— Этот человек самого себя подготовить не сумел. Как же ему доверили такое огромное дело, как подготовка квалифицированных кадров для комбината? — с гневом спрашивал Марков, ударяя кулаком по отполированному столу.

Семенову пришлось выступить с разъяснениями. Он сразу внес существенную поправку — низкопоклонством перед иностранщиной заниматься не следует, тут товариш Марков дает неверную ориентацию. Сокращение проводить, искусственно безработицу создавать — дело тоже нездоровое, директивы сверху по этому поводу нет, значит, кампанию такую начинать не следует. Кое-кого переместить с места на место можно, но надо смотреть в оба глаза, чтобы хорошего, нашего человека случайно не ущемить. Так все это и было записано в решении бюро горкома по его, Семенова, предложению.

А несколько дней спустя в горком посыпались заявления — Марков, пользуясь своим единоначалием, размахнулся во все плечо. Немало, конечно, в его распоряжениях было правильного, хватка у него имеется, но из-за перемещений пострадали и многие хорошие товарищи. Перед кабинетом Семенова выстроилась целая очередь обиженных. Оставить это без последствий он не мог, он так прямо и сказал им всем:

— Идите, не волнуйтесь — руки коротки у Маркова, чтоб вас выгнать. Есть еще инстанция и над ним.

Он сам поехал к Маркову в управление комбината. Этот разговор он хорошо помнит — вспыльчивый Марков кричал, бегал по кабинету, целую пачку «Беломора» извел. Ни до чего они не договорились, и он, Семенов, в тот же день отправил два доклада — в крайком и министерство. Так началась война между ним и Марковым. И на первом этапе этой войны Марков был крепко бит — он получил указание восстановить на работе большинство обиженных. Дураком он не был и против рожна не попер, но злобу затаил. Потом пошли долгие напряженные месяцы борьбы за план и за улучшение качественных показателей. Эта борьба сблизила их. Никто не скажет, что они скверно работали: Марков хозяйственник, конечно, неплохой, а Семенов здорово помогал ему. Это были лучшие дни в их отношениях — вся парторганизация была мобилизована, все люди жили только одним — дать повышенный план, улучшить качество. И мало того, что они вытягивали план — план каждый месяц увеличивался, а они его перевыполняли. Марков был неутомим — в его кабинете на стене висела таблица технологических показателей других заводов, он каждый день рассматривал ее, чуть ли не каждого посетителя подводил к ней. И тут произошло радостное событие, это было в первых числах ноября 1953 года: из министерства пришел приказ с благодарностью — по основным техническим показателям заводы комбината обогнали, наконец, четыре других родственных предприятия. Тогда впервые Марков дружески хлопнул Семенова по плечу.

— Неплохо мы с тобою поработали, Василий Петрович, — сказал он довольный. И, не удержавшись, по обыкновению прихвастнул: — Первое место в стране — начало хорошее, но лишь начало.

Очень скоро он показал, что все это были только слова. Добившись хороших показателей, он забыл, что победу нужно закрепить. Он совсем забросил производство. На шахте, на руднике, в цехах его неделями никто не видел. Он просиживал дни в лабораториях, не вылезал из опытного цеха, наезжал к проектантам, прямо из машины шел не в кабинет, а в технический отдел. Все это, конечно, сказалось — срочные бумаги залеживались, доклады в Москву шли неаккуратно, люди размагничивались. В результате обогатительная фабрика сорвала месячный план, срыв был незначительный, всего полтора процента не дотянула, но суть была не в этом, а в самом факте. Пришлось ему, Семенову, кое-кому хорошенько всыпать — это не понравилось. На бюро горкома заслушали доклад Маркова, содоклад Шадрина — Маркову поставили на вид, Шадрину влепили «строгача». Смешно и неприятно было слушать, как Марков, оправдываясь, наводил тень на плетень, лепетал что-то о технической политике, о завтрашнем дне, пытался уязвить Семенова словами: да поймите, надо крупные задачи решать, а вы в мелочах путаетесь.

— Основной закон у нас — план. Если не умеете закрепить успеха, вас надо призвать к порядку, — так сказал он, Семенов. И пригрозил: — Не повернешься лицом к плану, Алексей Антонович, примем более серьезные меры.

