Лан пытался позвать меня в соседний городок, просто сменить обстановку. Он бы хотел, конечно, свозить меня куда-нибудь подальше, но у него не было денег. У него и на другой город особо денег не было, но он честно планировал подработаться там.

Я с ним ехать не хотела.

Никуда.

И не из-за него, а из-за себя. Мне ужасно хотелось побыть одной.

* * *

— Я знала, что ты вернешься, — сказала Юнани. — Заходи.

Добраться сюда в одиночку было непросто, я думала, что не дойду. Потеряюсь по дороге, провалюсь в какой-нибудь овраг, переломаю ноги или замерзну в снегу. Но я чувствовала, что должна это сделать. Мне нужно было дойти и поговорить.

— Я вам не помешаю? — осторожно спросила я.

— Ну что ты, я всегда рада гостям.

Деревушка вся занесена снегом, и море подступает к самым домам. С того раза, что я была тут, вода поднялась, залила берег, укрыла те мосты, на которых мы кормили кораблики. Но в целом, наверно, мало что изменилось. Лодки выходили в море, приносили немного, но для себя хватало. Здесь всегда жили бедно.

Юнани накормила меня ужином и в первый же вечер посадила вязать теплый шарф.

— Я же не умею…

— Ничего, — сказала она, — это совсем просто. Тебе нужно занять чем-то руки, это поможет разобраться в себе. Как перестанешь путать нитки, и петли пойдут ровные — значит дело идет на лад.

Она ни о чем не спрашивала меня, не пыталась узнать, зачем я пришла, и что меня тревожит, немного говорила сама, и все больше о простых бытовых мелочах, тихо и ненавязчиво. Я вдруг поняла, что напряжение уходит. Да, боль остается в сердце, но она уже давит так сильно, позволяя оглянуться и вздохнуть.

Я не хотела, чтобы та боль ушла окончательно. Не хотела забыть. Пусть это всегда будет со мной, чтобы не повторилось.

Сидела, пыталась вязать.

Я и тут оказалась скверной ученицей, у меня ничего не выходило. Деревенская шерсть колола руки. Я постоянно путалась в вязании, делала все не так, разок даже порвала.

— Ничего страшного, — говорила Юнани. — Всегда можно распустить и начать заново. Нужно лишь терпение.

— Жаль, что не все можно вернуть назад, — сказала я.

— Не все, — согласилась Юнани.

Я ждала продолжения, но продолжения не было.

Удивительно, но здесь я отдыхала. Не смотря на то, что делала много работы. Я помогала Юнани по дому, носила воду с речки, кормила кур и убирала за ними, помогала расчищать снег во дворе, стирала. Но то ли я в Бер-Сухте уже привыкла все делать сама, то ли просто физическая работа помогала отвлечься от темных мыслей, убежать от собственных проблем. Мне было хорошо здесь.

Мы кормили кораблики с берега. Мы смотрели вечерами на белые тени. Это было удивительно. Юнани разговаривала с ними. От Юнани исходили доброта и тепло, это невозможно было не почувствовать. В деревне все любили ее, помогали, как могли, и она сама помогала всем.

Но родилась она не здесь, а в Налар-Сухте. С самого детства любила море. Еще девочкой она приходила на набережную, на старый причал, и сидела там целыми днями. Некоторые смеялись тогда, считая ее сумасшедшей. Когда она начала прикармливать кораблики, смеяться перестали… начали бояться. И ненавидеть. Кораблики — это зло, говорили они, Юнани — ведьма. Ее не пускали в порт, гнали отовсюду, как-то даже пытались забить камнями, чуть не убили. А ей и пятнадцати еще не было.

Она не ведьма. Никаких способностей к магии у нее не было. Совсем. Сколько ни проверяли.

В какой-то момент даже родители отвернулись от нее, у них было еще пятеро и детей и они не могли рисковать. Ее не выгоняли открыто, просто дали понять…

Юнани спас соседский парень, Ленар, сын плотника. Он сам тогда был еще мальчишкой, даже младше меня, пожалуй. Они убежали из города вместе, их сильно помотало по стране. А потом началась война. Да, это было так давно, страшно давно. Ленар ушел в армию, погиб в первую же неделю. Юнани осталась одна. Без дома, без денег, без любимого. Не представляю, как она выжила, как справилась.

