Долгий оранжевый день подходил к концу. Огромный, на полнеба, тусклый диск Волосатой уже пересёк ломаную линию горизонта и тени, словно щупальца приближавшейся ночи, тянулись к слабеющим островкам света. Пили их кровь.

Первыми к наступающей катастрофе начали готовиться растения. Кусты, прозванные «грибами» за свою форму, медленно сжимались в тугие шары, панцирные деревья втягивали гигантские цветы. Скоро Волосатая совсем скроется за горизонтом, и разница температур породит ужасный вихрь, носивший имя Мёртвого ветра. Ураган вырвет кусты с корнем, сломает стволы старых и больных деревьев, разметает их споры по всему ущелью... Но рано или поздно он стихнет, и когда звезда вновь поднимется на чёрное небо, жизнь возродится.

«Я всего этого не увижу», – с лёгкой грустью подумал Шакал. Он стоял над ущельем, один против кровавого неба. Маленькая фигурка в скафандре на фоне гигантской, словно вспухшей звезды.

– Любуешься видом? – иронично спросил комм.

Шакал машинально покачал головой, словно Андрей мог его видеть.

– Я думаю.

– Это новость, – весело заметил комм.

– Вся жизнь... – Шакал запнулся. Как выразить словами, что он чувствует? – ...Все обитатели этого мира успевают прожить целую жизнь от восхода до заката их солнца. Один день, одна жизнь...

За сотни километров отсюда Андрей фыркнул в микрофон.

– Ошибаешься. В ночной фазе активны больше форм жизни, чем в дневной.

– Об этом я и думаю, – вздохнул Шакал. – Андрей, разве ты не заметил, сколь глубокий смысл заложен в таком чередовании? Два совершенно различных биоценоза на одной планете. До того различных, что возникни здесь разум, я думаю, обитатели Ночи даже не узнали бы о жителях Дня. Понимаешь, ведь это настоящий образец древних теорий дуализма – светлое и тёмное начало, инь и янь слились в гармонии, родив уникальную экологию...

Из комма послышался вздох.

– У нас есть более насущные темы для размышлений, Шакал. Надо непременно отыскать Бонати до начала бури, осталось всего шесть земдней, а ты теряешь время!

Шакал медленно закрыл глаза. Ощущение близости к Вечному исчезло.

– Я не теряю время, Андрей, – сказал он печально. – Я сканирую ущелье.

– А результаты?

– Никаких следов вездехода. Бонати здесь не проезжал.

– Так ищи дальше! – в голосе Андрея прозвучало нетерпение. – Мы с Чизи собираемся осмотреть большой каньон к северо-востоку от базы, на связи останется только Крамер. Найдёшь вездеход, сигналь по аварийной, мы сразу примчимся.

Голос сменился женским:

– И не стой по часу перед каждым кустом!

«Они ничего не понимают...» – с болью подумал Шакал. Но вслух произнёс другое:

– Хорошо, Чизи. Удачи вам.

Комм затих. Маленькая фигурка в скафандре вновь осталась наедине с чудовищной рыжей звездой.

По тусклому диску Волосатой непрерывно скользили оранжевые змеи поверхностных протуберанцев. Планета «Праща» находилась так близко к звезде, что почти задевала край её размытой фотосферы, но Вольф 359 был мрачным и холодным красным карликом. Долгое время земляне считали эту звезду самой тусклой из открытых.

«Волосатое Солнце,» – подумал Шакал. Удивительно меткое имя. Звезда, на которую можно было смотреть не щурясь, занимала более половины небосвода и казалась чудовищным комком рыжего меха: ведь красные карлики не имеют чёткой границы поверхности.

Период обращения единственной у Вольфа 359 планеты составлял всего семьдесят шесть земдней, и почти столько же длились её сутки. Поэтому «Праща» одной стороной всегда смотрела на Волосатую. Лишь маленькое несовпадение периодов рождало на поверхности смену дня и ночи; сутки длиной в восемь земных лет. Или тридцать девять местных.

Когда в эту систему отправляли экспедицию, никто не ожидал найти здесь жизнь. Целью полёта было впервые в истории совершить мягкую посадку на звезду – столь холодным и неактивным казался Вольф 359 с расстояния в девять световых лет.

