Вполне сытая – даже немного больше, чем надо, Эндри легла на одеяло и подставила тело солнечным лучам. Внезапно она почувствовала, что Пол сделал какое-то движение, и, прикрывшись ладонью от слепящего света, открыла глаза.
Пол стоял возле одеяла и, подняв руки над головой, стягивал с себя рубашку. Его лепные мышцы и сухожилия плавно сжимались и разжимались от каждого усилия. Кожа в прямых лучах полуденного солнца отливала червонным золотом.
На какой-то миг Эндри обомлела, и сердце ее, казалось, перестало биться. Никогда, никогда в жизни не доводилось ей видеть столь захватывающей картины. И, едва дыша, она продолжала смотреть.
Странно, но, кроме копны черных волнистых волос на голове и шелковистой поросли на груди на теле Пола практически не было растительности. Плечи и грудь были широки, но, как заметила Эндри два дня назад, не выглядели накачанными, отягощенными избытком мышц. Талия и бедра у него были узкие, а живот скорее даже впалый, а не плоский. Длинные руки и ноги изумляли совершенством пропорций.
Ее пристальный взгляд занимало все, но особый интерес невольно привлекали узкие плавки, белой полосой опоясывавшие его чресла.
Эндри охватил озноб, потом жар. Пол был для нее все еще незнакомцем, и тем не менее она всем телом чувствовала в нем что-то близкое, до боли знакомое, в самом интимном смысле этого слова.
Испытывая потрясение, смущение и растерянность, не видя ничего – и замечая все, Эндри лежала на одеяле и безотрывно смотрела на него.
– Эндри!
Он позвал очень тихо, и его мягкий голос словно погладил ее, но одновременно и пробудил от грез. Страшно сконфузившись и застыдившись, она посмотрела ему прямо в глаза и тут же отвела взгляд, прочтя в них понимание. Когда он опустился на колени рядом с ней, она отвернулась.
– Нет ничего постыдного в любовании красотой человеческого тела, – сказал он, не притрагиваясь к ней, но лаская ее нежностью тона. – Я, например, любуюсь твоим с тех самых пор, когда...когда мы встретились.
Эндри услышала и отметила для себя легкую паузу, маленький сбой в ровном звучании его голоса. Но назревающий вопрос, как и прочие умные мысли, потонул в потоке того же голоса.
– Твое тело красиво. Кожа твоя нежна и бархатиста, – шептал он. – И мне не стыдно любоваться плавными очертаниями твоих изящных бедер, изумительными округлостями твоих грудей и каждой черточкой твоего лица.
Он прилег на одеяло рядом с ней. И единственным, что прикасалось к ней, был его голос.
– И почему я должен стыдиться восхищения вершиной твоей женственности, этим чудесным бугорком совершенной красоты и высшего, бесконечного блаженства?
– Прекрати! – хриплым шепотом прервала Эндри. – Пол, ради Бога, прекрати! Я больше не могу! Я не могу...
Но было слишком поздно. Хотя он даже не притронулся к ней, ее тело чувствовало ласку и внимало каждому произнесенному им слову. Ее душа была в огне; тело же, послушное страсти, ответило самым естественным образом на разгоравшийся внутри пожар.
Разум ее в растерянности отступил.
Тело забилось в экстазе.
Они лежали бок о бок на нагретом солнцем одеяле, рядом, но не касаясь друг друга.
– Мне очень жаль. – Голос Пола выражал печаль, но отнюдь не сожаление.
– А мне нет. – Глубинная правда ее ответа поражала. Смущение еще наполняло ее душу, но ни малейшего сожаления по поводу необычайного действия, произведенного на нее его словами, она не испытывала.
– Я не хочу, чтобы ты думала, будто я это сделал с какой-то целью, – заговорил он. – Я хотел только снять смущение и стыд, которые тебя мучили.
– Я понимаю, – слабая улыбка тронула ее губы. – Я не ребенок, Пол. Мне знакомо такое понятие – готовность подчиниться чужой воле.
Улыбка Эндри чуть искрилась, когда ей в голову пришла подходящая аналогия:
– То, что сейчас произошло, сродни гипнотическому состоянию – погрузиться в него нельзя, если сознательно этого не желаешь.
Набравшись смелости, она повернулась и посмотрела на него.
