеческую голову. Есть засохшая голова на поясе – значит, свой человек, доблестный воин, добытчик. Нет головы – чужак и трус. А вот если бы у незваного гостя ещё и мешок имелся, полный высушенных человеческих черепов, это да. По местным правилам, тогда бы он и вовсе был достоин свататься к какой-нибудь даякской красавице из местной знатной семьи. А то, понимаешь, телефон, часы, деньги, туфли… Ерунда какая…