Она так себя запрезирала, будто кого предала. Хотя чего там — и в самом деле предала. К Графу на такси поперлась, к хаму паршивому через весь зал на танец побежала — а Витьку, например, хоть раз вспомнила? Да ни разу! А ведь если по справедливости, кто заслужил, как не он? Мало, что земляк, сосед, сюда вместе ехали — так ведь сколько за ней ходил! И любил, и замуж звал. А помогал как! Барахло с той квартиры на эту перетаскивал — кто? Деньги на диван одалживал — кто? А она об него только что ноги не вытирала, тварь неблагодарная. Ведь вот же благородный человек, настоящий друг — а она? Перед знакомыми стыдилась, дура проклятая. Как же, она с Надин на поэзию ходит, на музыку — а Витька лимита, кирпичи кладет, прописку зарабатывает, с ним в приличную компанию все равно, что на танцы в валенках. И ведь женился — а все к ней ходил, подарки таскал, цветы да апельсины. Хоть обращаться по-людски ведь могла же, могла! Как-то ехали в трамвае — вздыхает. Чего, говорит, размечтался? А он — мечтаю, говорит, чтобы сын был похож на меня, а дочка на тебя. Ведь комплимент сказал дуре! А она такую рожу состроила, будто ей нашатырь в нос…
Последние годы не виделись — но звонил, поздравлял с праздниками, открытки присылал. Со стройки он давно ушел. на завод, взяли как спортсмена, в баскетбол играл. Его и пристроили где-то при стадионе, сперва сторожем, потом вроде тренера, с детьми возиться. Ну и что — тоже ведь кому-то надо. Она тогда еще спросила Надин — тренер это хорошо или плохо? А Надин ответила, что тренер при заводе это сто двадцать рэ. Конечно, не зарплата для мужика, но — раз нравится? Тем более — как спортсмену с квартирой помогли… И, что характерно, Дарья в его квартире ни разу не была. А ведь сколько звал! И на новоселье, и когда сын родился, и на день рождения. Все находилось что-то поинтересней. Вроде этого хама со СПИДом…
Витьке позвоню, решила Дарья.
У Витьки все телефоны сменились, но Дарья нашла его через завод. На стадионе сказали, будет вечером, у них тренировка с восьми до десяти. Перезванивать Дарья не стала, заявится сюрпризом, так даже интереснее.
Вечером опять оделась в спортивном стиле (тем более на стадион!) и поехала так, чтобы угадать к девяти. Кстати, и посмотрит, чем он там занимается.
Как с Витькой говорить, она придумала сразу. Не чужой человек, всякие подходы ни к чему. Сперва скажет, что дело. А когда спросит, что за сложности, прямо ответит его же словами: хочу, мол, чтобы сын был похож на тебя. А уж там разъяснит про расселение. Он ей апельсины дарил — вот и она ему подарок сделает…
Стадион, хоть и при заводе, был хороший, большой, с просторной раздевалкой и телевизором у стойки вахтера. Дарья сказала, к кому, и ей показали, какой лестницей подниматься.
Витька, заметно располневший, в синем тренировочном костюме с белыми полосками, командовал целым табуном девок — их было штук двенадцать, не меньше. Разные, от маленьких до здоровенных, метра под два, в коротких трусиках и маечках с номерами на спинах, они быстро бежали по залу. Витька хлопнул в ладоши и крикнул:
— Стоп! Прыжки. Раз, два, три, четыре…
Девки всем табуном запрыгали.
Дарья подошла, тронула за рукав. Витька обернулся, глянул с недоумением, но узнав, жутко обрадовался, сгреб, зацеловал.
— Ну, ты молодец! Ну, порадовала…
Девки все прыгали.
— Стоп! — крикнул он. — Гусиный шаг!
Девки, низко присев, вперевалку двинулись вокруг расчерченной площадки.
— Сколько же не виделись, а?
— Давно не виделись, — успокоила Дарья. При избытке народу столь бурная радость была смешна.
— Землячка! — объяснил Витька то ли всем сразу, то ли кому-то специально и тут же рявкнул: — Галя — колени! Тебе, Ситникова, тебе!
Одна из самых здоровенных заканючила:
— Ну Виктор Степанович…
— Колени, сказал!
И молодая великанша, застонав, послушно опустила зад чуть не до полу.
— Смотри, как слушаются, — изумилась Дарья.
— А как же? Я же тренер.
— Так у тебя, вроде, дети были?
— Ну, были. Так ведь мы когда виделись? Выросли дети, давно за женщин играют.
