— Заболел мой отец.

— А мой банковский счет уже приказал долго жить. — Шофер рассмеялся. — Пять.

— У меня нет таких денег.

— Ты был когда-нибудь в Атланте?

— Нет, — соврал Сол.

— Ну и зря. — Шофер протянул руку. — Деньги.

— Половину. Остальные потом.

— Ладно. На всякий случай. Если тебе вдруг что-то стукнет в голову, учти, я был матросом. И знаю каратэ.

— Не может быть.

— Не дергайся — я тебя обыщу. Вдруг у тебя нож или пистолет.

Сол еще раньше выкинул глушитель, а “беретту” привязал под одеждой между ног, так что обнаружить ее можно было, только раздев догола. Шофер прощупал всего Сола — руки, ноги, спину. Сол надеялся, что шофер не полезет ему в штаны. Если же полезет…

— Все, что ты можешь найти, это четыреста баксов, — сказал ему Сол. — Если копы начнут меня искать в Атланте, я позвоню твоему начальству и расскажу все. Мне будет приятно узнать, что тебя уволили.

— Ну зачем ты так? Я сам не люблю копов. — Шофер осклабился.

Как и ожидал Сол, обыск был непрофессиональным, и шофер

ничего не нашел.

Грузовик мчался по шоссе сквозь тусклую предрассветную дымку. Сол пытался уснуть, но ему это не удавалось. Элиот, думал он. Это какая-то ужасная ошибка. Что делать, что делать?.. Все время нельзя быть в бегах.

Почему Элиот хочет его убить? И почему именно Моссад?

Ему нужна помощь. Ему очень нужна помощь. Но кому он теперь может доверять?

Сол думал. В переднее окно машины сверкнуло солнце.

Сол думал о Крисе.

Его названый брат.

Рем.

В шумной восточной толпе, волнами катившейся по пестрой, пропитанной резкими запахами Сайлом-Роуд, высокий европеец не привлекал внимания. Он шагал неторопливо, как и все остальные. Стоило ему кого-нибудь заметить, как он уже был далеко. Простому человеку было трудно определить его национальность. Француз, а может, и англичанин. Возможно, немец. Волосы каштановые, но темные или светлые, сказать трудно. Глаза — карие или же зеленые, а может, даже голубые. Лицо — овальное, но в то же время и прямоугольное. Он был не худ, но и не толст. Обычный пиджак, рубашка и брюки пастельных тонов. Лет тридцать, хотя, возможно, больше или меньше. У него не было ни бороды, ни усов. Обыкновенный человек и в то же время необыкновенный, ибо его внешность запомнить было невозможно.

На самом деле он был американцем. Он путешествовал под разными именами, хотя настоящее его имя было Крис Килмуни. Ему было тридцать шесть лет. Шрамов не осталось после многочисленных операций — его лицо переделывали несколько раз. Он срезал бирки с одежды. Зашил около пяти тысяч долларов в разных купюрах под подкладку своего пиджака. То, что осталось от его запаса в пятнадцать тысяч долларов, он перевел в золото и драгоценности — купил часы “ролекс”, и восемнадцати каратов драгоценную цепочку, которую носил под одеждой, ну и так далее. Он должен был иметь возможность переезжать как можно быстрее из страны в страну и не зависеть от банков. Он не боялся, что его обворуют. Под пиджаком на поясе сзади Крис носил маузер — автоматический пистолет калибра 7,65 мм. Но даже больше, чем оружие, воров отпугивали глаза Криса — глубоко посаженные, все время меняющие цвет. Глянув в эти глаза, любой воришка предпочитал отойти подальше.

Крис остановился возле бамбуковых прилавков. Продавцы, перекрикивая друг друга, размахивали искусно сделанными воздушными змеями, шелковыми шарфами, статуэтками из тикового дерева. Не обращая внимания на уличного торговца, предлагавшего ему кусочек поджаренного мяса обезьяны, он глядел поверх потока стремительно катящихся велосипедов и мопедов на изящную, остроконечную двухэтажную церковь, заплетенную виноградными лозами. Она была расположена между отелем “Ориенталь” и миссией. Со своего места он видел дом пастора — двухэтажное бунгало, примыкавшее к задней стороне церкви. Дальше шло кладбище и садик, спускающийся к мутной кишащей крокодилами реке. Невдалеке виднелись рисовые плантации, переходящие в джунгли. Но больше всего его интересовало шестифутовое витражное окно в верхней части церкви. Он знал, что несколько лет назад часть стекла была выбита ураганом. Поскольку приход Саванг-Канивота в старой части Бангкока был небогат, этот, похожий на полумесяц, фрагмент, заменили кусочком оцинкованной стали. Этот полумесяц, застывший под куполом церкви, и дал ей название — церковь Луны.

