Она закутала Таису в темный плащ, надвинула на голову капюшон, и обе они уже подходили к нише, как вдруг дверь распахнулась и в подземелье вошел Шелом в сопровождении нескольких человек.
– Смотрите, смотрите, две мышки вместо одной! – воскликнул он, одним прыжком очутившись около женщин и срывая плащ с одной из них. Таиса же бросилась к стене, где опять появился сияющий крест.
– Исхэт?! – вырвалось у Шелома, и он злобно захохотал. – Видишь, меня не обманула надежда увидать тебя, очаровательная супруга. И я застаю тебя на месте преступления, когда ты собиралась похитить мою небесную голубку! Ха-ха! Не ревнуешь ли ты, прекрасная Царица шабаша? Во всяком случае, новая твоя вера сделала тебя еще красивее, и, клянусь сатаной, тебя стоит взять обратно, чтобы вернуть в прежнюю веру.
Таиса затрепетала, чувствуя, какая адская злоба звучала в голосе Шелома и светилась в его глазах. Что будет с несчастной, рисковавшей жизнью и свободой ради ее спасения?… Но прежняя Исхэт нисколько не оробела, по-видимому; она была действительно прекрасна и сияла совсем иной красотой: приобретенные чистота и гармония преобразили ее черты, а побледневшее и похудевшее лицо одухотворилось; в простой тунике, с пышными заплетенными волосами, она казалась выше и стройнее прежнего. При словах Шелома большие черные глаза ее загорелись огнем; смерив страшного врага пренебрежительным взглядом, она прижала к груди крест и спокойно ответила:
– Ошибаешься, Шелом Иезодот! Никогда не возьмешь ты меня, потому что власти твоей надо мною более нет и ад уже не имеет для меня значения. Ты можешь отнять у меня только жизнь; душа же моя принадлежит Богу.
– Только жизнь! Однако, милая, ведь много существует способов лишать жизни, и между ними есть пренеприятные, между прочим, – быть изжаренной заживо, – возразил Шелом со злоб-
ным смехом. – Покамест мы поместим тебя в надежное место и посмотрим, не сделают ли тебя благоразумнее голод, жажда и другие удовольствия. По счастию, нет недостатка в средствах убеждения, а они ломали людей посильней тебя, – прибавил он презрительно и давая знак двум мужчинам взять ее. Исхэт быстро отступила, поднимая над головой крест.
– Я сама пойду, не прикасайтесь ко мне! – сказала она, подходя к Таисе. Та поцеловала ее и шепнула на ухо:
– Будь тверда, Мария, тебя поддержат!
Исхэт послала ей прощальный привет и поспешно вышла в сопровождении двух люцифериан. Опять Шелом и Таиса остались вдвоем.
На этот раз страшный чародей явился во всеоружии своей черной науки. Не подходя к ней, он окружил ее маленькими треножниками, на которых вскоре запылали травы и порошки, распространявшие удушливый запах; а Шелом тем временем произносил вызывания, и на его призыв из пространства выходили отвратительные существа, образовавшие полукруг, и медленно, но уверенно приближались к Таисе; они кричали и корчились под лучами креста, как под ударами бича, но все ползли вперед. Сердце Таисы чуть не разрывалось от ужаса, но она храбро боролась со страхом и вера ее не ослабевала; лишь когда страшные рожи демонов подошли ближе, а руки с когтями тянулись к ней, она вдруг подумала о Супрамати, и с уст ее сорвался горячий призыв:
– Учитель, приди мне на помощь! В ту же минуту из пространства явилось светлое облако, которое словно прозрачным шаром прикрыло девушку, а точно отброшенная бурным ветром адская свора сплотилась с ревом позади Шелома. Тщетно потрясал он своим магическим мечом, чертил знаки и произносил сильнейшие заклинания; но искры, вылетавшие из меча, отскакивали от светящегося шара, точно он был бронзовый, и некоторые попадали обратно в Шелома, причиняя ему болезненные ожоги и раны. Такое сопротивление и вместе с тем поражение его магической силы до бешенства возбудили страсть и задели самолюбие Шелома. Рыча, как дикий зверь, с пеной у рта и весь в крови, он с отчаянием бросился на светящийся шар, ударился об эту неосязаемую, казалось, преграду и в судорогах полетел на пол. Когда он поднялся через несколько времени, смертельно бледный и дрожа всем телом, то, шатаясь, направился к выходу; в дверях он обернулся и, грозя сжатыми кулаками, хрипло прокричал:
«Тварь поганая, игрушка трижды проклятого индуса, погоди! Я отомщу тебе и придумаю такую смерть, от которой ад содрогнется!…
Исхэт заперли тоже в подземную залу, но пустую; куча сена служила постелью, а посредине подземелья стоял каменный стол с блюдами, корзинами и бутылками вина. Несмотря на голод и жажду, молодая женщина не притронулась к поданному угощению, уверенная, что во все эти кушанья были подмешаны опасные возбуждающие средства, могущие погубить ее. Страшный голод и жажда начали терзать ее видом приготовленного кушанья и ароматом вина; но Исхэт храбро боролась и с мучением, и с соблазном, ища поддержки и силы в молитве. За отсутствием часов и вследствие полумрака в подземелье Исхэт не могла дать себе отчета, сколько времени находилась в плену; но, чувствуя, что слабеет, она легла на постель и закрыла глаза, пробуя сосредоточиться, чтобы продолжать молитву, прося смерти как избавления. Вдруг она услышала легкий шум и знакомый голос, звавший ее: «Сестра Мария!» Она вскочила и, онемев от изумления, увидала Нивару, доброго, смелого ученика Супрамати, стоявшего перед нею с улыбкой и с корзиночкой в руке.
