Надвигающийся крах бонапартовских финансов продолжает заявлять о себе в самых разнообразных формах. 31 мая граф Монталамбер, возражая против законопроекта о повышении почтового тарифа за пересылку всей печатной продукции, книги т. п., произнес следующую речь, в которой звучала нота тревоги:

«Всякая политическая жизнь была подавлена, но что ее сменило? Вихрь спекуляции. Великая французская нация не могла обречь себя на спячку, на бездействие. Место политической жизни заняла горячка спекуляции, жажда прибыли, увлечение биржевой игрой. Повсюду, даже в наших маленьких городках, даже в наших деревнях, людей охватила мания быстрой наживы — чему имеется бесчисленное множество примеров, — наживы состояний, приобретенных без хлопот, без труда и часто бесчестным путем. Мне не надо искать каких-либо других доказательств, помимо только что представленного вам законопроекта против societes en commandite [командитных товариществ. Ред.]. Он нам только что роздан; у меня не было времени прочесть его, однако я склонен поддержать его, несмотря на несколько драконовские меры, которые на мой взгляд в нем имеются. Если лекарство столь необходимо и оно такое серьезное, то, надо думать, и сама болезнь не менее серьезна. Истинная причина этой болезни кроется в том, что всякая политическая мысль во Франции уснула… Но болезнь, на которую я здесь указываю, не единственное зло, вытекающее из того же самого источника. В то время как высшие и средние классы — эти старые политические классы — предаются спекуляции, иная деятельность развертывается среди низших классов общества, движение которых порождало почти все революции, пережитые Францией. Видя это страшное увлечение биржевой игрой, превратившей почти всю Францию в огромный игорный балаган, часть людей, подпавшая под влияние социалистов, как никогда прежде была развращена жаждой наживы. Отсюда бесспорный рост тайных обществ, более мощное и глубокое развитие тех диких страстей, которые, можно сказать, порочат социализм, называя себя его именем. Эти страсти со всей силой проявились недавно на судебных процессах в Париже, Анже и других местах».

Так говорит Монталамбер, один из первых акционеров бонапартовской фирмы в защиту порядка, религии, собственности и семьи!

От Исаака Перейры мы слышали, что одним из секретов Credit Mobilier является правило: умножать свои операции и уменьшать свой риск, вступая в самые разнообразные предприятия и как можно скорее покидая их. Но что означает это правило, если снять с него покров цветистых фраз сен-симонизма? Оно означает: приобретать в широчайших размерах акции, бросать их в наибольшее количество спекуляций и, заработав на этом премии, сбывать эти акции с рук по возможности быстрее. Это значит, что основой промышленного развития должна служить биржевая игра, или, точнее говоря, вся промышленная деятельность должна стать лишь предлогом для биржевой спекуляции. С помощью какого же орудия может быть достигнута эта цель Credit Mobilier? Какие предлагаются средства для того, чтобы дать ему, таким образом, возможность «умножать свои операции» и «уменьшать свой риск»? Да те же самые, какие использовал Ло. Так как Credit Mobilier является привилегированной компанией, пользующейся поддержкой правительства и располагающей сравнительно крупным капиталом и кредитом, то не подлежит сомнению, что акции каждого созданного им нового предприятия при первом выпуске будут продаваться на рынке с премией. Credit Mobilier научился у Ло распределять среди своих собственных акционеров новые акции по номинальной цене, пропорционально количеству акций, которое они имеют в материнском обществе. Прибыль, которая обеспечивается таким образом этим акционерам, прежде всего влияет на стоимость акций самого Credit Mobilier, а высокий курс этих акций, в свою очередь, обеспечивает высокую стоимость новых акций, подлежащих выпуску. Таким путем Credit Mobilier приобретает контроль над значительной частью ссудного капитала, предназначенного для вложения в промышленные предприятия.

Итак, помимо того факта, что получение прибыли составляет подлинную ось, вокруг которой вращается деятельность Credit Mobilier, его целью, очевидно, является воздействие на капитал/способом, совершенно противоположным операциям коммерческих банков. Коммерческий банк своими учетными операциями, ссудами и выпуском банкнот высвобождает временно закрепленный капитал, тогда как Credit Mobilier закрепляет фактически свободный капитал. Железнодорожные акции, например, могут весьма свободно обращаться, но капитал, который они представляют, то есть капитал, вложенный в постройку железной дороги, является закрепленным. Фабрикант, который вложил бы в фабричные здания и машинное оборудование часть своего капитала, несоразмерную с частью, предназначенной для заработной платы и для покупки сырья, скоро был бы вынужден закрыть свою фабрику. То же самое верно и по отношению к стране в целом. Почти каждый торговый кризис в наше время связан с нарушением надлежащей пропорции между свободным и закрепленным капиталом. Каков же должен быть, в таком случае, результат деятельности учреждения, подобного Credit Mobilier, прямая цель которого заключается в том, чтобы закреплять как можно большую часть ссудного капитала страны, вложив его в железные дороги, каналы, копи, доки, пароходы, металлургические заводы и прочие промышленные предприятия, не считаясь с производительными возможностями страны?

Согласно своему уставу, Credit Mobilier может покровительствовать лишь таким промышленным предприятиям, которые ведутся анонимными обществами, или акционерными компаниями с ограниченной ответственностью. В результате неизбежно возникает тенденция создавать возможно большее число таких обществ и вместе с тем придавать всем промышленным предприятиям форму этих обществ. Конечно, нельзя отрицать, что применение формы акционерных компаний в промышленности знаменует новую эпоху в экономической жизни современных народов. С одной стороны, оно обнаружило такие производственные возможности объединений, каких раньше и не подозревали, и вызвало к жизни промышленные предприятия в масштабе, недоступном для усилий отдельных капиталистов; с другой стороны, не следует забывать, что в акционерных компаниях объединяются не отдельные лица, а капиталы. Благодаря этой манипуляции собственники превратились в акционеров, то есть в спекулянтов. Концентрация капиталов ускорилась, и, как ее естественный результат, ускорилось разорение мелкой буржуазии. Появился особый род промышленных королей, власть которых находится в обратном отношении к их ответственности, поскольку они несут ответственность лишь в размере имеющихся у них акций, между тем как распоряжаются всем капиталом Общества. Они образуют более или менее постоянный элемент, в то время как состав массы акционеров подвержен непрерывному изменению и обновлению. Обладая и влиянием и богатством данного Общества, промышленные короли в состоянии подкупать его отдельных бунтующих членов. Ниже этого олигархического совета директоров стоит бюрократическая группа управляющих и служащих Общества, выполняющих практическую работу, а непосредственно под ними — огромная, ежедневно растущая масса простых наемных рабочих, зависимость и беспомощность которых возрастает пропорционально размерам нанимающего их капитала, но которые, в свою очередь, становятся все более опасными по мере сокращения числа представителей этого капитала. Бессмертная заслуга Фурье в том, что он предсказал эту форму современной промышленности, назвав ее промышленным феодализмом[34]. Несомненно, ни г-н Исаак Перейра, ни г-н Эмиль Перейра, ни г-н Морни, ни г-н Бонапарт не могли изобрести этого. И до их эпохи существовали банки, кредитовавшие промышленные акционерные компании. Что касается их, то они изобрели акционерный банк, который стремится к монополизации прежде раздробленной и многообразной деятельности частных ростовщиков и руководящим принципом которого должно быть создание огромного количества промышленных компаний не с целью производительных капиталовложений, а просто ради спекулятивных прибылей. Новая идея, которую они придумали, — это превращение промышленного феодализма в данника биржевой спекуляции.