— Играют-то хорошо?
— По обществу первые, — скромно похвастался Витька. — По России, правда… Но, вообще-то, дело идет. Вот зимой в Болгарии были, четыре встречи — три победы.
— И все вот так слушаются? — не могла смириться Дарья.
Он усмехнулся:
— Мы в августе в Польшу едем, в город Радом. А кто не слушается, те дома посидят.
Дарья только головой покачала. Ну и ну. Большой человек, начальник. Кто бы мог подумать…
Витька, снова хлопнув в ладоши, заставил девок кидать мяч друг другу. Дарья спросила:
— Сколько ты здесь получаешь?
— Сто двадцать. Но сотни две с половиной делаю. Плюс, конечно…
Что за плюс, Дарья так и не узнала, потому что Витька, подозвав красивую девчонку с прической под мальчика, стал ей резко выговаривать, что не туда бежит и не так кидает. Та начала оправдываться, но Витька оборвал:
— Ты не выступай, а слушай и делай. Все. Пошла!
И девчонка покорно побежала на свое место.
Ну, командир…
Вскоре он крикнул, что тренировка закончена, и табун повалил из зала. Витька вздохнул с подчеркнутым облегчением, улыбнулся и спросил:
— Ну? Просто в гости? Или чего стряслось?
— Дело есть, — как и наметила, приступила Дарья.
— Что такое?
Но произнести вторую фразу оказалось куда трудней, чем Дарья предполагала загодя — уж очень теперешний Витька был не похож на того, что в прежние годы таскал ей апельсины и стеснялся зайти. Был парень, взрослый женатый парень, а нынче — мужик. Умелый, уверенный, знающий себе цену мужик. Скажет, конечно, скажет, но не так вот, с кондачка…
— Погоди. Как живешь-то?
Витька пожал плечами:
— Нормально. В общем, даже хорошо. Старею, правда, помаленьку, сорок вон на носу — но тут уж куда денешься…
— Ладно, будет тебе, тоже старик нашелся, — оборвала Дарья, потому что, старя себя, он как бы старил и ее. Потом осторожно спросила, как дома: догадывалась, что не блеск, почти сразу после женитьбы Витька стал скучать, едва речь заходила о супружнице.
Он и сейчас поскучнел:
— А чего там может быть нового! Служба. Там служу, здесь отдыхаю.
— Парню сколько?
— Парню девять, дочке пять.
Значит, и дочка есть. Как же она запамятовала…
— Это и держит, — сказал Витька.
Вообще-то Дарья не любила, когда мужики жалуются на жен, но сейчас ей это было на руку, облегчался дальнейший разговор. Правда, та красивая фраза, про похожего сына, никак не вставлялась. К тому же мешали две девки, уже одетые, с влажными волосами, которые шастали по залу, собирая мячи в большие сетки.
— Может, на воздух? — мотнула головой Дарья.
— Пошли.
В коридоре Витька попросил ее минутку подождать и, чуть пройдя вперед, остановился у двери с табличкой «Раздевалка» и черненьким женским профилем. Он постучался и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь. Дарья тоже подошла, заглянула. Раздевалка была безлюдна, на лавке у стены стояли две большие модные сумки, одна совсем шикарная, другая победней, с вешалки свисали пятнистые штаны и еще что-то дорогое и редкое. Дальше, за полуоткрытой дверью душевой, шумело и плескалось.
— Света! — крикнул Витька. — Света Ващенко!
И тут — Дарья только глаза вытаращила — из душевой выскочила та красивая девчонка со стрижкой под мальчика и прямо голяком зашлепала к Витьке. Углядев сзади Дарью, вроде бы запнулась, покраснела, но назад все же не сквозанула, наоборот, чуть ускорила шаг. На смуглой коже выделялся бледный треугольничек.
— На вот тебе ключи, — сказал Витька и швырнул ей целую связку, — все запрешь. Кладовку проверь и свет выруби. Я внизу буду, на лавочке.
— Ага, — кивнула девчонка, бросила ключи в богатую сумку и побежала в душ, светлея аккуратной задницей.
И загореть успела, совсем уж подавленно подумала Дарья.
Удручало даже не беспардонное нахальство, а девкина фигурка: с такими ногами можно шастать голяком! Да и вообще все… Соплюха ведь, совсем соплюха — а прическа какая, а сумка, а штаны вон висят… Прямо артистка: ногти на ногах в лаке, даже волосики на стыдном месте будто в парикмахерской прилизаны…