– Неужто остановится? – прошептала Орися, схватив руку Василия.

Им бы сразу пойти полем, а Василий уверял, что днем полем идти небезопасно, скорее могут заметить и выслать полицаев или солдат. А на дороге они, как все люди, бредущие с котомками.

Водитель затормозил около них.

«Ладно, подходи, спрашивай. Получишь пулю в лоб!» – Василий посматривал, нет ли на дороге еще мотоциклов или автомашин.

– Алло! – крикнул водитель, оторвав от руля правую руку. – Где ты, босяк, такую красавицу подхватил? – спросил он по-русски.

– Жена моя, – едва промолвил Василий, к горлу подкатил давящий клубок и стал мешать дыханию.

Водитель смерил Василия взглядом с головы до босых ног и завистливо поглядел на покрасневшую от волнения и страха Орисю.

– Не девка – картина! Далеко еще до села?..

Орися вздрогнула: водитель назвал ее родное село и ближний город.

– Да верст с тридцать! – ответил Василий.

Мотор застрекотал громче, и машина подалась своею дорогой.

– А я испугалась, думала, он остановится, – выдохнула Орися. – Хай он сказится!..

Василий шел по самому краю дороги, у обочины, подальше от машин, мчавшихся в ряд.

Вскоре они спустились в овраг. В овраге под дощатым мостом протекал неглубокий узенький ручеек, в котором собралась талая вода. Перед мосточком – большая лужа, в ней и застрял мотоцикл, который минут десять назад обогнал Василия и Орисю.

– Босяк! – крикнул водитель, вытирая рукой потный лоб. – Тащи машину! – и он выхватил пистолет, наставив его на Василия.

– Орися, заговори этого дьявола, – прошептал Василий и, положив возле канавы свою котомку, пошел к мотоциклисту.

– Так, говоришь, жена твоя? – недоверчиво спросил мотоциклист.

– Моя.

– Поработай, а я отдохну немного. С женой твоей потолкую, – сказал он, поглядывая на Орисю и подмигивая ей.

– Откуда вы научились говорить по-нашему? – спросила Орися.

– Я все могу! – похвастал тот и вышел на сухое место. – Я из Люстдорфа, из-под Одессы. Колонисты мы. Слушай, босяк, брось рисовать картину. Быстрее. А то я…

Василий попытался вытащить трехколесный с коляской мотоцикл на пригорок. Но его ноги погружались все глубже, а машина едва двигалась. Время от времени он бросал взгляды на колониста, который, стоя с Орисей, заглядывал в ее покрасневшее лицо.

– Он у тебя что, придурковатый? Ходит босиком в такую пору? – опрашивал водитель, кивая на Василия. – Вот картина!

– Да уж какой есть… Хорошие все на войне.

– Скорее! – торопил колонист Василия и снова обратился к Орисе: – Что же вы несете?..

– Менять ходили. – У нее похолодело сердце: немец наклонился над котомкой.

– П… пан, – раздался голос Василия, – машину вашу вытащил…

Одесский немец разогнул спину и, ущипнув Орисю за локоть, сказал, чтоб она шла следом.

– А муж твой пусть несет мешки сам: тебя я подвезу!

Орисе стало страшно: в глазах колониста заиграли огоньки, рот растянулся в плотоядной усмешке.

Василий затрясся от гнева, но постарался как можно спокойнее обратиться к мотоциклисту.

– Можете заводить свою самоходку, пан!

– Теперь ты мне не нужен! – засмеялся тот, снова вынимая пистолет.

Орися вмиг заслонила собою Василия и начала слезно умолять:

– Не убивайте. В ноги вам поклонюсь.

Но колонист и не собирался убивать мужа этой хорошенькой женщины. Он только и ждал от нее такой просьбы, ждал, чтобы она поклонилась ему в ноги. Его глаза ощупывали стан Ориси.

– Садись в коляску!.. Я не буду его убивать. Не трясись, – обратился он к Орисиному мужу. – Стану я пулю гратить на такого..

Василий побледнел. Мысль работала молниеносно. Один миг – и ударом кулака в висок он сбил колониста с ног. Взмахнув руками, тот упал в трех-четырех шагах от них, растянувшись по другую сторону кювета. Василий подул на затекшие пальцы. Он даже не поверил, что удар подействовал так ошеломляюще. Орися подняла с земли пистолет мотоциклиста.

Как быть? Необходимо спрятать куда-то мотоцикл, отнести оглушенного хвастуна, не забыть и про котомки…

– Тащи за рога этого черта, – указал Василий на мотоцикл.

