— Если вы считаете что это поможет…

— Да, думаю поможет. Сегодня Генри удалось мне только кое-что показать. Сын Гарриет теперь взрослый, он жив и здоров.

— Тогда почему же эта бестолковая Гарриет не скажет, где он? — спросила мисс Рейнберд раздраженно. Бланш рассмеялась:

— Ну-ну, вы несправедливы к ней. Я же объяснила вам, что их возможности ограничены. Что-то они знают, а что-то должны выяснить. А иногда, даже если они знают, Генри может это не передать.

— Но почему?

— Странный вопрос. Ребенку дают обещанную конфетку, только если он ее заслужил. Не обижайтесь, но честно говоря, я почувствовала, что Генри в вас не уверен. Может быть, он улавливает исходящие от вас волны скептицизма. Может быть сомневается в вашей искренности.

Наверное, то же самое чувствуют Гарриет и Шолто. Ваша сестра при всем желании не в силах помочь вам через Генри, если между вами существует барьер неверия.

— Все это сложно и нелогично.

— Это ведь иной мир, мисс Рейнберд. Там все по другому…

На это мисс Рейнберд ничего не смогла возразить, хотя ей трудно было отделаться от мысли, что Бланш просто ведет с ней ловкую игру. И только одно обстоятельство несколько рассеивало ее сомнения.

Она произнесла:

— Помните вы сказали, что видите мальчика?

— Да-да. Он был такой чумазый, взъерошенный — как всякий мальчишка, вырвавшийся на волю.

— Вы сказали, что у него было что-то на руке, на запястье. Вы так и не разглядели, что это?

— Нет, видимость была очень плохая.

— А этот предмет большой или маленький?

— Довольно большой. Сначала мне показалось, что он держит в руке теннисную ракетку.

Мисс Рейнберд согласилась позвонить Бланш через несколько дней, если она решит назначить ей встречу в Рид-Корте. По дороге домой, покачиваясь на заднем сиденье « Роллс-Ройса», она пришла к выводу, что ей необходима дальнейшая помощь мадам Бланш. Описание мальчика поразила мисс Рейнберд, хотя она и умолчала об этом. Когда мадам Бланш говорила о Гарриет и офицере, прогуливающихся по берегу реки, мисс Рейнберд отчетливо представила себе эту сцену. И тут она вспомнила одну подробность, о которой Гарриет когда-то упомянула, рассказывая ей о своем романе. Офицер-ирландец был страстным любителем соколиной охоты и, по словам Гарриет, как-то принес на свидание птицу, которую сам обучил, — ястреба. На берегу реки они выпустили его поохотиться на скворцов. Сын мог унаследовать увлечение отца. Мисс Рейнберд не сомневалась, что неизвестным предметом, видневшемся у него на запястье, был ястреб. Мальчик, описанный мадам Бланш, так и стоял у мисс Рейнберд перед глазами. Взъерошенный подросток с птицей на руке. Все это было необычно и странно.

Солнце опускалось все ниже. Оно выглядывало из-за гряды облаков, высящейся на западе. В призрачном холодном воздухе Мартин Шубридж отчетливо видел в десяти милях к северу отливающее свинцом море, высокий скалистый остров Стип-Хольм и дальше — плоский остров Флэт-Хольм. Через час в лучах заходящего солнца заблестит устье реки Северн. Еще через два часа пора будет ехать в школу, уик-энд на исходе. Мартин любил бывать дома, но при мысли о возвращении в школу не чувствовал сожаления. Любые обстоятельства он принимал как должное, независимо от того, радовали они его, или он только стоически их переносил.

Свистнув бежавшему следом рыжему сеттеру, мальчик зашагал вверх по крутому известняковому склону; рука в перчатке была сжата в кулак, на ней сидел ястреб-тетеревятник в клобучке: под ногами шелестела примятая овцами трава; на боку болтался старый парусиновый ранец. Взгляд Мартина ловил малейшие перемены в освещении, слух отмечал каждый звук, нарушавший однообразие шума северо-западного ветра. Он любил бродить вот так, один с ястребом и собакой. Любил еще и потому, что это любил его отец. Они никогда об этом не говорили, но оба одинаково ценили возможность побыть наедине с собой, стать самим собой.

