— Эй, — окликнул его Гриднев. — Как старательские успехи?

Чуть вздрогнув, Этапин приподнял голову, натянуто улыбнулся и развёл руками:

— Бедно. Так, мелочь…

Взгляд Гриднева, рассеянно скользивший по мокрому песку, вдруг задержался и сузился.

— Мелочь, говорите? Ай-ай-ай… Ну, если вы считаете мелочью то, на что едва не наступили…

— Где? — Этапин обернулся и подскочил. — О-о!…

— Так как? — наивным голосом осведомился Гриднев. — Везёт новичкам или я ошибся?

С тем же успехом, однако, он мог обратиться к морю, потому что для Этапина теперь, похоже, существовал лишь красновато блеснувший в его пальцах янтарь. У него даже руки тряслись, когда, счистив песок, он поднял камешек, чтобы взглянуть на просвет.

От внезапного вскрика шарахнулась ближняя чайка.

— Сюда… Скорее сюда!

Гриднев недоуменно взглянул на Шорохова, тот — на Гриднева, и, опережая друг друга, оба скатились с откоса. Их ноги тут же лизнул пенный прибой, но им было уже не до этого. Предынфарктное выражение лица Этапина так напугало поэта, что он и не посмотрел на находку. Гриднев же выхватил янтарь, вгляделся и, как безумный, затряс головой. Ничего не понимая, Шорохов заглянул через плечо.

Часть поверхности красноватого, размером со спичечный коробок янтаря была матовой, что обычно для окатанных морем камней. Однако потёртости не могли скрыть очертаний просвечивающего изнутри диковинного, с двумя саблевидными выступами по бокам челюсти, шипастого существа. Изображение казалось небрежно сотканным из светлых и тёмных прожилок, и эта своеобразная игра природы, из ничего создавшая грубоватый, но выразительный образ, поразила Шорохова. Однако не дала ответа, чем так потрясены учёные.

— Страгопитус… — Рот Гриднева, казалось, свела судорога.

— Он, — свистящим шёпотом отозвался Этапин. — Никаких сомнений…

— Но это невероятно!…

— И все же… Видите?

— Да, да…

С усилием приподняв руку, Гриднев подставил янтарь лучам закатного солнца. Тот налился красным, чудовище в нем, казалось, сверкнуло глазами.

— Какой красавец… — Этапин хотел улыбнуться, но вышла гримаса. — Поздравляю…

— Да объясните же, наконец! — взмолился Шорохов. — Что случилось?

— Многое. — Все с той же, похожей на гримасу улыбкой Этапин обернулся к поэту. — Помните рассуждения о подводной цивилизации? Смело, безумно и… Доказательство в руках у Гриднева. Нет, каково? — Пьяно блестя глазами, Этапин хихикнул, но, пересилив себя, закончил строгим, даже торжественным голосом: — Короче, в “Нейчур” была фотография недавно открытого глубоководного существа, портрет которого мы сейчас видим в янтаре. Отсюда следует, что это изображение скорее всего создано не человеком.

— Не человеком… — Рука Гриднева с зажатым в ней янтарём упала. Он ошалело уставился на море. — Я сплю или… Цивилизация, которую я придумал, словно сама подкинула мне этот янтарь!.

Шорохов отступил на шаг. Этапин зашёлся в лающем смехе.

— Я искал, а вы нашли!… Какая ирония, нет, какая ирония! Теперь это факт, а я — то, скептик, я — то!…

Его скорчило, он закашлялся и побагровел.

— Хватит! — вскричал Гриднев. — Что за истерика! Вы учёный или кто? Ничто не доказано, янтарь надо всесторонне исследовать.

— Извините. — Будто стирая что-то, Этапин провёл по лицу ладонью. — Нервы… Завидую вам. Мне организовать анализы или вы сами займётесь?

Казалось, Гриднев заколебался. Обдав ноги пеной и брызгами, с шорохом прокатилась волна. Никто не шевельнулся.

— Никаких “или”, — с внезапным ожесточением проговорил Гриднев. — Во-первых, вы специалист, во-вторых, если бы не ваш поиск… Что же это такое, я уже сам себе не верю! Так материализоваться фантазия не могла, и все же это случилось…

— В жизни случается все, — тихо сказал Шорохов. — Тем более вероятное.

— Да, конечно… Берите эту чертовщину. Берите и расколдуйте.

Гриднев протянул янтарь, словно отстраняя его от себя. У Этапина задёргалось веко.

— Так просто… — едва различимо прошептал он.

