Одних я обучил резбье по дереву, других — сельскохозяйственному труду, третьих — мастерству стеклодува.
Я прочесал окрестные леса в поисках растений, которые можно было бы окультурить, и я продолжал экспериментировать с образцами рудных пород для получения других металлов. Теперь у нас есть медь, свинец и даже немного золота, и изыскательские работы продолжаются.
Я научил дикарей размышлять о природе вещей и выдвигать новые идеи.
С тех пор, как я утопил шамана, я постепенно свел на нет мистическое начало в их жизни. Теперь подрастающее поколение не испытывает необходимости в принуждении свыше; в основе их поступков лежит интерес. Многие из них далеко опередили меня в отдельных искусствах и ремеслах; они очень способные ученики. И я не удивлюсь, если кто-то из них откроет периодическую систему химических элементов, или создаст паровой двигатель, или научится делать лекарства.
—А если все же придет тиран?
—Любой тиран, появись он здесь, должен будет крепко подумать, прежде чем принимать непопулярные меры, — ответил Кейс. — Местный народец принял меня, потому что я принес им благо. Они так же эгоистичны, как и я. Я же создал прецедент. Следующему вождю придется с ним считаться» если он не хочет, чтобы его постигла участь шамана.
—Все, что ты говоришь, похоже, очень хорошо сработало практически, — сказал Честер, обводя глазами безмятежное селение в сгущающихся сумерках. — И все же я не могу избавиться от ощущения, что тебе следовало бы привить им больший идеализм. Представь себе, что в будущем для них настанут трудные времена? Что, если изменится климат, обрушится эпидемия или даже просто-лесной пожар?
—Я не думаю, что здесь помог бы показной идеализм. Насколько я понимаю, все эти попытки втиснуть людей в прокрустово ложе чьего бы то ни было Великого Плана Освобождения Человечества обычно кончаются тем, что палка истории ударяет обратным концом по освободителям. В этом селении у каждого есть свое место и дело, которое он хорошо делает. У нас каждый может ходить с высоко поднятой головой, будь он сапожник, охотник, шахтер, ткач, винодел или рыбак.
—А как с искусством? С этим диалектике— материалистическим подходом…
—У нас каждый танцует и каждый поет. Все умеют играть в спортивные игры, лепить из глины и рисовать. У одних это получается лучше, чем у других, но самое главное все могут это делать. В нашей общине художники все, а не кучка полу свихнувшихся избранных.
—Но вас, похоже, немного, — сказала Енэ, — по моим подсчетам, не более трехсот человек.
—Больше народу в одном месте —больше проблем: проблема санитарии, транспорта, шума, столкновений интересов. Земли у нас достаточно, и поэтому кроме этого селения в радиусе ста километров разбросаны еще двенадцать таких же селений, и в каждом из них живет не более 300 человек. Каждый из них волен иметь столько детей, сколько захочет, но если с рождением твоего ребенка численность жителей превышает три сотни, ты должен основать собственное поселение. Желающих предостаточно, любителей воды, например, охоты на неосвоенных территориях и так, далее. Между селениями идет оживленная торговля, поэтому мужчины берут, как правило, жен из других селений. Похоже, что такова уж человеческая природа — искать себе пару в чужих местах.
—Честер, здесь очень приятное место. Почему бы тебе не обосноваться не здесь и теперь позабыть обо всех этих издержках цивилизации?
Честер отрицательно покачал головой:
—Я начал с того, что попытался решить свои налоговые проблемы с помощью незаконных финансовых операций. А когда ты оказался в беде, я тебя, по сути, бросил.
—Но мы же договорились…
—Енэ пыталась помочь мне, но я и ее бросил —продолжал Честер. — Я пал почти на самое дно, когда мной занялся Куве. Вырвавшись из исследовательского центра, я поклялся начать новую жизнь. Я помог некоему Бэндону, я отомстил Девану за свои унижения. Затем мне повезло, и я нашел Енэ. Извини, Кейс. что я принес тебе столько проблем. Я стоил тебе тридцати лет жизни.
—Лучших тридцати лет моей жизни, Честер. И теперь мы квиты.