На гребне холма ветер ударил ему в лицо и взъерошил на спине сизые перья ястреба. Взору Мартина открылась долина с дорогами, селениями, фермами и тускло поблескивающей гладью озер возле Блэкдона и в долине Чу. Там они с отцом часто ловили выращенную в живорыбных садках форель. Ему это нравилось, но еще больше любил он удить в стремительных валлийских горных речушках. На середине склона была буковая рощица. У него еще осталось время, и прежде чем повернуть к дому, он решил пройти через эту рощицу. Не доходя до нее ярдов пятьдесят, он остановился, свободной рукой и зубами распустил ремешки клобучка, снял его с головы ястреба и птица слетела с руки. Мартин обучал птиц и охотился с ними по-своему. Он был в этом деле не такой педант, как отец. Он следил, как ястреб пролетел низко над землей, потом взмыл вверх — длиннохвостый, с короткими крыльями — и уселся в отдалении на сук дерева.

Собака Мартина заскулила. Он успокоил ее, потрепав по влажному носу. Он не любил следовать общепринятым правилам. Каждый должен искать свой путь в жизни. Если он терял птицу, выпуская ее при сильном ветре, он не жалел об этом и никогда не надевал птицам на ноги ремешки-опутенки. Они летали свободными. Мартин вошел в рощицу, не оглядываясь на ястреба, который будет перелетать следом с дерева на дерево под тонкий звон бубенчика. Мартин пустил собаку вперед, чтобы она прочесала кусты и высокую сухую траву под деревьями.

Ярдах в пятнадцати собака подняла кролика, и мальчик крикнул, подражая клекоту ястреба — не для того, чтобы напустить птицу, — просто надоела тишина. Ястреб устремился с дерева вниз, забил крыльями. Завертелся на месте и, упав на кролика, вцепился в него, так что несколько ярдов они прокатились сплошным клубком шерсти и перьев. Мартин подозвал собаку и пошел вперед. Кролик был уже при последнем издыхании: ястреб вонзил длинные когти ему в горло. Мартин принял птицу на руку, дал ей в награду кусочек мяса из ранца, потом поднял кролика за задние ноги и прикончил, с размаху ударив о гладкий серый ствол дерева.

Засунув кролика в ранец, он снова поднял ястреба в воздух. Птица взлетела на дерево у него над головой, и Мартин двинулся с собакой дальше.

Они спустились по склону через рощицу. Взяли еще одного кролика, отощавшего за зиму, упустили дикого голубя, спугнув его с дерева, и подняли из кустов сороку, на которую ястреб тут же набросился, пустив по ветру фонтан черных перьев. Мальчик убивал не потому, что кролики ему были нужны на корм ловчим птицам, и не потому, что сороки опустошали птичьи гнезда. Он, его ястреб и собака просто охотились. Это занятие никогда не надоедало Мартину — занятие, подобающее хищной птице, зверю и мужчине. Всякий раз, когда ястреб вскакивал ему на руку, чтобы получить вознаграждение за добычу, Мартин сам чувствовал себя вознагражденным за дни и недели терпения и труда. У него были и будут птицы лучше этой, но сейчас эта птица была для него единственной.

Выходя из рощицы, мальчик подозвал ястреба, и тот, как всегда, дважды описав в воздухе круг над хозяином, опустился ему на руку в ожидании награды. Мартин надел ему на голову клобучок и зашагал по склону, постепенно поднимаясь на длинный высокий уступ холма к тропинке, ведущей к дому.

Через час, поев и переодевшись, готовый к отъезду в школу, он возле машины прощался с отцом. Обычно отец и мачеха вместе отвозили его в школу за пятьдесят миль. На этот раз его отвозила одна мачеха. Отец был занят. Мартин понимал: значит так надо. Отец, как всегда пошутил насчет отверзающихся ворот тюрьмы. Мартин улыбнулся. Он хорошо относился к мачехе, но любил во всем мире только отца. Он сел в машину рядом с мачехой, на заднее сиденье вспрыгнул сеттер. Мачеха включила радио, машина тронулась, и Мартин, откинувшись на сиденье, стал думать о своих хорьках. Придется найти для них другое место — держать их в школе ему запретили. Надо будет пристроить их где-нибудь на ферме или в деревне, а в конце учебного года забрать домой. Мартин хотел попробовать охотится на кроликов с хорьками и ястребом. Поэтому необходимо приучить к ним ястреба, иначе он мог их перебить. Мартин решил потом поместить клетку с хорьками рядом с ястребом, чтобы он видел их и привыкал к ним.