Рэй Брэдбери

En La Noche

* В ночи (исп.).

В. Серебряков, перевод

Всю ночь миссис Наваррес выла, и ее завывания заполняли дом подобно включенному свету, так что никто не мог уснуть. Всю ночь она кусала свою белую подушку, и заламывала худые руки, и вопила: "Мой Джо!" К трем часам ночи обитатели дома, окончательно отчаявшись, что она хоть когда-нибудь закроет свой размалеванный крас-ный рот, поднялись, разгоряченные и решительные, оделись и поехали в окраинный круглосуточный кинотеатр. Там Рой Роджерс гонялся за негодяями сквозь клубы застоявшегося табачного дыма, и его реплики раздавались в темном ноч-ном кинозале поверх тихого похрапывания.

На рассвете миссис Наваррес все еще рыдала и вопила.

Днем было не так уж плохо. Сводный хор детей, орущих там и сям по всему дому, казался спасительной благостыней, почти гармонией. Да еще пыхтящий грохот стиральных машин на крыльце, да торопливая мексиканская скороговор-ка женщин в синелевых платьях, стоящих на залитых водой, промокших насквозь ступеньках. Но то и дело над пронзи-тельной болтовней, над шумом стирки, над криками детей, словно радио, включенное на полную мощность, взмывал голос миссис Наваррес.

-- Мой Джо, о бедный мой Джо! -- верещала она.

В сумерках заявились мужчины с рабочим потом под мыш-ками. По всему раскаленному дому, развалясь в прохладных ваннах, они ругались и зажимали уши ладонями.

-- Да когда же она замолкнет! -- бессильно гневались они.

Кто-то даже постучал в ее дверь:

-- Уймись, женщина!

Но миссис Наваррес только завизжала еще пуще: "Ох, ах! Джо, Джо!"

-- Сегодня дома не обедаем! -- сказали мужья своим же-нам. Во всем доме кухонная утварь возвращалась на полки, двери закрывались, и мужчины спешили к выходу, придер-живая своих надушенных жен за бледные локотки.

Мистер Вильянасуль, в полночь отперев свою ветхую рассыпающуюся дверь, прикрыл свои карие глаза и постоял немного, пошатываясь. Его жена Тина стояла рядом, вместе с тремя сыновьями и двумя дочерьми (одна грудная).

-- О Господи, -- прошептал мистер Вильянасуль. -- Иису-се сладчайший, спустись с креста и утихомирь эту женщину.

Они вошли в свою сумрачную комнатушку и взглянули на голубой огонек свечи, мерцавший под одиноким распя-тием. Мистер Вильянасуль задумчиво покачал головой:

-- Он по-прежнему на кресте.

Они поджаривались в своих постелях, словно мясо на угольях, и ночь поливала их собственными приправами. Весь дом полыхал от крика этой несносной женщины.

-- Задыхаюсь! -- Мистер Вильянасуль пронесся по всему дому и вместе с женой удрал на крыльцо, покинув детей, обладавших великим и волшебным талантом спать, несмотря ни на что.

Неясные фигуры толпились на крыльце. Дюжина мужчин молчаливо сутулилась, сжимая в смуглых пальцах дымя-щиеся сигареты; облаченные в синель женщины подставля-лись под слабый летний ночной ветерок. Они двигались, словно сонные видения, словно манекены, начиненные про-волочками и колесиками. Глаза их опухли, голоса звучали хрипло.

-- Пойдем удавим ее, -- сказал один из мужчин.

-- Нет, так не годится, -- возразила женщина. -- Давайте выбросим ее из окна.

Все устало засмеялись. Мистер Вильянасуль заморгал и обвел всех растерянным взглядом. Его жена вяло перемина-лась с ним рядышком.

-- Можно подумать, кроме Джо никого на свете в армию не призывали, -раздраженно бросил кто-то. -- Миссис На-варрес, вот еще! Да этот ее муженек Джо картошку чистить будет -- самое безопасное местечко в пехоте!

-- Что-то нужно предпринять, -- молвил мистер Вилья-насуль. Жесткая решительность собственного голоса его испугала. Все воззрились на него. -Еще одной ночи нам не выдержать, -- тупо заключил мистер Вильянасуль.

-- Чем больше мы стучимся к ней, тем больше она орет, -- пояснил мистер Гомес.

-- Священник приходил после обеда, -- сказала миссис Гутьеррес. -- Мы за ним послали с отчаяния. Но миссис Наваррес даже дверь ему не открыла, как он ни упрашивал. Священник и ушел. Мы и полицейского Гилви попросили на нее наорать -- думаете, она хоть послушала?

-- Значит, нужно попытаться по-другому, -- размышлял мистер Вильянасуль. -- Кто-то должен ее... утешить, что ли...

-- По-другому -- это как? -- спросил мистер Гомес.

-- Вот если бы, -- подвел итог минутному раздумью мис-тер Вильянасуль, -- среди нас оказался холостяк...

Его слова упали, словно холодный камень в глубокий колодец. Послышался всплеск, тихо разошлись круги.

Все вздохнули.

Словно летний ветерок поднялся. Мужчины слегка при-осанились; женщины оживились.

-- Но, -- ответил мистер Гомес, вновь оседая, -- мы все женаты. Холостяков здесь нет.

-- О, -- сказал каждый, и все погрузились в жаркое пере-сохшее русло ночи, продолжая безмолвно курить.

-- Тогда, -- выпалил мистер Вильянасуль, приподнимая плечи и поджав губы, -- это должен сделать один из нас!

И вновь подул ночной ветер, пробуждая в людях благо-говение.

-- Сейчас не до эгоизма! -- объявил мистер Вильяна-суль. -- Один из нас должен это совершить! Или это, или еще одну ночь в аду поджариваться!

И тут люди на крыльце, прищурившись, расступились вокруг него.

-- Вы ведь это сделаете, мистер Вильянасуль? -- жаж-дали узнать они.

Он оцепенел. Сигарета едва не вывалилась у него из паль-цев.

-- Да, но я... -- возразил он.

-- Вы, -- откликнулись они. -- Да? Он лихорадочно взмахнул руками.

-- У меня жена и пятеро детей, один грудной!

-- Но мы все женаты, а это ваша идея, и вы должны иметь храбрость не отступать от своих убеждений, мистер Вильянасуль, -- говорил каждый.

Он очень перепугался и замолчал. Он боязливо взглянул на свою жену.

Она стояла, утомленно обмахиваясь ночным воздухом, и старалась разглядеть его.

-- Я так устала, -- горестно произнесла она.

-- Тина, -- сказал он.

-- Я умру, если не заеду, -- пожаловалась она.

-- Да, но, Тина... -- сказал он.

-- Я умру, и мне принесут много цветов и похоронят, если я не отдохну хоть немного, -- пробормотала она.

-- Как она скверно выглядит, -- заметил каждый.

Мистер Вильянасуль колебался не более мгновения. Он коснулся вялых горячих пальцев своей жены. Он коснулся губами ее горячей щеки.

Без единого слова он покинул крыльцо.