— Думаю, что Винтерфельд с самого начала пытался разузнать истину об Атлантиде, — продолжал Траутман. — Может быть, именно поэтому ему и понадобился «Наутилус» — чтобы с его помощью разыскивать Атлантиду. Только представьте себе: техника Атлантиды в руках такого сумасшедшего, как Винтерфельд. — Траутмана передернуло от этой мысли. — Поэтому я и вернулся. Не важно, как мы это сделаем, и не важно, чего это будет стоить, но мы обязаны остановить сумасшедшего. Винтерфельд никогда не должен отыскать Атлантиду!

Сингх опустил бинокль, поморгал немного уставшими от напряжения глазами и снова надолго приник к окулярам, прежде чем передать прибор Траутману, стоявшему рядом на металлической палубе подлодки. Это был особенный, ни на что не похожий бинокль — как почти все вещи для повседневного пользования, находившиеся на борту «Наутилуса». Бинокль принадлежал прежним владельцам «Наутилуса». Огромный и. тяжелый, с блестящими медными винтами по бокам и стеклами, казавшимися совершенно не прозрачными, потому что были черными как сажа, он увеличивал гораздо лучше любого другого бинокля, когда-либо попадавшего в руки Майка. Даже лучше, чем длиннющий школьный телескоп, стоявший в его комнате в Андара-Хаус. И это был лишь ничтожный пример того, насколько технология атлантов опередила технологию людей начала двадцатого века.

Возникшие при виде бинокля мысли пронеслись в голове Майка, пока он стоял рядом с Траутманом и Сингхом и искал, что же они увидели за пустым горизонтом.

Прошло примерно три недели с тех пор, как путешественники покинули Олдерни и взяли курс на Атлантику. И радость от того, что они снова были на борту «Наутилуса», и волнения по поводу новых планов Винтерфельда как-то поблекли в повседневной рутине. А вначале все были взвинчены и взбудоражены более, чем обычно.

Теперь, когда ребята знали, что из себя представлял «Наутилус», они словно вновь открывали для себя корабль, и многое, что казалось им раньше непонятным и странным, предстало вдруг в новом свете. Поэтому они исследовали все с новой энергией — за исключением машинного зала, куда Траутман строжайше запретил заходить. Правда, Майк все равно отважился на беглый осмотр через приоткрытую дверь. Огромное, набитое непонятными механизмами помещение было заполнено жутким грохотом и странным золотым пульсирующим светом, который Майк — ему это и самому показалось бредом — почему-то ощущал всей своей кожей и потом весь день не мог избавиться от неприятного покалывания. Он твердо решил, что в будущем всегда будет слушаться Траутмана и не нарушать его запретов.

Что совсем не изменилось, так это страх, что Винтерфельду и в самом деле удастся отыскать Атлантиду. Двигатели «Наутилуса» работали на полную мощь, но Майку казалось, что они топчутся на месте. Он вообще-то никогда не отличался особым терпением, а при мысли, что им понадобится уйма времени, чтобы добраться до цели, Майк начинал тихонько сходить с ума. Ведь Винтерфельд, может быть, уже в эту самую минуту нашел то, что так долго искал. А шансы Винтерфельда еще никогда не были столь реальными.

Траутман такого рассказал о профессоре Арронаксе, что тот просто не выходил у них из головы. Все эти рассказы внушали ребятам благоговейный трепет перед талантом профессора.

Арронакс был одним из тех счастливчиков, кому довелось побывать на борту «Наутилуса». И это событие полностью изменило его жизнь. С тех самых пор он посвятил свою жизнь исследованиям морских глубин и, прежде всего поискам легендарной Атлантиды. Траутман рассказал, что профессор к настоящему моменту точно знал, где именно следует вести поиски, более того, он теперь обладал и средством, которое поможет ему достичь цели. Сконструированный по его чертежам батискаф позволял опускаться на глубину в сотни метров, превосходя любой другой механизм на свете. Соперничать с батискафом мог только «Наутилус».

— Да, это точно он, — сказал Траутман и опустил бинокль. — Никаких сомнений. Это «Леопольд».

Майк мгновенно собрался. Он с облегчением понял, что бесконечно тянувшееся время поисков закончилось. По спине пробежал холодок тревоги: что же им еще предстоит?

