— Мальчик, ты знал его? — Сергей вздрогнул. Он увидел по другую сторону могилы молодую женщину в черном. Сергей сразу же признал в ней горожанку. Женщина была высокая, красивая, с большими печальными глазами.

Сергей, отступив назад, во все глаза разглядывал незнакомую печальную женщину.

— Нет, — сказал Сергей, — не знал. Но он был смелым летчиком. Он хотел спасти самолет и потому не прыгнул с парашютом.

— Да, да, — тихо отозвалась она.

Сергей не знал, что ему делать, какие слова сказать этой женщине, чтобы утешить ее.

Кладбище было пустынным. Лишь изредка на старую кладбищенскую стену сыпались сверху стаи воробьев, внезапно исчезая.

— Пожалуйста, не плачьте, — попросил Сергей, — давайте я провожу вас.

Женщина чуть заметно, согласно кивнула и, отняв от лица платок, виновато глядя на Сергея, пошла за ним. Они вышли за ворота кладбища, на улицу, в другой мир, где по старому слежавшемуся льду шуршали шины машин, пронзительно вызванивали и скрежетали на кольце трамваи, звонко цокали по мостовым лошади, беззаботно роняя на асфальт дымящиеся лепешки, где кричали, незлобно переругивались люди, где все было подвижным, торопилось, спешило.

Они шли медленно. Прохожие часто оглядывались, внимательно рассматривая каждого в отдельности, потому что, как догадывался Сергей, хотя они и шли по-родственному, но на родственников, конечно, походили меньше всего, настолько по-разному были одеты.

Сергею казалось, что все смотрят только на них, поэтому чувствовал себя скованно, был рассеян, чтобы запомнить ту улицу, по которой его вела жена летчика Сурнева. Летчик Сурнев? Сергей пытался вспомнить его лицо, но как ни силился — не мог. Сурнев хотя и был героем, но лицо у него было такое, как у всех. Не было ни широких сросшихся бровей, ни крупного волевого подбородка, ни орлиного носа, ни бесстрашного геройского взгляда, как у тех бессмертных людей, портреты которых висели у них в школе.

Должно быть, когда он учился в школе, никто и не думал, что будет Героем, что станет таким смелым и бесстрашным летчиком. А может быть, он и тогда уже был непохож на всех других ребят? Может, был самым первым учеником в классе или даже в школе? Сергей словно бы забыл про время, про то, что нужно возвращаться домой. И когда увидел на углу телеграфа — длинного малинового здания с колоннами — часы, то немало удивился тому, что стрелки сошлись уже на пяти. Он и не заметил, как пролетело полдня, Как же быть теперь? С сыном летчика встретиться нужно, ради него приехал сюда, но успеет ли он тогда домой?

Дверь им открыл мальчик, одногодок Сергея, худенький, остроплечий, со светлым чубчиком. Он, видимо, был занят какими-то своими делами, и звонок, и приход незваного гостя застали его врасплох. Мальчик отступил в растерянности от двери, испытующе изучая пришельца. Сергей не решался переступить порога.

— Проходи, проходи, Сережа, — сказала Сурнева, слегка подталкивая его. — Саша, познакомься и помоги раздеться.

Но Сергей, не дожидаясь посторонней помощи, сам скинул фуфайку, соображая, куда бы пристроить ее. На вешалке висели слишком дорогие и красивые пальто. И там его фуфайке было не место. Недолго думая, он определил свою одежду на полу, под вешалкой.

— Зачем ты так, — тихо укорила его Сурнева, поднимая фуфайку с пола, отряхнув ее, вешая фуфайку Сергея, карманы которой отвисли, словно кули, рядом с длиннополой серой шинелью, на погонах которой горели звездочки. Сергей заметил, как только Сурнева коснулась рукой шинели, губы ее дрогнули.

Стараясь не выдавать себя, она ушла на кухню, сказав, что, как приготовит обед, позовет их к столу.

Сын летчика повел его в свою комнату, толкнув ладонью белую дверь.

Сергей подумал, что нужно пояснить Саше, каким образом он оказался здесь, но не знал, с чего начать. Он сунул руку в карман брюк.

— Возьми, — он протянул часы.

— Отцовы? — удивился Саша. — Где ты их нашел?

— Там, в лесу, — махнул рукой Сергей, — за нашим поселком.