Крис также знал, что по просьбе КГБ в 1959 году церковь была включена в систему безопасности, став одним из убежищ Абеляра, и секретные агенты любых разведок, вне зависимости от политических взглядов могли найти здесь приют.

Он знал, что за ним наблюдают из близлежащих домов агенты разных секретных служб и считал это в порядке вещей, тем более что на территории церкви и даже поблизости от нее ему гарантирована неприкосновенность.

Он толкнул деревянные ворота и пошел по гравиевой дорожке. За спиной глухо шумела улица. Крис стащил с потного тела рубашку. Жарко — 95 градусов по Фаренгейту, и очень влажно. Дождей вроде бы пока не должно быть, но со стороны джунглей наползали темно-синие тучи.

Обойдя вокруг церкви, он поднялся по скрипучим некрашеным ступенькам и постучал в дверь бунгало. Слуга-азиат открыл дверь. Крис спросил на тайском, может ли он видеть священника. Через минуту к нему вышел старый священник.

— Ай ба, — произнес Крис. Это была непристойность и переводилась с тайского “грязная обезьяна”. Фраза еще имела и другое значение — “партизаны”. Это был пароль. Произносившему его безоговорочно предоставляли убежище.

Священник отошел от двери и кивнул, пропуская Криса в бунгало.

Крис вошел и сощурил глаза, пытаясь привыкнуть к полумраку коридора. Здесь пахло перцем.

— Вы говорите по?.. — спросил священник.

— По-английски, — ответил Крис.

— Вы уже бывали у нас?

— Да. Один раз.

— Я что-то не припомню.

В одна тысяча девятьсот шестьдесят пятом. Нет, никак не припоминаю, — сказал священник. Я выглядел тогда иначе. У меня было разбито лицо, — ответил Крис.

Старый священник все еще сомневался.

— Разрыв аппендикса? Перелом позвоночника? Крис кивнул.

— Теперь вспомнил, — сказал священник. — Ваши хирурги сделали свое дело превосходно. Крис молча ждал.

— Но вы здесь не для того, чтобы вспоминать старые времена, — заключил священник. — Давайте пройдем ко мне в кабинет.

Он свернул налево и пошел в какую-то комнату.

Крис последовал за ним. Он читал досье старика и знал, что отцу Габриэлю Жанину семьдесят два. Его белые, короткие бакенбарды хорошо гармонировали с короткой стрижкой. Сухопарый, сутулый, весь в морщинах, священник был в выцветших брюках под бесформенным, покрытым плесенью стихарем и грязных парусиновых тапочках. Но его внешний вид был обманчив. С 1929 по 1934 год он служил во Французском иностранном легионе. Устав от такой жизни, от постоянных стрессов и перемены мест, он вступил в 1935 году в Цистерцианский орден монахов в Сито. Через четыре года он покинул орден и в войну служил миссионером. После войны его перебросили в Сайгон. В 1954 перебросили снова, но теперь уже в Бангкок. В 1959 году он подвергался шантажу со стороны КГБ — Габриэль Жанин был очень неравнодушен к маленьким тайским девочкам. Его вынудили стать координатором международного убежища. Крис прекрасно понимал, что, защищая своих гостей, священник может убить кого угодно.

Кабинет священника оказался узкой, затхлой, загроможденной всяким хламом комнатой. Священник закрыл дверь.

— Не хотите чего-нибудь освежающего? Может, чаю или еще чего-нибудь?

Крис покачал головой.

— Нет, спасибо. Священник развел руками.

Он сел за стол, стоящий между ними. В саду за окном пела какая-то птица.

— Чем могу вам служить?

— Отец. — Голос Криса звучал тихо и проникновенно, словно он пришел на исповедь. — Я хотел бы попросить вас найти мне дантиста, который сможет удалить зуб и сохранить это в тайне.