– Вот провизия, сестра Мария, подкрепись и спрячь остатки. Верь, надейся и молись: мы думаем о тебе и скоро ты будешь освобождена, – сказал он нежно, исчезая таким же непонятным образом, как и появился.
В городах и деревнях происходила теперь настоящая охота на верующих. Вооруженные шайки рыскали по улицам и дорогам, задерживая всех, кого считали «обращенными», таща их в тюрьму, а потом к жертвеннику сатаны. Всюду происходили раздирающие душу сцены; крики и вопли стояли в воздухе. В тюрьмах и перед кострами пытали и убивали, чтобы принудить несчастных принести жертву демону, и, к сожалению, случаи отступничества были многочисленны, потому что плоть немощна, и лишь очень сильные души спокойно и бесстрашно шли на смерть или переносили пытки со стойкостью первомучеников. Человечество, казалось, обезумело; улицы походили на поле битвы, время точно отодвинулось назад, и палачи Шелома Иезодота могли бы еще поучить палачей Диоклетиана и Нерона. Появились даже архаичные орудия пытки, а мужчины и женщины, обезумев от страданий, рычали под кнутами и железными клещами, проклиная демонов и в отчаянии призывали Бога и Христа. Некоторые слабели и приносили жертвы сатане, другие оставались тверды, и когда с наступлением ночи загорался гигантский костер, их тащили туда под рукоплескания и дикие крики озверелой толпы. Среди небольшого, правда, числа тех, кто спокойно и с горячей верой всходил на костер, всегда был священник, и когда осужденные с блиставшими восторгом глазами падали на колени и со всех сторон начинало трещать пламя, неведомый священник предлагал им большую чашу, заставляя выпить глоток светившейся влаги.
Клубы дыма скрывали от зрителей дальнейшее, и одно странное обстоятельство, повторявшееся, однако, ежедневно и везде, начинало возбуждать тревогу и любопытство. Каждый раз, когда горел костер, разражалась буря, гремел гром, а ветер разгонял пламя и к небу поднимались столбы такого черного и густого дыма, что он представлял собою как бы стену. Огонь пожирал все, и никогда не находили ни одной кости мучеников…
Несколько дней уже температура становилась все более неприятной; воздух был тяжел, густ и насыщен едким ароматом, который давил дыхание; сквозь стального цвета серое небо не проникал ни один луч солнца, и было что-то зловещее в этом бледном сумраке. Но каков же был ужас людей, когда раз поутру вовсе не наступило рассвета; часы показывали уже полдень, а мрак не только не рассеивался, а становился все темнее, точно черный свод опустился над землей. Не видно было ни одной звезды на небе, а электрические огни, освещавшие этот сумрак, странно мерцали, давая то зеленые, то красные, то желтые или фиолетовые отблески. Какое перо в состоянии описать безумный страх населения? Люди бросали работу и покидали жилища; оцепеневшая толпа собиралась на улицах, с дрожью смотря на чернильного цвета небо и с трудом дыша в густом, тяжелом воздухе. Люди не помнили такого явления; оно не предвещало ничего хорошего. Уж не предсказанная ли пророками и верующими катастрофа зловеще предупреждает о себе? Убеждение в неизбежной предстоящей опасности появилось у всех и заставляло с отчаянной болью биться сердце. Тысячи голосов гудели, как волны разъяренного моря, и инстинкт самосохранения внушал людям искать убежище там, где казалось возможнее всего найти его. Одни бежали в астрономические обсерватории, другие бросались ко дворцу Шелома Иезодота. Он, сын сатаны, должен суметь устранить опасность. Часть людей шла в сатанинские капища, казавшиеся еще страшнее своей черной массой в этом бледном сумраке; значительная же часть мужчин и женщин кинулась ко дворцу индусского принца, и растерянная толпа остановилась в замешательстве перед жилищем Супрамати: все двери были настежь открыты. Когда самые отважные решились войти внутрь дворца, то увидали, что великолепное жилище было пусто, и все было открыто. В большой, освещенной удивительным голубоватым светом зале виднелся огромный черный крест и на нем распятый Христос с терновым венцом на голове; в чертах Божественного лица Его запечатлелось выражение грусти и истинного милосердия; снопы лучей окружали голову Спасителя. Онемев от горести и страха, смотрела толпа на Того, от Кого отрекалась, Кого поносила, Чье имя было поругано, а священные заветы отвержены. Так вот что оставил им великий индус – образ Искупителя, Сына Божьего, Который на кресте молился за палачей Своих! А принц и все обитатели дворца исчезли так же, как исчезли везде проповедники, престолы, на которых блистал крест, и где клубами возносился ладан. С криками, стонами и рыданиями наполнявшая залу толпа пала на колени; растерянные взоры искали помощи у Божественного Существа; на бледных искаженных лицах виднелся безумный страх перед ужасным приближавшимся часом.