– Но о чем идет речь? – вопросила озадаченная леди Альбиния.

– Вполне законный вопрос, – ответил ее сын. – Надеюсь, ты собираешься нас просветить, Летти: кто это ничтожество, которое ты назначила мне в невесты?

– Ты прекрасно знаешь, что я говорю о той девушке, которую сбил экипаж на Бонд-стрит, когда мы с тобой шли в библиотеку Хукхема! Можешь пытаться меня провести, но я-то знаю, почему ты был настолько любезен, что сопровождал меня в Алмак три раза за этот месяц, и почему начал каждый день ездить на фаэтоне в парк! Ты пытаешься ее найти, потому что был так поражен «ее несравненно милым личиком», что совершенно потерял голову и даже не узнал ее имени!

Леди Альбиния перевела удивленный взгляд на своего сына. Тот коротко хохотнул:

– Очередная фантазия Летти, мэм! На самом деле какая-то девушка имела несчастье быть сбитой двуколкой, а я оказал ей посильную помощь. Если бы я не подоспел, то она была бы серьезно ранена. Но к счастью, она только была немного оглушена. Уверен, что случившееся убедило ее, как глупо выходить на дорогу, не удостоверившись, что вблизи в эту минуту нет экипажа.

Летти, с возмущением слушавшая это повествование, вскричала:

– Как ты можешь, Джайлз! А ведь ты внес ее в библиотеку, велел мне бежать к аптекарю и сказал человеку из двуколки просто грубейшим тоном, что ему и ослом нельзя править! Да, и если бы девушка тебе позволила, ты отвез бы ее домой, бросив меня посредине Бонд-стрит!

– Если бы девушку не сопровождала служанка, то, вероятно, мне следовало бы это сделать, – отозвался Джайлз хладнокровно. – Насколько я понял, этот полет фантазии должен был отвлечь мое внимание от твоих планов. Выслушай меня, Летти: я не позволю тебе ехать на маскарад в Пантеон ни при каких обстоятельствах, а тем паче в обществе неизвестного пехотного офицера! – Он перевел взгляд на свою родительницу и добавил: – Должен заметить, мэм, меня изумляет то, что вы могли дать согласие на такое неприличное мероприятие.

Леди Альбиния взялась за свои нюхательные соли.

– Но, право же, Джайлз, ты просто не разобрался, как все должно было быть! Дело в том, что замужняя сестра мистера Ледбери должна была сопровождать Летти. Она была настолько любезна, что, как и положено, написала мне письмо с уверениями, что будет за ней как следует присматривать. Они собирались ехать небольшой компанией, и Летти пригласили отобедать в доме этой миссис Крю, перед тем как ехать в Пантеон. Но, конечно, если ты это не вполне одобряешь, я уверена, что она откажется от своих намерений!

– Нет! Нет! – с жаром возразила Летти.

– Если у тебя есть хоть капля здравого смысла, то ты откажешься! – отозвался ее брат. – Вспомни, что тебе еще два года быть под моей опекой. Выбрось из головы этого своего нового почитателя, потому что, если ты этого не сделаешь, я тебя честно предупреждаю: я найду способ тебя заставить от него отказаться. – Джайлз замолчал, довольно мрачно глядя на обращенное к нему возмущенное личико. Через секунду его лицо смягчилось, и он сказал: – Ну же, Летти, не глупи. Право же, эти маскарады – несколько в дурном вкусе, Будь умницей, а я вместо этого свожу тебя в театр!

По своем уходе мистер Рексхем оставил сестру непокорной, а мать – переполненной опасениями. На обличительную речь Летти она смогла ответить только:

– Да, конечно, радость моя, но ты же знаешь Джайлза! Я предупреждала тебя, как все будет. Он никогда не допустит, чтобы ты вышла замуж за ничтожество!

– Я не допущу, чтобы Джайлз помыкал мною! – заявила Летти. – Мне прекрасно известно, что ему хочется, чтобы я вышла замуж по его выбору – за Ротбери, надо полагать! – но я этого не сделаю? Я знаю, что никогда не полюблю никого, кроме Эдвина!

Леди Альбиния огорченно забормотала:

– Милочка, не надо так говорить! Джайлз никогда не позволит тебе такой мезальянс! И надо сказать, Летти, по-моему, было очень недальновидным с твоей стороны так раздражать его этой твоей глупой историей!

