— Но ведь они смотрят только на тебя!

— Ну, они оценили ваш небольшой вклад, надо дать им время на то, чтобы их уважение увеличилось. Кроме того, ты ведь женщина, а людоеды плохо понимают подобное… Тебе неприятно? — Он пожал плечами. — Но, думаю, это совсем маленькая неприятность, не так ли?

Легионеры начали перестраиваться, в то время как людоеды просто собирались толпами. Внезапно Голгрин пролаял что-то огромному волосатому людоеду, на чьём панцире сквозь ржавчину и кровь ещё можно было рассмотреть изображение зимородка. Тот взревел и начал лупить своих соплеменников дубиной, постепенно создавая некую видимость порядка среди союзников минотавров. Удивлённая тем, что людоеды стараются подражать дисциплине минотавров, Мариция наблюдала за их попытками, затем посмотрела на поле боя.

— Эти Рыцари Тьмы глупы. Они должны были отправиться на юг и присоединиться к Мине…

— Какое удовольствие, что они так не поступили. Рыцари Тьмы задолжали нам много крови! — Голгрин улыбнулся, показав клыки. — Эта битва лишь первый платёж!

— План осуществился неплохо, мы хорошо действовали вместе.

— Я тоже так думаю. — Голгрин вскинул кулак и принял новые приветствия от ближайших людоедов «Сарак х'кан! Сарак х'кан!». — Наши земли теперь почти свободны.

Уничтоженный отряд представлял собой главные людские силы в Блотене и Керне, и теперь никто не мог помешать людоедам вторгнуться в зелёное царство Сильванести.

Легионеры уже собирали своих убитых для торжественных похорон, людоеды не спеша обдирали с погибших товарищей все ценности, некоторые уже тащили тела рыцарей к кострам.

Мариция посмотрел на Великого Лорда, который выглядел очень гордым и удовлетворённым:

— Ты не думаешь об угрозе, которая будет исходить от других отрядов Рыцарей Нераки, когда они соединятся под командованием Мины?

— Не больше чем об угрозе союза с минотаврами, а? — рассмеялся Голгрин, зная, что на это ей ответить нечего.

Пожав плечами, Мариция произнесла:

— Если мы хотим достигнуть Щита, который окружает Сильванести именно в том месте, где указал Галдар, нам надо выступить на рассвете. Твои силы будут готовы, Великий Лорд? Нам ещё надо встретить обоз с припасами…

— Нагрок проследит, чтоб всё было готово.

— Нагрок?

При упоминании его имени здоровенный людоед из Блотена подъехал ближе. Первоначально он присоединился к ним как первое лицо своего Лорда-Вождя, но далее все больше действовал как помощник Голгрина. От него отвратительно пахло, как и от обычного людоеда, вот только коварства было в десятки раз больше.

Голгрин с сожалением поцокал языком:

— Прости меня, сын Хотака. Я, возможно, неясно выразился с самого начала. Я повелел Нагроку вести армию к Сильванести.

— А как же ты? — Мариция выглядела озадаченной.

Голгрин низко поклонился в седле, двигаясь не менее изящно, чем сановный минотавр.

— Мой Великий Кхан слишком долго не получал вестей. Ты же посылаешь сообщения отцу, вот и я должен отправиться на доклад к своему повелителю. Если получится, я присоединюсь к вам перед финальной раздачей карт…

Нагрок фыркнул.

— Но способен ли Нагрок заменить тебя на этом посту? — требовательно спросила Мариция. — Особенно… на последнем этапе?

— Абсолютно! Кхан, этот Кулак Правления, Клык Силы… — Голгрин перечислил не менее полудюжины имён, прославляющих Кхана. — Так вот, Нагрок был персонально обучен Его Верховностью! — Он схватил помощника за руку, и тот согласно закивал. — Есть новое задание. Я должен к нему приготовиться. Нагрок останется и обещает во всём слушаться и делать то, что необходимо, — заявил Великий Лорд, проигнорировав хмурый взгляд Мариции. — Великие победы ожидают нас впереди, сын Хотака. Я верю в твою удачу!

Поклонившись ещё раз, Голгрин поскакал прочь под неумолкающий рёв людоедов:

— Сарак х'кан!

Глаза Мариции гневно сузились:

— Похоже… я знаю, что означает эта фраза… «сарак х'кан»… — Она внимательно посмотрела на Нагрока. — Это значит… предводитель, лидер, не так ли?

