Алексей засмеялся.

Где-то вдалеке, за озером и кустами, зазвенели о бруски косы.

— Верно, наши, — сказал Алексей.

Бригада Степана Костянка косила отаву и уже с неделю жила на лугу. К ним Алексей и ехал, чтоб оставить в бригаде мотоцикл. Вскоре они встретили в низине человек восемь косцов из их колхоза. Девчата, которые должны были сгребать сено и метать стога, еще спали в шалашах из веток, прикрытых сеном.

В косьбе отавы нет той привлекательности и поэзии, которую таит в себе сенокос, когда снимают первую траву. Сено из отавы лишено того аромата, которым полны луга в июне. Потому и косят второй раз без особого подъема. Но эта небольшая группа косарей шла довольно дружно, так как вел ее сам бригадир — высокий, крепкий, в лаптях, в белой сорочке.

Встретили рыболовов приветливо.

— Посмотрим, что поймаете на эту вашу дорогую снасть!

— Одним словом, уха сегодня обеспечена. — Обеспечена, если мы с тобой с бреднем побродим. Приходите к нам на уху, товарищ директор.

— Говорят, удочка эта столько стоит, что можно год рыбу есть, не выходя на рыбалку.

Потом кто-то надумал:

— А что, если испробовать эту штуковину на Бездонной? Сведи их, дядька Степан.

Степан Явменович повел сына и директора к Бездонной. Так называлось глубокое озерцо, куда, как говорили косари, с бреднем лезть никто не решается, а с сетью — лодку далеко тащить. Шли по росистой отаве, через кусты, по песчаным гребням, брели через болото и наконец остановились в живописном местечке под раскидистыми дубами. Из-за кустов блеснула вода. Это и была Бездонная — круглое, как тарелка, озерцо, метров сорок в диаметре, не больше, с черной, как деготь, неподвижной водой, в которой тускло отражались небо и дубы.

Лемяшевич отнесся к этой «луже», как он назвал озерцо, скептически и не спеша стал собирать спиннинг.

— Это не лужа, Кириллович, — как бы обидевшись за озерцо, сказал Степан. — Вода здесь чистая и холодная, попробуй. Видно, подземные ключи бьют.

Алексей тем временем быстро наладил свой самодельный спиннинг, сгорая от нетерпения поскорее закинуть его. Подойдя к озеру осторожно, как будто боясь спугнуть рыбу, он представил себе, как сейчас закинет и… удивив Лемяшевича и отца, подцепит щуку килограмма на три.

Что ж… бывают и в таком деле, как рыбная ловля, неожиданные удачи, когда осуществляются самые, казалось бы, невероятные мечты и надежды. Редко, правда, но бывают.

Взмах — и всплеснула где-то на середине озера блесна, разбив спокойную гладь воды, пошли зыбкие круги. Все как полагается! Алексей начал вертеть катушку. Но что это? Неужто зацепился? Его даже потащило вперед, натянулся, как струна, шнур, потом катушка с трудом завертелась снова. И вдруг словно кто-то большой камень кинул в воду, даже радугой вспыхнули на солнце брызги. Алексей еще не успел сообразить, что к чему, как услышал взволнованный голос Лемяшевича:

— Алёша, есть! Алёша! Тащи!

Забыв о своем спиннинге, о присутствии Степана и о какой бы то ни было субординации, директор школы, как мальчишка, с радостным криком бежал к Алексею. А у того уже вовсю колотилось сердце — кажется, перед самым трудным экзаменом оно никогда не билось так отчаянно, — дрожали руки, по лбу бежали струйки пота. Щука, на минуту притихшая, начала рваться и бить хвостом, как бы поняв, что ее ждет. Алексей напрягал все силы, чтобы вытащить ее.

— Отпусти! Сорвется, черт возьми! Отпусти! — кричал над ухом директор. — Что ты делаешь? Дай мне!

Но Алексей шагнул в сторону и только крепче сжал удилище. Лемяшевич понял, что спиннинг не отобрать у него сейчас даже силой, и уже более хладнокровно стал давать советы:

— Не тащи вперед, отпусти и поводи ее. Поводи!.. Пускай устанет, а то сорвется. Ух, черт! Прямо вода кипит. Так… — Михаил Кириллович в азарте потирал руки и несколько раз хватался за удилище. — Так, так… Теперь тащи на себя… Отпускай! Ага, начинает сдаваться. Еще разок!

