2

Свобода в социальной жизни представляет собой парадокс и порождает целый ряд противоречий. Мы и живем в эпоху обострения и обнаружения противоречий свободы. Свобода политическая, свобода экономическая переживает упадочные формы. Принципы, которые почитались охраняющими свободу, выветрились и ныне не вдохновляют. Изжиты принципы французской революции. Молодежь не увлекает уже ни идеология либерализма, ни идеология демократии. Формальная парламентская демократия себя скомпрометировала, и она бессильна социально реформировать общество, в ней обнаруживается страшная сила инерции. Свобода духа есть священный символ, ее значение не может быть связано с временными и преходящими формами той или иной эпохи. Но свобода в жизни социальной, политической и даже культурной перестает вдохновлять, она опостылела, в нее перестали верить. Мы живем в эпоху декаданса свободы. Свобода изолгалась. Она стала принципам консервативным и нередко прикрывает рабство человека. Формальное понимание свободы привело к реальной несвободе. Свобода провозглашена, но не может быть реализована огромной частью человечества. Особенно экономическая свобода оказалась издевательством над реальной свободой человека. Потеряли всякий кредит также права человека и гражданина. Они ассоциируются с атомистическим мировоззрением XVIII века, с французской революцией, с индивидуализмом, с выдохшимся либерализмом, с разлагающимися формами демократии. Между тем как, если есть вечное начало в демократии, то оно, конечно, связано не с идеей верховенства нации, а с идеей субъективных прав человеческой личности, со свободой духовной жизни, свободой совести, мысли, слова, творчества. Эта идея неотъемлемых субъективных прав человеческой личности восходит не к Руссо и не к якобинцам французской революции, а к христианству и к движениям, связанным с Реформацией. Но идея прав человека и гражданина была искажена и извращена в буржуазно-капиталистических обществах XIX и XX веков, вышедших из французской революции, она искажена в формальной буржуазной демократии. И это связано с первоосновами миросозерцания. Испанский философ Ортега очень остроумно говорит, что идея либерализма как свободы личности от власти государства и общества коренится совсем не во французской революции и не в принципах демократии, а в феодализме, в средневековом замке, который средневековый рыцарь защищал с оружием в руках. В этом есть очень большая доля истины. Личность должна защищать себя от абсолютной власти государства и общества. Обыкновенно не понимают, что вся глубина проблемы не в достижении такой организации общества и государства, при которой общество и государство давало бы свободу человеческой личности, а в утверждении свободы человеческой личности от неограниченной власти общества и государства. Это значит, что истинная свобода человеческой личности имеет духовный, а не социальный источник, она определяется ее вкорененностью в духовном мире, а не вкорененностью в мире социальном. Мировоззрение социологического позитивизма, провозглашающее общество верховной реальностью и источником всей жизни человека, не может обосновать свободы. Между тем как европейские демократии покоятся именно на таком социологическом позитивизме. Дюркгейм был глашатаем настоящей социологической религии. Провозглашение прав человека и гражданина было провозглашением прав гражданина, члена общества и государства, а не прав человека как целостного существа, как свободного духа. Человек как гражданин задавил и закрыл, с одной стороны, человека как свободного духа, принадлежащего к иному порядку бытия, с другой стороны, человека как производителя, как трудящегося, - не было провозглашено право каждого человека на достойное существование и на труд. Противоречия и лживые последствия провозглашения прав и свобод гражданина в буржуазных обществах вызвали реакцию против самой идеи прав и свободы человеческой личности. Права гражданина остались в сфере исключительно формально-политической и не были перенесены на сферу экономическую, где свобода труда в капиталистическом режиме была издевательством над реальной свободой человека. Свобода оказалась защитой прав сильного и делала беззащитным слабого. Это есть один из парадоксов свободы в социальной жизни. Свобода оказалась свободой для себя и рабством для других. Но по-настоящему любит свободу не тот, кто хочет ее для себя и своих, но тот, кто хочет ее также для другого и других. Свобода стала охранением прав привилегированного меньшинства, охранением капиталистической собственности и власти денег. Огромные массы трудящихся не знали свободы. Право быть избирателем в парламент есть издевательство над бедственным положением и рабством огромной массы людей. Свобода создала величайшие неравенства. И ее перестали любить, когда человеческие массы сознали свое право на более достойное и более активное существование. Свобода в формальных демократиях стала препятствием для социального изменения общества. И захотели диктатуры для радикального реформирования общества. Динамическая свобода не есть формальная свобода выбора, динамическая свобода предполагает уже сделанный выбор истины.

