Дон Мерриам снял последнюю ловушку и направился к станции. Кольцо вокруг Земли с правой стороны ярко светилось. Через несколько секунд покажется Солнце, на Луну вернется жаркий день, а темный круг Земли снова осветят отраженные Луной солнечные лучи.
Дон резко остановился. Солнце еще не показалось, а Земля засветилась раз в двадцать ярче, чем обычно. Она никогда не бывала такой в свете Луны. Он без труда мог различить контуры обеих Америк, а вверху справа — маленькую светлую точку гренландского ледяного щита.
— Дон, посмотри на Землю, — раздался в наушниках голос Йоханнсена.
— Я как раз и смотрю, Йо. Что происходит?
— Мы не знаем. Подозреваем, что где-то на Луне произошел мощный взрыв. Может быть, пожар на советской базе — вдруг взорвалось ракетное топливо?
— Это не дало бы столько света, Йо. А может, Амбарцумян изобрел световой сигнал мощностью в двадцать Лун?
— Атомный фонарь? — невесело усмехнулся Йоханнсен. — У Дюфресне другое предположение: все звезды за нами превратились в сверхновые.
— Да, эффект был бы таким же, — согласился Дон. — Но, Йо, что это за штука над Атлантикой?
Штукой, о которой он говорил, было яркое желто-фиолетовое пятно, появившееся на спокойной глади океана.
Ричард Хиллэри задернул занавеску, чтобы резкие утренние лучи солнца не слепили глаза, и попытался поудобнее устроиться в кресле автобуса-экспресса, который начал набирать скорость по дороге в Бат. Этот автобус был приятной неожиданностью после подпрыгивающего на выбоинах дороги драндулета, на котором Ричард ехал из Портшеда в Бристоль. Хиллэри почувствовал, что приступ болезни проходит: внутренности, которые час назад свивались змеиным узлом, теперь успокаивались.
«Вот что может сделать с воображением один вечер, проведенный с пьяным валлийским поэтом, — с иронией подумал он. — Черт, какая была боль! Этого мне хватит надолго.»
Во время прощания Дэй Дэвис был в исключительно приподнятом настроении. Он громко декламировал «Прощай, Лона», на ходу сочиняя отдельные обороты. Сыпал ужасными неологизмами, например, «лунотьма»и «светолюди», а под конец разродился «румянодевой». И избавившись от общества Дэвиса, Ричард испытал искреннее и глубокое облегчение. Сейчас его даже не раздражало радио, которое включил водитель автобуса, вынудив тем самым пассажиров слушать приглушенные звуки американского неоджаза, бессмысленного, как республиканская партия.
Ричард тихо, но глубоко вздохнул. «Да, нет больше Дэя, по крайней мере, сейчас… нет научной фантастики, нет больше Луны. Да, главное — нет больше Луны.»
Из радиоприемника прозвучал голос:
— Мы прерываем наши радиопередачи для важного сообщения из Соединенных Штатов Америки.
8
Хантер и Профессор разговаривали, наблюдая за Странником. Кудрявая шевелюра и буйная борода Хантера на мгновение заслонили золотистую часть шара, и блестящий череп Профессора приобрел какой-то странный оттенок.
Пол почувствовал неожиданный прилив энергии, прыгнул на эстраду, и не задумываясь о последствиях, крикнул:
— Я обладаю секретной информацией о звездных фотографиях, на которых ясно видны поля деформации! Они полностью подтверждают высказывания…
— Довольно! У меня нет времени выслушивать бредни фанатиков! — крикнул Профессор и снова обратился к Хантеру.
— Я могу поспорить, Росс, что, если этот объект удален от Земли на такое же расстояние, как и Луна, то он должен быть величиной с Землю. Наверняка! Но только…
— Исходя из предпосылок, что это шар! — резко перебил его Хантер. — Он может быть и плоским, как тарелка.
— Конечно, исходя из предпосылки, что это шар. Но это, пожалуй, наиболее естественное и рассудительное предположение. Вы согласны? Послушайте, если этот объект всего в тысяче километрах от нас, — на секунду он задумался, — его диаметр составит сорок восемь километров, да?
— Да, — подтвердил Хантер, — вы правы.
Профессор кивнул так энергично, что если бы не придержал очки, то они упали бы на землю, и продолжил:
— А если он находится только в сотне километрах, то свет — его собственный, а не отражение солнечных лучей…
— И диаметр его будет равен почти пяти километрам, — закончил за него Росс.