Степан Явменович стоял в сторонке, покуривая и спокойно наблюдая за борьбой двух человек с одной щукой.

— Быстро к себе! — командовал Лемяшевич. Алексей торопливо завертел катушку, щука пошла без особого сопротивления. И вот она уже в прибрежной траве, вся на виду — огромная, черная, с разинутой окровавленной пастью, со страшными глазами. Алексей наклонился, разглядывая ее, и, удовлетворенный, засмеялся, забыв о том, что делать дальше. Но Михаил Кириллович вдруг ахнул и кинулся в воду. Миг — и щука, изгибаясь, подскакивала на берегу в траве. Степан Явменович подхватил ее и отбросил подальше от воды. А Лемяшевич барахтался в воде, хватаясь за траву. Алексей стоял с растерянным видом. Наконец директор выбрался.

— Брр… И верно, какая холодная вода! — дрожа говорил он и, немного смущенный, стал оправдываться — Я увидел, что держится она только на одном крючке и вот-вот сорвётся. Видишь, ударилась о землю и действительно сорвалась.

Степан Явменович, подняв щуку за жабры, прикидывал:

— Кило пять будет! Неплохой улов. С таким не стыдно домой возвращаться.

— Удачник он у вас, Степан Явменович.

— Да, сыны у меня — мастера на все руки, — с гордостью подтвердил Костянок…

За какой-нибудь час Лемяшевич тоже поймал в «луже» одну такую же щуку и двух чуть поменьше. Поймал еще парочку и Алексей. Всего набралось около пуда рыбы.

— Ну, это уже бойня, а не рыбная ловля. Не люблю я болтаться на одном месте, — сказал Лемяшевич, однако после того, как перестало клевать. — Идем к реке.

Отдав большую часть рыбы Степану Явменовичу, они двинулись к Днепру.

Клевало здесь хуже, но зато до чего было хорошо! Широкое течение реки дышало прохладной свежестью, манило к себе. Они не удержались, чтоб не окунуться перед завтраком, и, выкупавшись, пришли к выводу, что вода все-таки «не такая, как летом», хотя стояли жаркие дни и ночи были теплые.

Приятно идти берегом и спокойно, без усилия, не выбирая места — нигде ничто не мешало, — закидывать и закидывать блесну, следить с обрывистого склона, как «играет» она в воде, как идут следом за ней окуньки. Уже самая возня со спиннингом доставляла огромное удовольствие. А когда Лемяшевич подцепил первую небольшую щучку, белую, хорошенькую, не похожую на своих черных озерных сестер, Алексей метров двести пробежал, чтоб на нее посмотреть.

До полудня рыболовы прошли вниз по течению километров десять и совершенно неожиданно в тенистом местечке встретили Бородку. Он сидел на берегу под дубом в одних трусах и курил; рядом торчали воткнутые в землю две удочки. Красно-зеленые поплавки медленно покачивались на воде.

Бородка первый заметил рыболовов и поднялся навстречу, оставив удочки.

— О! Кого я вижу! Удалые рыбаки! Хвастайтесь—что поймали? — И, заглянув в сумки, где лежали обернутые травой щуки и окуни, даже нахмурился, как будто был огорчен их богатым уловом. — Ого!

— А мы еще большую часть косцам нашим оставили, — вдруг совсем по-детски похвастался Алексей.

— Ну? Тогда вам придется дать немного на общую уху, а то с нашего улова уха будет жидкая. Не возражаете? Хотите вместе пообедать?

Алёша взглянул на директора — как он? Отказаться было неудобно. Кроме того, Лемяшевич видел, с каким любопытством и восхищением смотрит юноша на секретаря райкома.

Алексей находился в том возрасте, когда для комсомольца старший товарищ, коммунист, и особенно партийный руководитель, кажется человеком необыкновенным, идеалом, которому хочется во всем подражать. Непоколебимый авторитет отдельного человека очень легко прививается в среде таких вот скромных, работящих и честных юношей, как Алексей Костянок. И неудивительно, что Алексей, которого еще год или два назад выгоняли из колхозной канцелярии, когда приезжало районное начальство, считал за честь пообедать с первым секретарем, да еще в таком месте — на рыбалке.

— С радостью принимаем ваше приглашение, Артем Захарович, — ответил с серьёзным видом Лемяшевич, но от Бородки не укрылась тонкая ирония в его словах.

Секретарь искоса» глянул на директора и хотел что-то сказать, но помешал Алексей.