— Что? — не понял Гриднев. — Берите же, черт возьми! Пальцы Этапина дрожали, точно готовились принять раскалённый уголь, взгляд рыскнул в сторону.

— Сейчас, сейчас, сердце…

Его рука все же продолжила движение, пальцы коснулись янтаря. И тут по ногам всех троих ударила волна, вскипела водоворотом, потащила ставший зыбким песок. Этапин находился ближе всех к морю, он покачнулся, рука с зажатым в ней янтарём нелепо вскинулась, и прежде чем кто-то успел опомниться, он рухнул в воду.

— Янтарь!… Держите!…

Волна схлынула, но янтаря уже не было ни в подогнувшейся при падении руке Этапина, ни возле него на песке. Гриднев как был в одежде ринулся в море, Этапин по-крабьи пополз туда же, и несколько минут оба лихорадочно шарили по дну, словно потерю ещё можно было вернуть.

Наконец, пошатываясь, оба выбрались на берег. Этапин кулём осел на песок.

— Я, я упустил!… — повторил он, закрыв руками лицо.

— Что ж, море дало, море взяло, — только и сказал Гриднев.

Ни на кого не глядя, он двинулся прочь от моря. Шорохов долгим взглядом проводил его ссутулившуюся фигуру, над которой с криком реяли чайки, и подсел к Этапину.

— А теперь давайте сюда янтарь, — сказал он негромко.

Отпрянув, Этапин тупо уставился на поэта:

— Что?…

— Хватит вам, — устало поморщился Шорохов. — Все было ловко разыграно, но я видел ваше лицо и слышал ваш голос. Они лгали, об остальном было нетрудно догадаться. Янтарь должен быть у вас в правом кармане. Сами дадите или вам помочь?

Рыхлые щеки Этапина обвисли, он, не мигая, смотрел на море. Внезапно его рука шмыгнула в карман, вскинулась, и над серой водой сверкнул красноватый камешек. Набежавший вал принял его без следа и всплеска.

— Ничего нет, — без выражения сказал Этапин. — Нет и не было.

Шорохов пожал плечами.

— Вы ошиблись. Я не судья, просто мне хочется понять, что вас толкнуло. Зависть?

Этапин едва заметно покачал головой. В нем не осталось ничего от педантичного работника науки, в нем не осталось ничего от азартного охотника за камнями: на берегу сидел очень одинокий, очень немолодой и очень усталый человек.

— Сначала я хотел пошутить, да… Гриднев занёсся тогда, страшно занёсся! Кинуть несколько ослепительных идей, из ничего сотворить целый мир — ему забава… Ну и ладно бы, ну и пусть. Нет, ты ещё будь для него боксёрской грушей, спорь, отражай, а он тебя с ног, с ног! Так всегда с другими, со мной, публично… Я же не мальчик. Как оглянешься назад — боже мой, ничего-то своего нет, весь растворился, потратился на дела, о которых завтра никто не вспомнит. Для этого ли в науку шёл? А тут Гриднев… Что ты на него работаешь, его идеи обслуживаешь, ему дела нет, так и должно быть, раз судьба тебя обделила. Все ему, все! Вот и сорвался… А уж когда он заглотнул…

— Достаточно! — Шорохов снял с себя куртку. — Накиньте, а то замёрзнете… И хватит об этом. Остальное лучше вас своим “Моцартом” сказал Пушкин. Иная сцена, иные костюмы, а страсти те же… Подделать “доказательство”, дать Гридневу выступить, исподтишка разоблачить, доконать не ядом — позором. Так? Гриднев “нашёл” янтарь, не вы — хитро!

— Нет. — Этапин слабо усмехнулся. — Вы ничего не поняли. Трудно было сделать такой янтарь, ещё труднее было бы доказать, что он подделка. Та самая проблема неразличимости, о которой говорил Гриднев! Что выдало бы мою руку? Рисунок сделан электронным лучом. Термография, след нагрева, и все. Так обработать янтарь мог и не человек… Датировка изображения? Нет зацепки. Моё свидетельство? Не говорите глупостей…

— Но тогда зачем все?

Ответом был хриплый смех.

— Если Гриднев сфантазировал подводную цивилизацию, то я сделал куда большее: я её материализовал! Никто, нигде, никогда не поднимался до такого…

— Точнее, не опускался, — быстро сказал Шорохов.

— Нет, нет, нет! — Этапин выпрямился. — Достижение со знаком минус все равно достижение. Тут абсолютная высота! Когда я это понял, когда понял… Я перестал быть собой.