– Это было здорово, – сказал он тоном полного одобрения.
К немалому своему удивлению, Эндри почувствовала, что краснеет от его похвалы.
Он негромко рассмеялся, но заговорил вполне серьезно:
– И ты была не одинока. Я пережил каждое из этих сладких мгновений вместе с тобой, Эндри.
Она опешила, обрывки мыслей закружились у нее в голове.
Да нет, он не... Он же не мог... Или мог?.. Разве можно...
– Нет, Эндри. – Он заглянул ей в глаза.
Она опустила ресницы. Он что, прочел ее мысли? Жгучая тревога пронзила ее. Но его глаза были красноречивее всяких слов. Нет, конечно, он не читал ее мысли, поняла она наконец, к своему немалому успокоению. Вторжения в ее мозг не требовалось, ее лихорадочные мысли, очевидно, были написаны на лице. И когда облако неуверенности в се глазах понемногу рассеялось, он добавил тем же спокойным, ободряющим тоном:
– Ощущения, испытанные мной, были психологического свойства, не физического. Но переживал я их не менее бурно, чем ты.
– Я... мне... – В горле у Эндри пересохло, и ей пришлось проглотить слюну, прежде чем она смогла продолжать. – Ничего подобного со мной никогда не случалось.
– Тогда это для меня двойная честь.
Эндри не поняла:
– Двойная?
– Да, – сказал он и улыбнулся. – Я имел честь вызвать у тебя такое переживание и был удостоен милости разделить его с тобой.
Слезы затуманили взгляд Эндри. Что же за человек Пол Хеллка? – мучительно раздумывала она. Мужчину, способного на такую глубину понимания, сострадания и эмоционального сочувствия, она не встречала никогда.
А тем временем влага на ресницах отяжелила ее веки. Измученная недавним бурным всплеском ощущений и беспрерывно возникающими вопросами, Эндри не заметила, как закрыла глаза.
Она вздохнула и блаженно расслабилась. И убаюкивающий, нежный голос человека, лежавшего рядом с ней, шепнул, успокаивая:
– Спи, Эндри. Отдохни. Тебе нечего бояться.
Тумана не было.
Напротив, стоял прекрасный день, и все вокруг мирно грелось под благодатными лучами ослепительного солнца.
Эндри шла по знакомой тропинке. Душа ее была спокойна, на лице застыла безмятежность, ее переполняло счастье. Она была одна и, легко шагая, мурлыкала что-то себе под нос.
Приблизившись к искривленному дереву посреди лужайки, она вроде бы что-то припомнила и улыбнулась. При виде их травяного ложа у подножия дерева чуть приостановилась, словно заглядевшись. Затем, более не оборачиваясь, двинулась дальше.
Запах моря становился все сильнее по мере того, как она подходила к месту, где тропинка делала поворот. Завидев его, она почувствовала, как радостно забилось сердце и затрепетала душа.
Она была почти у цели.
Ускорив шаг, она спешила по чуть изгибающейся тропе. Запах моря доносился отовсюду.
Она почти дома!
Парящая над головой морская птица камнем ринулась вниз и, выходя из пике, издала жалобный крик.
Эндри раскрыла глаза и тут же вновь зажмурилась от нестерпимого сияния полуденного солнца.
В вышине, слева от нее, пронзительно закричала чайка.
Отряхивая паутину сна, еще обволакивавшую сознание, Эндри села и посмотрела на опустевшее одеяло рядом с собой. Она была одна. Пол исчез.
«Где же он?» – с непонятной тревогой подумала она. Внезапно охваченная дурными предчувствиями, она вскочила с одеяла. Накалившийся песок больно обжег нежную кожу ее ступней.
С непрерывно растущим беспокойством она оглядела море и берег. С обеих сторон пляжа далеко выдавались в море два ряда скал, создавая бухточку в форме буквы U, причем левая сторона буквы была короче правой. Если бы Пол прогуливался по берегу, не увидеть его было бы невозможно.
Защищая глаза от солнца рукой, Эндри смотрела на волны. Вдали, за надежно охраняющими бухту скалами, океан миллионами тонн воды стремился к берегу. И медленно набирающие высоту валы, натыкаясь на скалистые преграды, взмывали вверх облаком бесчисленных, отливающих радугой брызг.