– Мама, я могу дать вам клятву, что он был настолько очарован той девушкой, что я едва признала в нем своего брата! И он правда сказал, что у нее «несравненно милое личико».

– Очень может быть, дорогая, но тебе следовало бы знать, что такие увлечения свойственны мужчинам и не ведут к браку! Если ты думаешь, что ЭТО входило в его намерения, то ты просто маленькая глупышка! Он даже еще более гордый, чем его покойный папа, а тот, знаешь ли… Ладно, не будем об этом! Но Рексхемы ВСЕГДА заключают прекрасные браки. Это просто вошло у них в привычку!

Летти ничего больше не сказала, но, забрав с собой домино, вышла.

Тем временем мистер Рексхем ушел из дома. Он вернулся только около семи, и его встретили ошеломляющей вестью: мисс Летти, вместо того чтобы сидеть у себя в туалетной комнате, несколько минут тому назад уехала в наемном экипаже.

– По какому адресу? – с опасным спокойствием поинтересовался мистер Рексхем.

Никогда еще дворецкий не был так счастлив, признаваясь в том, что не имел никакого отношения к поступкам своей молодой госпожи. Никому из слуг не поручалось нанять карету: если бы одна из горничных случайно не выглянула в окно как раз в тот момент, когда мисс Летти садилась в экипаж, то никто бы вообще не знал, что она уехала из дома.

Мистер Рексхем поднимался в туалетную комнату матери, стремительно шагая через две ступеньки. Он застал ее отдыхающей на кушетке и, совершенно не думая о ее слабых нервах, потребовал ответить, знает ли она, что ее дочь ушла из дома таким образом, который нельзя охарактеризовать иначе как «тайком».

На ее лице отразилось изумленное отчаяние, послужившее ему ответом. С трудом сдержав желание резко укорить ее за небрежное отношение к своим материнским обязанностям, в результате чего Летти смогла ускользнуть из дома, мистер Рексхем отрывисто потребовал, чтобы родительница снабдила его адресом миссис Крю.

– Джайлз, – запротестовала ее милость, – но ты же не можешь забрать сестру во время обеда!

– Нет, могу, – отозвался мистер Рексхем.

Увидев, что он пылает гневом, леди Альбиния снова упала на подушки и проговорила тоном умирающей:

– Я чувствую, что у меня начинаются спазмы!

– Сообщите мне адрес миссис Крю, мэм, и я оставлю вас наедине с ними!

– Но я не знаю ее адреса, – проныла ее милость, перепугавшись до полусмерти. – Я не сохранила ее письмо – зачем оно мне? И я не помню ее адреса, если не считать того, что он совершенно приличный, потому что, будь это не так, я бы обратила на это внимание!

Сдержав себя видимым усилием воли, мистер Рексхем покинул комнату матери.

Он отобедал в одиночестве: дворецкий уведомил его, что ее милость попросила в свою комнату чашку бульона. Поскольку его мать поступала так всегда, когда сталкивалась с какими-нибудь проблемами, мистер Рексхем не был ни удивлен, ни встревожен. Он в хмуром молчании съел обед и затем, поднявшись в свою комнату, вызвал камердинера. Не прошло и часа, как, облаченный в атласные штаны до колен и черный сюртук, свидетельствующие о том, что светский джентльмен направляется на вечер, мистер Рексхем вышел из дома с полумаской в кармане и перекинутым через руку старым черным домино, извлеченным на белый свет из глубин гардероба.

Пантеон, расположенный к югу от Оксфорд-стрит, был величественным зданием, украшенным в стиле, внушавшем отвращение человеку со вкусом. Он состоял из большой анфилады салонов и бальной залы – громадного прямоугольного помещения с расписанным потолком, приподнятой площадкой для музыкантов и многочисленными ложами и альковами. С потолка свисали хрустальные люстры – люстры были и на всех средневековых арках по краям залы, всюду были блеск и позолота. Первоначально его посещали люди из высшего света, но, когда прежнее здание сгорело дотла и было воздвигнуто новое, там собиралось общество, которое едва ли можно было назвать избранным, так что мистер Рексхем был совершенно прав, запрещая сестре туда ехать.