—Нет, у меня еще остается цирк, о котором я должен позаботиться.
—Совершенно верно. Честер. Если действительно тридцать лет пролетели только для меня, то еще не поздно что-нибудь спасти в нашем мире!
—А кроме того, надо позаботиться и об изобретении прадедушки. Он ведь угробил на него всю свою жизнь и завещал его мне. Только я могу его спасти. Ну, а кроме всего прочего, имеется еще кое-что.
Кейс поднялся на ноги:
—Ничего нет лучше настоящего. Честер. Давайте трогаться помаленьку.
Полчаса спустя Честер, Кейс, Енэ и гомонящая толпа селян вышли к поляне, на которой находился ковер с двумя парчовыми креслами.
—Кейс, полагаю, что тебе нужно произнести речь, назначить преемника, сделать несколько пророчеств, словом, все то, что обычно делают белые боги перед тем, как исчезнуть в небытие.
Кейс вздохнул:
—У меня здесь множество друзей, Честер, и мне очень не хочется их покидать. Но нет никакого смысла устраивать по этому поводу торжество. Тридцать лет я учил их жить и работать и не думаю, что указания вдогонку могли бы что-либо изменить.
—Тогда тронулись, Енэ, — сказал Честер, — но уж постарайся доставить нас туда, откуда мы начали путешествие — в пункт управления машиной в-дедушкином доме.
Енэ посмотрела на Честера как-то растерянно:
—Я в контакте с компьютером, — сказала она, — но…
—Что такое, Енэ?
—Мир. из которого мы начали путешествие, больше не существует.
14
—Мои смутные предположения теперь начинают подтверждаться, — размеренно проговорил Честер. — Твои деревушки с населением, не превышающим триста человек, и Триценниум, где я провел почти год, — не есть ли все это наш мир в его прошлом и некоем отдаленном будущем?
—Ничего не понимаю, Честер. Я давно оставил всякую надежду разобраться хоть в чем— либо, что касается этого проклятого компьютера.
—Но если это так, это может лишь означать, что мы имели и имеем дело с реальной действительностью. Мы просили компьютер показать нам сцены из прошлого самым доступным для человеческого наблюдения способом…
—Ты хочешь сказать, что дьявольская штука восприняла наше шутливое предложение всерьез и зашвырнула нас в реальное пространство и время?
Честер согласно кивнул:
—Боюсь, что мы пошутили над самими собой, Кейс. Компьютер оказался настоящей Машиной Времени. Когда мы физически оказались в прошлом, — продолжал Честер, — наше присутствие в нем трансформировало будущее. Я теперь припоминаю, что компьютер что-то говорил о связи между Триценниумом и домом прадедушки.
—А как же город с этими ужасными розовыми полицейскими, .Честер? — спросила Енэ. — Он очень напоминал что-то, правда, с вкраплениями устаревших деталей, которые могут объясняться, как я представляю, отсутствием мистера Малвихилла, что внесло определенный дисбаланс в привычную картину.
—Да, и потом Кейс все-таки находился здесь не так долго, по крайней мере, не настолько, чтобы изменить антураж до неузнаваемости.
—Так что я полагаю, что нам так и придется здесь остаться навечно.
—Давай-ка зададим компьютеру несколько вопросов. Итак, мы совершенно отрезаны от нашего мира, Енэ, и никогда не сможем туда вернуться?
—Широкий спектр энтропных потоков был нейтрализован факторами восьмого уровня сложности, вызванными внедрением мистера Малвихилла…
—Пусть так, — вклинился Кейс, — а как насчет виллы Честера?
—Она была низведена до статуса латентной псевдо-реальности.
—Почему же эта идиотская куча деталей сразу же не предупредила нас об этом?
—Не забывай, что это машина, — сказал Честер. — А любая машина начисто лишена инициативы. А сами мы и не спрашивали об этом.
—Да, но если дом исчез, то где тогда компьютер?
—Помещен во временную вакуоль…
—Послушай, Честер, — сказал Кейс. — У меня есть хитрое предложение. — Он повысил голос. — Компьютер, смог ли бы так… ну… показать нам, как выглядело жилище прадедушки, если оно когда-либо существовало.