Реакция против вырождения свободы в либеральных демократиях превратилась и в реакцию против вечной истины о свободе человеческого духа. Сами либеральные демократии не знали духовных основ свободы, их не хотят знать и движения, против них направленные. Либерализм отделил гражданина от целостного человека. Он также оторвал права от обязанностей. Но при более глубоком понимании свобода есть не только право, она есть также и обязанность. Человек имеет возложенную на него Богом обязанность быть свободным, блюсти свободу духа, хотя бы она была тяжела, порождала страдания и требовала бы жертвы. И человек обязан уважать и соблюдать свободу другого человеку, а не только свою. Любителей собственной свободы слишком много на свете. Свою свободу любят и коммунисты, и фашисты, и национал-социалисты, и все одержимые волей к могуществу. Чужую же свободу отрицают. Окостенение свободы в либеральных демократиях произошло именно от того, что свобода понималась исключительно индивидуалистически (не персоналистически) и часто означала "оставь меня в покое". Свобода означала замыкание в себя, в своей семье, в своих индивидуалистических экономических интересах, в своей лавке, в своем предприятии. Свобода, как ее понимают в современной Франции, стала консервативным принципом, защитой status quo. При таком понимании свободы всякое сколько-нибудь радикальное изменение общества должно восприниматься как насилие.

Свобода есть вечное начало человеческого духа, дух и есть свобода. Свобода есть вечное начало человеческого общения, подлинное общение только и может быть свободным. Но невозможно связывать вечное начало свободы с преходящими политическими формами, например с либерализмом и демократией. Проблема свободы безмерно глубже проблемы либерализма, и в либерализме она не имеет прочного обоснования. Демократия же по своему принципу подчиняет личность верховенству нации. Вот почему либерально-демократические принципы бессильны защищать свободу против современных на нее посягательств, коммунистических или фашистских. Формальный либерализм, равнодушный к истине, индивидуализм, приведший к страшным неравенствам и несправедливостям, создали для свободы отталкивающие и тягостные ассоциации. Свободу нельзя понимать только отрицательно и формально, ее нужно понимать положительно и содержательно. Свобода должна быть спасена соединением с Истиной, она не может быть спасена равнодушием к Истине. Познаете Истину, и Истина сделает вас свободными Век скептической свободы кончается, начинается новый век. При положительном понимании свобода связана с творчеством, она есть творческая энергия. Свобода есть не только свобода выбора, но и самый выбор. Свобода не может быть лишь формальной защитой себя, она должна вести к положительному творческому акту. Неизбежен переход от формальной свободы, через которую каждый охраняет и защищает себя, к свободе реальной, через которую творчески преображается человеческое общение и человеческое общество. Но переход к реальной и творческой свободе означает прежде всего права не гражданина как отвлеченного существа, а человека как конкретного и целостного существа, как существа, вкорененного в духовном порядке. Переход к реальной свободе означает также провозглашение прав производителя, трудящегося. Завоевание реальной свободы всякого производителя, трудящегося есть преодоление того социального строя, который был основан на так называемой* "экономической свободе", которая делала человека человеку всяком. Это говорит о том, что свобода в жизни социальной есть парадокс, она легко переходит в свою противоположность, легко вырождается и становится условной ложью. Современные течения, которые стоят под знаком кризиса свободы, это чувствуют. Социалисты давно уже критиковали формальную свободу в либеральных демократиях и отказывались видеть в них гарантии реальной свободы трудящихся. Современные течения, даже очень враждебные социализму, очень многое у него заимствуют, не говоря этого. В либерально-демократических государствах развивается жажда наживы, поклонение золотому тельцу, бесчестность и подкупность. В государствах диктаториальных, фашистских или коммунистических развивается жажда власти и насилия, кровожадность и жестокость.