— Да, — согласился Пол, включившись в разговор. — Но в таком случае период его обращения на орбите составит девятнадцать минут, или четыре градуса в минуту, а такое движение мы можем наблюдать и без помощи звезд.
— Вы совершенно правы, — кивнул Профессор, обращаясь к Полу, как к старому знакомому. — Четыре градуса, угловые размеры Пояса Ориона. Если этот шар действительно двигается с такой скоростью, то мы вскоре заметим его движение.
— Но откуда вы знаете, что он вообще перемещается по орбите? — спросил Хантер. — Откуда такая уверенность?
— Это еще одно мое предположение, — громко и с определенной горечью ответил Профессор, — как и то, что он отражает солнечные лучи. Я не знаю, откуда он взялся, но он находится в космосе; и пока мы не убедились, что дело обстоит иначе, можно допустить, что он подчиняется законам космоса. Что вы хотели сказать о звездных фотографиях? — обратился он к Полу.
Пол начал рассказывать.
Марго не поднялась вместе с ним на эстраду. Она стояла внизу (вокруг нее толпились люди и жарко спорили, а две женщины, присев рядом с Дылдой, растирали ему запястья) и всматривалась в странные аметистово-топазные дорожки, проложенные лучами Странника на глади Тихого океана. Ей пришло в голову, что все призраки ее прошлого, а может быть, даже прошлого всего мира, придут к ней по этой тропе, вымощенной драгоценными камнями.
В поле ее зрения показалась Чалма.
— Я вас узнала, дорогая, — сказала она обвиняющим тоном. — Вы ведь невеста этого… космонавта. Я видела вашу фотографию в «Лайфе».
— Пожалуй, вы правы, — вмешалась другая женщина, в светло-сером свитере и брюках. — Я тоже видела эту фотографию.
— Она пришла с каким-то мужчиной, — сообщила им Анна, которая стояла рядом с матерью. — Они очень милые и у них есть кошка. Видишь, мамочка, как эта кошка всматривается в нашу огромную бархатную тарелку?
— Да, любовь моя, — кивнула Рама Джоана, криво усмехнувшись. — Она видит там дьявола. Коты ведь их очень любят.
— Сейчас же перестаньте нас пугать! — резко произнесла Марго. — Мы и так боимся. Это ведь глупо!
— Вы думаете, что там нет дьявола? — вежливо спросила Рама Джоан. — О, об Анне прошу не беспокоиться. Ей это нравится.
Рагнарок подкрался к ним, поднялся на задние лапы и зарычал на Мяу.
— Сейчас же сядь! — закричал Коротышка, замахиваясь на пса. Марго старалась удержать вырывающуюся и царапающуюся кошку. Рама Джоан отвернулась и посмотрела на Странника, а потом на Луну, которая медленно выходила из затмения. Коротышка наконец нашел то, что искал, и положил на колени найденное сокровище — предмет величиной с папку, но с более острыми краями.
— Да, — говорил Профессор Полу на эстраде. — Эти фотографии действительно указывают на прибытие какого-то объекта из подпространства, но… — толстые стекла очков увеличивали его и без того большие глаза, — но пока мы не знаем, как далеко от Земли находится это свинство. — Он нахмурился.
— Рудольф! Слушайте! — крикнул Хантер Профессору.
Профессор схватил сложенный зонтик.
— Прошу прощения, Росс, но я должен кое-что проверить, — сказал он и неловко спрыгнул с эстрады.
Пол неожиданно понял, что внезапный прилив энергии был просто нервным возбуждением, которое охватило и всех остальных.
— Но это важно, — громко говорил Хантер, обращаясь одновременно и к Полу, и к Рудольфу. — Если этот шар в ста шестидесяти километрах над нами, то он находится в тени Земли и не может отражать солнечных лучей. Но допустим, что он только в шестидесяти километрах над нами. Этого будет достаточно, чтобы осветить большой участок Земли. Тогда его диаметр будет что-то около четырехсот пятидесяти метров. Рудольф, послушайте, мы посмеялись над Чарли Фулби, когда он говорил о воздушном шаре, но ведь факт, что воздушные шары с более чем стометровым диаметром достигали высоты в тридцать пять километров. Допустим, что это огромный воздушный шар, внутри которого находится сверхмощный источник света. Этот источник подогревает газ и приводит к тому, что воздушный шар поднимается еще выше… — неожиданно он замолчал. — Рудольф, что вы там, к дьяволу, делаете? — спросил он.