Вместе с ним вошла Пэм, стараясь делать вид, будто ее тут вообще нет.

Прекрасные серые глаза, которые стали еще красивей без всякой косметики, блуждали по сторонам, старательно избегая Хью, преувеличенно интересуясь книжными полками и любуясь камином. На долю секунды ее взгляд упал на Хью и мгновенно уставился в пол. Последний, окаменев, стоял рядом с креслом Сесиль и неотрывно смотрел на Пэм.

Лорд Саксемунд шагнул к подбоченившемуся Батлеру.

Дальнейшее оказалось полной неожиданностью для Хью Прентиса.

— Ну, — буркнул лорд Саксемунд, вытащив изо рта сигарету, — по вашему звонку я нынче утром промчался через всю страну. Значит, мы помирились? — И протянул руку, хоть и с угрюмым видом.

— Помирились, — искренне подтвердил Батлер, пожимая ее. — И отныне добровольно сотрудничаем. Если чем-нибудь могу помочь, я к вашим услугам.

— Ладно, — проворчал лорд Саксемунд, глядя на пуговицы своей жилетки, чтобы не смотреть в глаза адвокату. — Между нами сказать, признаю, лучше, чтобы вы стояли на моей стороне, а не наоборот. — Он раздраженно, нетерпеливо махнул сигаретой. — Гонорар потом обсудим. Я на вас зла не держу. По телефону уже говорил, если со своей стороны что-то смогу для вас сделать…

Тут лорд Саксемунд, стараясь не смотреть на Батлера, покосился направо и увидел Хью.

Пухлые губы широко открылись, глаза выпучились.

— Папуля! — предупредительно крикнула Пэм, но тщетно. Лорд Саксемунд не просто разозлился, а преступил все человеческие и божеские пределы.

Швырнул на ковер сигарету и растоптал. Сорвал с головы серую шляпу, высоко ею взмахнул и бросил на пол.

— Вот этот самый тип, — взревел он, — сбил мою дочь с пути истинного! Накачал коньяком бедненькую овечку, которая никогда раньше ничего не пробовала крепче лимонада. — Тут лорд вспомнил еще об одном преступлении. — Бросил меня в стеклянную перегородку в моей собственной ванне!… Пустил на меня холодный душ, прости господи!…

— Пэм! — крикнул Хью, взбешенный не менее ее отца. Она мельком бросила на него любящий взгляд.

— Пэм!

— Я убью его! — завопил лорд Саксемунд и попытался перейти к действию.

Несмотря на свое душевное состояние, Хью вовсе не собирался допускать повторения утренних недостойных событий. Как только разъяренный пэр замахнулся правым кулаком, от которого увернулся бы даже слепой, он крепко подхватил его под обе руки и вскинул высоко в воздух.

Кулаки лорда Саксемунда замолотили впустую. Проклятия разносились по всей конторе. Хью, по его мнению, более или менее осторожно усадил лорда в кожаное кресло, стоявшее у двери.

— Ну-ну, — хмыкнул Патрик Батлер. — Дорогой друг, мы рассматриваем уголовное дело. Вряд ли сейчас подходящее время…

— Пусть провалятся ко всем чертям обманщик, и обманутый, и старший партнер фирмы! — заорал Хью. — Не это главное. Пэм, пойдем со мной!

Схватив за руку не особо сопротивлявшуюся девушку, он широко распахнул дверь и вытащил ее в коридор.

Пожалуй, в долгой и славной истории адвокатской конторы «Прентис, Прентис и Воган» (основанной в 1749 году Джозефом Прентисом, эсквайром) никогда не бывало подобного прецедента.

Служащие участия в событиях не принимали. В кабинетах, расположенных по обе стороны длинного коридора, чувствовалось напряжение, слышалось приглушенное бормотание — свидетельство того, что люди толпятся у дверей и шепчутся по углам.

Правда, мисс Уоттс бежала по коридору, будто от этого зависело спасение ее жизни. Мисс Огден снова вывернула из закутка с другим подносом, заставленным чайными чашками, и снова поспешно шмыгнула назад. Но из открытой двери кабинета Хью несся ужасный рев, как будто все, кто там присутствовал, кричали одновременно.

— Черт побери, — возмущенно визжала Сесиль Фаюм, — не знаю, кто хуже!

Упавший в кожаное кресло лорд Саксемунд орал, как предводитель воинов-зулусов:

— Убью! Убью! — Он заткнулся лишь тогда, когда рука Батлера схватила его за горло, а правый указательный палец барристера угрожающе помахал перед его носом.