Марков уехал взбешенный. Но накачка подействовала — на следующий день он появился на обогатительной фабрике, провел собрание. Ему помогло и то, что в опытном цехе разработали новый метод — вместо классификаторов применили гидроциклоны. Марков весь механический завод перевел на производство гидроциклонов, успешно провел их монтаж на фабрике, это и спасло — классификаторы план начисто проваливали, а гидроциклоны оказались более производительными. Но уже после этого заседания горкома Марков по возможности старался не встречаться с Семеновым.

А затем произошел окончательный разрыв. Пришла правительственная директива сократить аппарат на двадцать пять — тридцать процентов. И тут сразу обнаружилось, что Марков ничего не забыл и ничему не научился. Сокращение аппарата было большой общественной кампанией, так ее понимал он, Семенов, — сокращаемых переводили на производство, направляли на курсы для переквалификации: безработицы не создавали. А Марков превратил эту работу в сведение личных счетов с неугодными ему людьми, и в горком снова посыпались заявления. Пришлось созвать специальное заседание бюро для рассмотрения этого вопроса. Он, Семенов, сказал там: «Хозяйственники путают, нам придется вмешаться в дело рационализации аппарата и взять его на себя». И он привел возмутительный факт, показывающий, как директива правительства превращается в свою противоположность: на медном заводе сократили несколько человек из аппарата, одновременно сократили и рабочих и значительно расширили лабораторию, службу контроля, автоматики и прочее.

— Это не сокращение аппарата, а раздувание его, — так сказал он на бюро.

Семенов никогда еще не видел Маркова в таком неистовстве. Чего только он не наговорил про Семенова! Тут были и его грубость, и непонимание им насущных задач технического строительства, и игнорирование интересов государства. Он наотрез отказался выполнять указания горкома — пока еще он директор комбината, он не позволит вмешиваться в свои распоряжения. Он дрожал от злобы, портфель в его руках трясся, губы побелели. Семенов ответил ему усмехаясь:

— Борись, Алексей Антонович, если силенок хватит. А сейчас имеешь решение бюро — придется его выполнить!

Вот тогда Марков и сказал при всех это свое: «Мира на конференции не жди, открыто пойду на тебя». Что ж, слово свое он сдержал, даже перекрыл обещание. Он не остановился перед прямым нарушением устава, стал сколачивать свою группку, агитировать против него, Семенова, вызывать к себе людей и настраивать их. Это была самая скверная, самая антипартийная работа — тайная. Кое-какие слухи о такой подготовке до Семенова доходили — его большая вина, это он должен признать, что не придал ей значения, не оборвал ее в самом начале, когда это еще можно было сделать. Он понадеялся на свой авторитет в городской партийной организации, а Марков нажал на заводские коллективы — на конференцию выбирали только его сторонников. Все было заранее запланировано, договорено, расписано по часам — против Семенова выступали, Семенова критиковали и провалили при голосовании. И при всем этом старались свой сговор сохранить в тайне — ни у кого не хватило партийного мужества встать и открыто дать ему отвод. Даже при голосовании резолюции — признать работу горкома удовлетворительной — только двое выступили против, вся группка Маркова голосовала за, сам Марков в президиуме выше всех тянул свою руку. Вот так обстоит дело с ответом на первый вопрос — как все это случилось? Это случилось потому, что они крупно поссорились с Марковым, что пришлось Маркову вправлять мозги, а он не стерпел этого.

Теперь второй вопрос: кто же был против него? Кто еще, помимо Маркова и его дружков, проголосовал на конференции против? На этот вопрос ответить легко. Против него были все те, кого он обижал — крыл, выносил выговоры, добивался понижения в должности. Но он обижал плохих работников. Значит, против него объединилось все самое беспринципное и безидейное, что было в их организации. А так как их организация в целом здоровая, крепкая, то много таких людей не нашлось: одни они решить исход голосования не могли. Что ж, понятно, их поддержали дружки, обманутые и сагитированные ими люди, — может, и тут был тайный сговор! И чтоб решить этот вопрос до конца, он должен вспомнить их всех, точно выяснить, кто голосовал против него и кто — за.