– Письмо оказалось толстое, – подсказал Смайли, вспомнив, что туда было вложено семь листов фотобумаги. На память пришла черная машина, стоявшая, как старый танк, в библиотеке у Михеля.

– Безусловно. Это было длинное письмо. Он вскрыл конверт еще при мне…

Герр Кретцшмар помолчал, посмотрел на Смайли и по его лицу, казалось без всякого желания, прочел, что надо быть сдержаннее.

– Длинное письмо, – повторил он. – На многих страницах. Отто его прочел и очень разволновался. «Клаус, – попросил он. – Одолжи денег, мне надо съездить в Париж». Я одолжил пятьсот марок, без проблем. После этого я какое-то время его не видел. Раза два он заходил сюда, звонил по телефону. Я не слушал. Потом месяц назад он пришел ко мне – Кретцшмар снова умолк, и снова Смайли почувствовал, что того что-то сдерживает. – Я вам откроюсь. – Он как бы снова призывал Смайли держать все в тайне. – Он казался… ну, словом, очень возбужденным.

– Он хотел воспользоваться ночным клубом, – подсказал Смайли.

– «Клаус, – попросил он. – Сделай то, о чем я тебя попрошу, и мы квиты». Отто назвал это «медовой наживкой». Он приведет в клуб мужчину, русского Ивана, своего хорошего знакомого, которого пестовал много лет, редкостную свинью. Устроит для этого так называемого Объекта ловушку. И с гордостью добавил, что такой шанс предоставляется раз в жизни, он его всю жизнь ждал. Поэтому нужны лучшие девочки, лучшее шампанское, лучшее шоу. На одну ночь, за счет Кретцшмара. Это шанс расплатиться за старое и при этом еще заработать деньжат. Остался один должок. Теперь он его взыщет, загадочно добавил он, и обещал, что последствий не будет. Я согласился: «Нет проблем». – «И еще, Клаус, хорошо бы нас заснять», – тут же выпалил он. Я повторил, мол, снова нет проблем. И он явился вместе со своим Объектом.

Внезапно рассказ герра Кретцшмара приобрел спорадический характер. В какой-то момент Смайли перебил его вопросом, куда более важным, чем следовало из контекста:

– А на каком языке они говорили?

Герр Кретцшмар помедлил, нахмурился и наконец ответил:

– Сначала Объект делал вид, что он француз, но девочки почти не говорят по-французски, тогда он перешел с ними на немецкий. А с Отто говорил по-русски. Препротивный тип. Вонючий, потный и в определенном смысле не джентльмен. Девочкам он не понравился, они мне пожаловались. Я отослал их назад, но они все никак не могли успокоиться.

Казалось, Кретцшмар чувствовал себя неловко.

– Еще один маленький вопрос. – Смайли вовремя разрядил атмосферу.

– Прошу вас.

– Как же Отто Лейпциг пообещал, что все обойдется без последствий, если он, судя по всему, намеревался шантажировать этого человека?

– Объект не являлся конечной целью. – Герр Кретцшмар поджал губы. – Он был лишь средством воздействия.

– Воздействия на кого?

– Отто не уточнил. «Это ступенька выстроенной генералом лесенки, – так он выразился. – Для меня, Клаус, вполне достаточно и Объекта. Сдать Объект и получить денежки. Для генерала же – это всего лишь первая ступенька. И для Макса тоже». По причинам, мне непонятным, деньги тоже зависели от того, останется ли доволен генерал. Или, возможно, вы. – Он помолчал, словно надеясь, что Смайли внесет какую-то ясность. Смайли не стал. – Я вовсе не хотел задавать вопросы или ставить условия, – продолжал герр Кретцшмар, осторожнее подбирая слова. – Отто и его Объект вошли через заднюю дверь, и их тотчас провели в separee. Мы постарались ничем не выдать название заведения. Незадолго до того тут неподалеку обанкротился один ночной клуб, – сказал герр Кретцшмар, ничуть не огорченный этим обстоятельством. – Он назывался «Яхта дружбы». Я на распродаже купил у них кое-что из оборудования. Спички. Тарелки. Все это мы и выложили в кабинете.

Смайли вспомнил буквы «ЯХТ» на пепельнице, фигурировавшей на снимке.

– Вы можете рассказать мне, о чем беседовали мужчины?

– Нет. – И тут же пояснил: – Я ведь не знаю русского. – И снова сделал отметающий жест рукой. – По-немецки они говорили о Боге и о мире. Обо всем.

– Понятно.

– Это все, что я знаю.

– А как держался Отто? – спросил Смайли. – Был по-прежнему взволнован?

– До этого вечера я его таким никогда не видел. Он смеялся, как палач, говорил сразу на трех языках, был не пьян, но чрезвычайно оживлен, распевал, рассказывал анекдоты, творил Бог знает что. Это все, что я знаю, – несколько смущенно повторил герр Кретцшмар.