Василий торопился. Он нервно стаскивал с колониста куртку, поворачивая его со спины на бок, на живот. Стремительно надел картуз, перекинул через плечо полевую сумку.

– Эй ты, живой, тип из Люстдорфа? Вот тебе и картина!.. – тормошил он колониста. Но у того голова бессильно свисала на грудь.

Василий стукнул еще рукоятью пистолета по голове мотоциклиста. Потом положил его в канаву, окрутил руки ремнем и заткнул куском его же сорочки рот. Прислушиваться, дышит ли он – не было времени. Поблизости гудели машины.

– Вот вещи, и мигом под мосток. А я постою около мотоцикла. Ну! Быстро, Орися! – приказал Василий.

– Там же вода…

– Быстро! – повторил Василий, вытирая пот.

Он наклонился, делая вид, что возится с мотоциклом, и поглядел на горку, откуда должна была выскочить автомашина.

Орися по щиколотку в воде под мостиком едва удерживала в руке две котомки.

Над нею застучало. Ей показалось, что треснула одна доска.

Что бы подумала ее мать? Она провожала ее с плачем; испугалась сразу от сообщения, что у них будет скрываться советский солдат. Не в лесу же они живут. Кругом войска, комендатура, дороги. Да еще свои псы – Омелько и Данько следят за каждым шагом, чтоб у них обоих очи на лоб повылазили! Бесчестные.. Как они будут смотреть на людей, когда вернутся наши? Знала бы мать, сколько страданий довелось перенести ее дочери за последний день, вот за эти минуты!

«Доля моя несчастная!» – шептала Орися, сжимая утомленными руками узлы с радиостанцией и батареями…

– Давай мне узлы! – Василий помог девушке выбраться из-под моста. – Иди дорогой. Я тебя догоню…

Василий подошел «немцу, лежавшему в придорожном кювете, вытащил у него изо рта кляп.

– Очухался? – склонился Василий над пленным.

– Что? – едва слышно промолвил тот. – Пить..

– Кто тебя знает в городе? Комендант знает? – расспрашивал Василий, рассматривая отобранные у мотоциклиста документы. – Знает тебя комендант Харих в лицо?

– Нет… Я там никогда не был… – еле-еле выговорил мотоциклист.

– А из дому давно?

– Школа, – бессвязно проговорил тот, – учился… Еду к Хариху.. Ой-ой…

Василий все время надеялся раздобыть документы какого-нибудь офицера или немецкого солдата и побаивался, сойдет ли за настоящего немца. И вот он, счастливый случай! Сразу же, как только остановился мотоцикл, Василий твердо решил, что не уйдет без трофеев. Какой же из него разведчик, если он не воспользуется таким случаем! Утром командование передало ему по радио: «Работать в меру своих сил и возможностей. Более подробные указания потом». Ему повезло, что немец – колонист из-под Одессы, и в то же время как-то мутило от мысли, что этот человек, как и он, учился некогда в советской. школе, возможно, как и он, был в комсомоле..

– Какой черт заставил гебя служить фашистам? Слышишь, Роберт? Молчишь?..

Прошло с четверть часа. Орися уже замерзла, сидя на обочине дороги. Невдалеке, словно в подземелье, прогремел глухой выстрел. Темнота все более окутывала землю густой сеткой. В небе гудели самолеты. Огненные рукава прожекторов протянулись по всему небосводу.

Орися вздрогнула. Перед нею стоял Василий – в кожаной куртке, на одной, пуговице которой висел фонарик, в кожаных штанах, в сапогах с гладкими голенищами.

– Мадемуазель, – сказал он. – Будем знакомы!.. Роберт Гохберг! Новый переводчик коменданта гауптмана Хариха!..

– Что ты мелешь? – удивленно отшатнулась Орися от Василия.

– Так надо, дивчина! Жаль, что он не все рассказал мне.

– А как с машиной?

– Поедем! Теперь можно и в селе заночевать. Полицай и староста лучшую хату отведут нам!

– Ты с ума сошел! А как же мне? Люди подумают, что я какая-нибудь потаскуха. Что ты наделал? Зачем тебе это? Иди от меня!..

– Спокойно, барышня! Так надо. Держи язык за зубами, посматривай на меня при людях влюбленными глазами и будет аллее ин орднунг! Ферштеен зи?..[1] – и тут же прибавил ласково: – Садись! Я устал до изнеможения. Даже руки трясутся, будто кур воровал, как солдаты в вашем дворе! Поехали, Орися! Друже мой верный!