— Ну-ка, слушайте! — в свою очередь рявкнул Батлер. — Если скажете еще одно слово, я, помоги мне Бог, не стану защищать Громилу Джо, ясно?

Побагровевший лорд Саксемунд задрыгал в воздухе обеими ногами.

— Сейчас объясню вам, что будет, если Громила Джо сядет надолго! — гремел Патрик Батлер. — Большой Луи лишится единственного медвежатника… гм… то есть взломщика сейфов, которому только свистни и затем спокойно, без шума и пыли, бери из легко открытого сейфа деньги. Наконец, что это за белиберда насчет галлонов бренди и позорной гибели вашей дочки? — Лорд Саксемунд перестал брыкаться. — Ваша дочь, — продолжал адвокат, — способна принять такое количество коньяка, шампанского и прочих спиртных напитков, какое вам даже не снилось. Всегда может и всегда хочет. А что можно сказать о Хью Прентисе? Мальчик из порядочной, хорошей семьи, другого такого за пэрский титул не купишь. Он среагировал молниеносно. Одному ему хватило духу швырнуть вас в ванну, хорошо зная, кто вы такой. Он любит вашу дочь, и она его любит. Если я хоть что-нибудь понимаю, у него самые искренние и честные намерения…

— Ну да? — вымолвил первое связное слово лорд Саксемунд.

Усугубляя безумную ситуацию, дверь кабинета Джима Вогана распахнулась. Из нее выглянули Джим и Моника Прентис.

— Хью! — окликнул друга Джим громким театральным шепотом. — Что тут происходит?

— Ш-ш-ш, — прошипел тот.

По-прежнему таща за собой Пэм, он не знал, где можно укрыться, кроме закрытого дядиного кабинета с двустворчатой дверью слева от него. По крайней мере, там никого не было.

Толкнув дверь, он поспешно впихнул туда Пэм и решительно закрыл за собой створку.

Кабинет был большой и не такой убогий, как прочие. Там было тепло и светло не только от жарко пылающего огромного мраморного камина. Отсветы огня мягко сверкали на массивной мебели.

В самом центре стены прямо напротив двери красовался написанный маслом портрет эсквайра Дж. Прентиса (1714 — 1772) в полный рост, в напудренном парике и расшитом кафтане, с гнусной ухмылкой. Под портретом стоял диван восемнадцатого века. Усадив на него Пэм, — девушка будто сама позировала для портрета, — Хью встал перед ней и спросил:

— Ну? Теперь что еще за игры?

— О-ой, мивый, — залепетала она, запрокинув голову. — Я повидала кучу всякой жу-ути, но такого, наве-ерно…

— Брось сейчас же!

— Ч-чего?

— Свой дурацкий акцент. Бога ради, где ты этому научилась?

Последовало молчание. Лишь золотистый свет мерцал на стенах и потолке.

— Прошу прощения, — извинилась Пэм нормальным тоном. — Так уж меня научили. Сразу трудно избавиться. Папуле с мамулей нравится, они это считают приличным, не разрешают мне говорить по-другому. — И затем придирчиво спросила: — Зачем ты убежал из дома и сдался полиции? Думал, теперь уж пропади все пропадом?

— Да.

— Думал так, потому что увидел насквозь свою гадюку Элен, а кроме нее, тебя никто больше не интересует…

— Что? — вскричал совсем обалдевший Хью.

— Разве нет?

— Нет, нет, нет! — Он упал перед ней на колени и стиснул в объятиях. — Неужели женщины вообще ничего не соображают?

— Разве нет?… Знаю, что не имею права спрашивать, — пробормотала Пэм, опустив голову и ощупывая расшитую обивку дивана, — но ведь все было именно так!

— Нет, нет, нет! Я хотел сказать, что люблю тебя…

— Что?! — в свою очередь воскликнула Пэм.

— Да! Хотел признаться… Ты от меня шарахнулась, словно от прокаженного. И дважды приказала уйти. Я, конечно, подумал, что ты меня видеть не хочешь, поэтому…

— Ой, мивый, неужели мужчины вообще ничего не соображают? — В глазах сверкнули слезы. — Иди сюда, — всхлипнула она, похлопывая по сиденью дивана. — Сядь рядом. Обними меня, то есть, я имею в виду, если хочешь. Объясни, наконец, весь этот жуткий бред.

— Какой бред? — уточнил Хью, быстро сев рядом с ней. — То, что ты меня выгнала?