Смайли исподтишка взглянул на окошко для наблюдения и на серые коробки аппаратов. Он снова заметил на маленьком телевизионном экране герра Кретцшмара человеческие тела, беззвучно сплетающиеся в любовном экстазе по другую сторону стены. Он понимал, что за вопрос надо напоследок задать, проникшись его логикой, чувствуя немалый навар. Однако инстинкт, которому Смайли всю жизнь следовал и который привел его сюда, удержал его от опрометчивого шага. Ничто, никакие краткосрочные дивиденды не стоили превращения Кретцшмара во врага и того, что дорога к Отто Лейпцигу будет для него навсегда закрыта.

– Отто никак больше не характеризовал свой Объект? – задал вопрос Смайли, просто чтобы что-то спросить и подвести разговор к концу.

– В какой-то момент в течение вечера он, извинившись перед компанией, зашел ко мне. Сюда, наверх, чтобы убедиться, что договоренность в силе. Он взглянул на экран и рассмеялся: «Я заставил его перешагнуть черту, и назад пути ему уже нет». Больше я его ни о чем не спрашивал. Вот так все и было.

Герр Кретцшмар на кожаном бюваре с золотыми уголками писал, как найти Отто.

– У Отто плохие условия, – между тем заметил он. – И тут уж ничего не поделаешь. Даже если дать ему денег, это ничего не изменит. В душе… – тут герр Кретцшмар помедлил, – …он цыган, герр Макс. Поймите меня правильно.

– Вы предупредите о моем визите?

– Мы условились не пользоваться телефоном. Официально всякая связь между нами прервана. – Он протянул Смайли листок. – Очень советую вам быть осторожным, – напутствовал герр Кретцшмар. – Отто очень разозлится, услышав об убийстве старика генерала. – Он проводил Смайли до двери. – Сколько они с вас там взяли?

– Прошу прощения?

– Внизу. Сколько они с вас взяли?

– Сто семьдесят пять марок за членство.

– И за напитки в зале по крайней мере двести. Я велю вернуть вам деньги при выходе. Вы, англичане, нынче бедные. Слишком много у вас профсоюзов. Как вам понравилось шоу?

– Очень артистично, – похвалил Смайли.

Герр Кретцшмар, весьма довольный ответом, похлопал его по плечу.

– Может, следовало бы вам доставлять себе больше развлечений.

– Возможно, – согласился Смайли.

– Привет Отто, – сказал герр Кретцшмар.

– Передам, – пообещал Смайли.

Герр Кретцшмар помедлил, и на его лице снова появилось озадаченное выражение.

– И у вас для меня ничего нет? – повторил он. – Никаких бумаг, к примеру?

– Нет.

– Жаль.

Смайли еще не вышел, а герр Кретцшмар уже взялся за телефон, чтобы заняться другими особыми просьбами.

Смайли вернулся в гостиницу. Пьяный ночной портье открыл ему дверь с полным коробом предложений прелестных девушек, которых он мог бы прислать в номер. Проснулся Смайли – если вообще спал – от звона церковных колоколов и гудков кораблей в гавани, которые доносил ветер. Но ночные кошмары не всегда рассеиваются при дневном свете, и, мчась на север по болотистой местности, он видел тот же встававший из тумана кошмар, который преследовал его в ночи.

Дороги были столь же пустынны, как и местность. В разрывах тумана виднелось то поле кукурузы, то красная ферма, пригнувшаяся от ветра к земле. На синем указателе значилось: «Набережная». Он круто свернул на объездную дорогу, и впереди показались верфь и группа низких серых бараков, этаких карликов рядом с грузовыми судами. Красный с белым барьер на входе, оповещение таможни на нескольких языках, и ни души. Остановив машину, Смайли вышел из нее и легкой походкой направился к барьеру. Красная кнопка оказалась величиной с блюдце. Он нажал на нее, и раздался такой оглушительный звон, что две цапли, хлопая крыльями, взлетели в туман. Слева от Смайли стояла диспетчерская вышка на ногах из труб. Смайли услышал, как хлопнула дверь, зазвенел металл, и увидел бородатого человека в синей форме, спускавшегося вниз по железной лестнице. На нижней ступеньке мужчина окликнул его: «Что вам надо?» И, не дожидаясь ответа, поднял барьер и махнул Смайли, чтобы тот проезжал. Тармак походил на разбомбленное поле, окруженное кранами и придавленное белым, затуманенным небом. Низкое море за ним казалось слишком хлипким, чтобы выдержать вес таких кораблей. Смайли бросил взгляд в зеркальце и увидел шпили приморского города, вырисовывавшиеся словно на старинной гравюре в верхней половине страницы. Он посмотрел на море и увидел в тумане буйки и мигающие огни, которые отмечали водную границу с Восточной Германией и начало семи с половиной тысячемильной Советской Империи. «Наверное, туда и полетели цапли», – подумал он. Он еле полз между белыми с красным конусами, указывающими дорогу, в направлении складской площадки, где горами высились шины и лаги. «От складской площадки налево», – вспомнил он слова герра Кретцшмара. Смайли медленно повернул налево, выглядывая старый дом, словно подобный дом на этой ганзейской свалке представлялся физической невозможностью. Но герр Кретцшмар сказал: «Ищите старый дом с надписью „Контора“, а герр Кретцшмар ошибок не допускал.