Я тоже рассказала Юнани о себе, о доме, об отце, о матери, о том, как я жила в Салотто. Рассказывать о прошлом легко. О детстве. Я сидела в деревянном кресле с вязаньем в руках, и рассказывала. Спицы мелькали… У меня начинало понемногу получаться. Я распускала, наверно, сотню раз, сотню раз начинала снова. Выходило криво и неровно, но ведь потихоньку выходило! Еще немного, и я научусь.

Казалось — если смогу, то все будет хорошо.

Страшно было думать, что придется вернуться назад.

В последний день появилась Джара.

— Я пришла поговорить, — сказала она с порога. — Мне нужна ваша помощь.

Юнани пригласила ее в дом.

Джара покосилась на меня, так, словно ей неловко говорить при посторонних. Я думала, она попросить меня выйти, но она не попросила.

— Я знаю, что вы помогаете людям, лечите даже самые тяжелые случаи, — сказала она. — Можете ли вы помочь человеку, у которого нет кожи?

Джара не любила ходить кругами, она все привыкла решать сразу, одним махом. Без предисловий.

— Это тот, что приходил сюда? — спросила Юнани.

— Да.

Юнани задумалась, долго качала головой, шевеля губами, словно говорила с кем-то. Потом налила нам ароматного чая с травами.

— Не знаю, — сказала она наконец. — Понимаешь, дочка, я никогда не могу сказать заранее, как оно получится, и получится ли вообще. Решает всегда море. Но это особый случай. Боюсь, море не примет его. Твой друг очень сильный маг. Маг Литьяте. Даже я вижу это.

Джара попыталась было возразить, но Юнани остановила.

— То, что он давно уже не с ними, ничего не значит. Некоторые связи нельзя полностью порвать, все равно остаются следы. К тому же, на нем уже лежит чужое заклятье, то, что поддерживает его жизнь. Пока это заклятие не снято — сделать ничего нельзя. Кораблики убьют его. Почуют запах чужой магии и убьют.

— Снять невозможно, — сказала Джара.

— Боюсь, я ничем не смогу помочь. Это не в моих силах, прости меня. Я могу лишь попросить о помощи, но даст ли помощи море, я не знаю. Последнее время оно так неспокойно.

— Море наступает… — Джара нахмурилась, задумалась, поджав губы. Пододвинула к себе кружку, обхватила пальцами, словно греясь.

— Да, — сказала Юнани. — Людская магия убивает море. Рыбы совсем не осталось, ничего не осталось. И море пытается сопротивляться, как может. И море, и земля… Если люди не остановятся — будет хуже.

— Но ведь можно же что-то сделать?

Юнани вдруг улыбнулась.

— Девочка моя, если ты любишь его, то все получится. Любовь — самое главное. Любовь — настоящая магия.

* * *

Я так и не решилась ничего Юнани рассказать. Не смогла. Сказать ей оказалось еще страшнее, чем инспектору, который мог отправить меня под трибунал. Наказания я не боялась. Наверно, больше всего я боялась сочувствия. Не могла себе это позволить. Простить нельзя, можно только смириться. И попытаться исправить… попытаться искупить, помочь кому-то еще, по-настоящему помочь. Сделать все, что в моих силах. На этот раз — сделать. До конца. И, может быть, когда добро перевесит зло, мне станет легче.

Может быть…

Мы ушли на рассвете.

Глава 4

— Что это значит?!

Ил-Танка выложил на стол какую-то бумажку. Я уже приготовилась пугаться и прятаться, но, оказалось, это не имеет никакого отношения ко мне.

Нас собрали в большой лекционной, все три курса. Был даже Лан, хотя на обычные занятия он больше не ходил.

Ил-Танка смотрел только на Джару.

И это ее ничуть не смущало.

— Ты же видишь, — холодно сказала она.

— Мисс Хе-Каи, разве не вы сами подавали документы в Литьяте прошлой весной?

Ил-Танка был подчеркнуто официален.

— Подавала, но теперь передумала.

— Вы понимаете, что второго шанса вам может не представиться?