— И больше ничего? — спросил с надеждой Саша.

— Нет, — ответил Сергей.

Саша приложил часы к щеке.

— Идут, — сказал он.

— Идут, — согласился Сергей.

Сашина комната была узкой и длинной. У окна стоял письменный стол, как у взрослого. На углу его глобус, чуть поменьше их школьного. В комнате также стояла красивая никелированная кровать и высокий книжный шкаф. Он весь плотно был забит книжками с разноцветными толстыми и тонкими корешками. «Неужели он все это прочел?» — в изумлении подумал Сергей, уважительно косясь в сторону своего нового товарища.

— Иди сюда, — позвал Саша, — посмотри!

И тут Сергей увидел за Сашиной кроватью, у окна, на тумбочке, большой корабль с блестящим винтом под днищем, со всякими надстройками на палубе, с капитанским мостиком, с фальшбортом, кнехтами, якорем, со всем тем, что должно быть на настоящем корабле.

— Это мне отец на День Советской Армии подарил. Только вот мачту не успел доделать.

Саша положил корабль на кровать. И он — большетрубый, белый, весь такой нарядный и праздничный — на синем покрывале был как посреди моря.

Сергей во все глаза смотрел на корабль. Жаль, что не его! Он бы весной пустил его по ручью через весь поселок, написав по всему белому борту корабля красной краской: «Летчик Герой Советского Союза Сурнев», чтобы всюду, куда ни поплывет его корабль, знали об этом человеке.

А Саша тем временем протягивал ему большую картонную коробку, доверху набитую разными значками, звездочками от погон, погонами от лейтенантских до майорских, кокардами, петлицами. Все это было его, и все это он носил. Сергей подумал, что это, должно быть, нехорошо, некрасиво, что этого делать нельзя, но он не мог удержаться, чтобы не спрятать в карман серебряную птичку с его петлицы. Он не знал, зачем он это делает, но считал, что это нужно, и потому как бы оправдывал себя за этот поступок. Хоть эта серебряная птичка будет у него памятью о летчике.

Саша продолжал открывать другие ящики стола, показывая все новые и незнакомые ему вещи. Он подал ему компас, стрелки и деления которого были покрыты фосфором. Прикрыв компас ладонью, Сергей увидел, как таинственно и волшебно, зеленовато-желтым светом горят стрелки. Сергей подумал, что, должно быть, летчик брал этот компас с собой в ночные полеты, чтобы не сбиться с пути. К днищу компаса была прикреплена маленькая линеечка с крохотными миллиметровыми делениями. Должно быть, для того, чтобы можно было измерить расстояние по карте.

Потом Саша, приставив стул к книжному шкафу, достал потертый планшет с зажелтевшим целлулоидом и шлем.

— Это у него еще с войны…

Сергей натянул шлем, подумав, что и его отец носил такой же… Еще он подумал, что его отец мог знать отца Саши, летчика Сурнева, что, может быть, они служили в одном полку или эскадрилье, вместе летали бить немцев. Сергей хотел сказать Саше, что и его отец тоже был летчиком, но погиб на войне. Но тут Саша протянул ему белый рваный кусок металла с острыми краями.

Сергей в растерянности, повертел кусок в руках, потрогал его пальцами, стараясь угадать, что же это может быть.

— Дюралюминий, — сказал Саша, — из него был сделан новый самолет отца.

«Неужели это все, что осталось от его самолета?» — подумал Сергей, ощущая легкую холодность металла, только теперь догадавшись: солдаты копали тогда яму в лесу, должно быть, для того, чтобы собрать вот эти осколки.

В эту минуту в коридоре требовательно затрезвонил звонок.

— Это к нам, — сказал Саша, торопливо запихивая в карман брюк кусок сплава.

По шуму и топоту, что слышались в коридоре, Сергей решил: пришел кто-то большой и сильный. Он громко крякал, раздеваясь, вытирая ноги о половик.

Сергей весь напрягся, ожидая незнакомого человека.

— Дядя Андрей Косаревский, — сказал Саша, возвращаясь в комнату.

Из кухни доносились приглушенные голоса.

— Слезами, Аннушка, горю не поможешь, — услышал Сергей голос Косаревского. — Если бы этим можно было его вернуть. Возьми себя в руки, дорогая… Тебе о сыне теперь думать нужно, как на ноги поставить, как вырастить достойным человеком.