Уже на подлёте стало ясно, что Волосатую сильно недооценили. Но когда у красного карлика обнаружилась планета, и более того – на планете оказалась жизнь, капитан экспедиции Крамер просто растерялся. На корабле почти не было приборов для исследований экологии, не было даже нормальной планетарной базы – только временная...

«И единственный член экипажа, хоть что-то понимающий в биологии, пропал вместе с нашим единственным вездеходом четыре земдня назад» – печально подумал Шакал. Он любил толстого, весёлого доктора Бонати. Его смерть была бы тяжкой потерей для экспедиции.

Вздохнув, Шакал разбежался и метнул себя навстречу рыжей звезде. Местная гравитация не превышала лунной.

«Я парю над невозможной планетой, в невозможном небе, один пред лицом светила, как мошка в зенице бога...» – подумал он, медленно планируя к соседнему уступу. – «Я должен быть счастлив.»

Следы вездехода он обнаружил спустя пять часов, когда воздуха в баллонах оставалось только чуть больше половины. Следы вели прямо в огромную пещеру на склоне красивой, напоминавшей уступчатую пирамиду горы.

– Бонати? – на всякий случай позвал Шакал. Эфир хранил молчание.

«Надо вызвать капитана» – подумал он. Но сначала следовало проверить, здесь ли вездеход. Быть может, Бонати только заезжал сюда...

Совершив два длинных прыжка, Шакал опустился у высокого входа в пещеру и вздрогнул. Вездеход стоял прямо перед ним, всего в десятке метров. Ярко горели прожекторы на поворотных штангах; судя по всему Бонати собирался покинуть пещеру, когда что-то его задержало. Шакал почувствовал тревогу.

Приблизившись, он заглянул в широкое лобовое стекло. Бонати в кабине не было, разумеется, однако все индикаторы на приборной панели горели ровным зелёным огнём. Шакал оглядел пещеру.

– Капитан, – он переключился на аварийную частоту. – Андрей, Чизи. Я нашёл вездеход.

Некоторое время в шлеме царила тишина, которую внезапно прервал мягкий баритон компьютера:

– К сожалению, связь нарушена. Наиболее вероятная причина – экранирующее вещество между приёмником и передатчиком. Вам предлагается переместиться на открытое место или применить отражатель типа...

– Замолчи, – попросил Шакал, и компьютер умолк. Итак, главная загадка получила простой и банальный ответ: Бонати не выходил на связь, поскольку скалы экранировали корабль. Но что же с ним случилось?

– Бонати, отвечай... – ещё раз позвал Шакал. Если врач экспедиции находится в пещере, сейчас он непременно услышит вызов: аварийную частоту нельзя отключить, скафандры всегда на неё реагируют и даже в случае смерти человека посылают ответный сигнал.

Однако эфир молчал. Чувствуя, как растёт тревога, Шакал подошёл к шлюзовой камере вездехода и приложил разьём на тыльной стороне перчатки к сенсорной группе.

Люк открылся гладко и бесшумно. На всякий случай Шакал решил не снимать скафандр; он собирался вывести вездеход из пещеры и вызвать корабль через его антенны. Пока насосы нагнетали в камере давление, Шакал нетерпеливо поглядывал на часы.

Внутри машины также всё было в порядке. Никаких поломок, следов местной атмосферы или утечки ядовитого топлива. Что бы ни случилось с Бонати, это произошло не в вездеходе. Шакал быстро прошёл в кабину и занял привычное место пилота.

– Диагностика, – попросил он компьютер.

– Критических сбоев систем не обнаружено, энергозапас в норме, готов к работе, – немедленно ответил вездеход.

– Что произошло с Бонати?

– Медик Энцо Бонати покинул машину примерно 97 часов назад и с тех пор один раз выходил на связь.

«Выходил на связь!»

– Что он передал? – быстро спросил Шакал.

– Запись для бортжурнала экспедиции, – невозмутимо отозвалась машина.

Шакал вздохнул. Читать файлы бортжурнала имели право лишь капитан и врач.

– Ты можешь сейчас связаться с Бонати?