Приземистый круглолицый людоед выглядел как самое невинное существо на всём Кринне.

— Да, сын Хотака, лидер… — Он резко и неприятно захихикал: — Или Кхан…

…Шахта начала рушиться неожиданно, хоть рабочие всё время и ожидали этого. Хозяева не считали нужным укреплять туннели, находившиеся под постоянным давлением, и рабам ничего не оставалось, как рыть и рыть глубже…

Таким образом, когда потолок обрушивался, большинство гибли сразу, но некоторые успевали выбраться. Крики умирающих и скрежет их костей, грохот десятков тонн камня и земли… Все это напоминало оставшимся в живых, что они следующие в этой страшной очереди.

Сахд всегда видел в этом лишь небрежность и злой умысел рабов… это означало немедленное наказание для всех.

Фарос не пробыл в лагере и трёх недель, когда шахта обрушилась в первый раз, но с тех пор, казалось, прошла уже целая жизнь. Они езде не пришли в себя после Вайрокса, где хотя бы соблюдалось некоторое подобие цивилизованных отношений. А это место до боли напоминало недавние пустыни родины, чёрные скалы и провалы шахт Вайрокса, где земля до сих пор источала жар и пепел.

Рядом текла, медленно извиваясь вдоль берегов лагеря, почти такая же речка, что и на Митасе. Это побудило многих минотавров окрестить её Слезами Аргона. Возможно, потерянный Бог действительно проливал слёзы по своим несчастным детям, а может, рабы просто жалели себя.

Заключённые быстро поняли, что рассчитывать на снисхождение у людоедов не придётся — Фарос каждый день видел жестокие казни или наказания друзей: один из них был закопан по плечи в землю рядом с мусорной ямой на юге лагеря, где должен был несколько дней переносить ужасные укусы сотен чёрных мух, почуявших беззащитную жертву.

За исключением ударов плети или пинков, первое время Фаросу удавалось избегать серьёзных наказаний и пристального внимания Сахда. Но в день, когда обрушилась шахта, он ощутил на себе пристальный взгляд старшего надсмотрщика, обещавший недоброе. А все потому, что Фаросу последнему удалось вырваться из разрушенной штольни. Грязный, полузадушенный, с окровавленными руками, он выкатился прямо под ноги прибывшего Сахда. Тот, повернув изуродованное лицо, искоса взглянул на слишком, по его мнению, удачливого минотавра. То немногое, что ещё оставалось от его губ, растянулось в ужасной гримасе, обнажившей жёлтые клыки.

— Л'хар! Гран Урсув Суурт! — скомандовал он.

Двое надсмотрщиков немедленно схватили оторопевшего Фароса и подтащили его, кашляющего, к своему начальнику, который внимательно осматривал остальных, покалеченных и умирающих. Чёрные волосы Сахда трепетали на сухом горячем ветру, когда он, подняв кнут-девятихвостку, шагнул к одному из них, приказывая подняться на ноги. Фаросу мучительно закрутили руки за спину, так что боль сводила с ума, но он видел, что у раба сломана одна нога и сильно распухла лодыжка другой.

После нескольких безуспешных попыток встать, во время которых людоеды смеялись и глумились над несчастным, Сахд указал на него и проревел:

— Гран Урсув Суурт и фафнирн!

Фарос так и не понял, что сказал начальник, но изувеченный рабочий, видимо, понимал людоедский, ибо, вытаращив глаза, начал извиваться всем телом, делая новую попытку подняться. С громким смехом Сахд пнул раба по больной лодыжке, заставив того взвыть от боли. Остальные стражи немедленно приказали рабам упасть на колени и понесли кричащего раненого к загону с мередрейками.

Только тогда Фарос понял, что означает на людоедском слово «фафнирн». Сахд внезапно резко обернулся и указал на него. Надсмотрщики легко подняли минотавра и потащили, несмотря на все его попытки вырваться. Они подтащили рабов к самому краю загона, где совсем рядом щёлкали огромные челюсти и блестели налитые кровью глаза рептилий. Сахд подошёл следом и вонзил пальцы в рваную рану на руке Фароса, так что тёмно-красные капли дождём полились в яму. Мередрейки внизу начали яростно биться — даже одной капли крови было достаточно, чтоб они впали в бешенство, готовые напасть на любого. Сахд мрачно хохотал, слизывая кровь с пальцев и позволяя мередрейкам как следует разогреться.