— Рядом корабль поменьше, — добавил Траутман. — Полагаю, что это судно Арронакса.

— Значит, все это правда, — мрачно подвел итог индус.

Траутман выжидающе молчал.

— Не понимаю, — вдруг сказал за их спинами Бен. Майк обернулся и увидел, что все до единого поднялись на палубу. — Вы же сами утверждали, что море в этом месте около шести тысяч метров глубиной.

— Да, примерно, — подтвердил Траутман.

— Ну вот, — обрадовался Бен, — на эту глубину никакому батискафу не спуститься.

— Все так, но они что-то усиленно сооружают рядом с кораблем, — сказал Траутман.

— А для чего у нас, собственно, торпеды на борту? — пробурчал Бен. — Если мы обстреляем ими «Леопольд», то от этой лодчонки только щепки останутся. И Винтерфельду поможем поскорее очутиться на дне моря — он так туда стремится! Обойдется и без батискафа!

Он ухмыльнулся, но оказался в одиночестве: никто почему-то не видел в ситуации ничего комичного. Майк бросил на него свирепый, взгляд. Бен всегда относился к немцам крайне подозрительно, но когда узнал о начале войны, то просто их возненавидел. Даже в виде шутки замечание Бена не казалось смешным, но Майк-то знал Бена как облупленного, чтобы понять абсолютную серьезность его слов.

— Ну да, а вместе с Винтерфельдом отправятся на тот свет и все остальные, да? — возмущенно выпалил Майк. — Даже если бы на борту «Леопольда» не было профессора Арронакса и его экспедиции, то и тогда бы это было преступлением.

— Ах, вот как? Ну и что же ты сам собираешься предпринять? Может быть, дружелюбно попросишь Винтерфельда отдать нам профессора вместе с батискафом? — с издевкой произнес Бен. — Я уверен, он тут же откликнется на твою просьбу.

— Прекратите, — резко приказал Траутман. — Перестаньте вести себя как несмышленые дети. — Он повернулся к Сингху: — Вероятно, лучше всего этот день выждать здесь. Как только стемнеет, мы постараемся незаметно приблизиться к «Леопольду» и прокрасться на борт. Если повезет, то мы сможем освободить Арронакса и членов его экспедиции до того, как Винтерфельд успеет заметить, что мы рядом. Крис, выключи, пожалуйста, автоматическое управление. Мы останемся здесь до наступления сумерек.

Крис бросился со всех ног выполнять поручение, а Майк спросил:

— А как же батискаф? Я имею в виду, что даже если нам удастся освободить профессора, то у Винтерфельда все равно останется батискаф.

— А какой от него прок Винтерфельду без Арронакса? — спросил Траутман. Он помолчал немного и добавил, покосившись на Бена: — В крайнем случае, мы можем повредить его. Конечно, это убьет профессора, но в качестве последнего выхода…

Приглушенный звук выстрела донесся до них через водное пространство как отдаленный раскат грома, едва слышный только-только на грани восприятия. И все же Траутман ошеломленно замолчал, обернулся и удивленными, широко раскрытыми глазами уставился на запад.

— Но это же… — пробормотал Траутман.

Он тут же сосредоточенно вслушался, а через секунду и Майку удалось расслышать нечто знакомое: очень тихий, тонкий свист, который стремительно приближался и становился громче. Ему уже приходилось слышать подобные звуки.

— Но как же так? — ахнул Траутман. — Германцы не могут видеть нас.

Возможно или нет, только все они очень хорошо знали, что означает стремительно приближавшийся свист. Не успели они прийти в себя, как снаряд с невероятным грохотом шлепнулся о поверхность воды. Водяной столб высотой с башню взметнулся вверх. Хотя недолет составлял около сотни метров, «Наутилус» закачался на волнах, резко ударивших в борт подлодки.

— Немцы стреляют в нас! — взорвался Бен. — Как это может быть? Они же не могут знать, что мы здесь!

Артиллеристы с военного судна ответили повторным отдаленным раскатом грома, а мальчики снова услышали знакомый звук приближающегося снаряда.

— Все в лодку! Мы погружаемся! — крикнул Траутман.